Фань умудрился почуять во сне, что ужин готов, и проснуться аккурат к сроку. Подходил к костру, сонно потирая кулачками глаза. Потом и вовсе безмятежно приткнулся под бок к Каю и устремил на Кёнсу проникновенный взгляд бесконечно голодного ребенка. Кёнсу только вздохнул, щедро плеснул в миску наваристой похлебки и сунул Фаню в руки. Вскоре все трое весело стучали деревянными ложками, расправляясь с едой. После Кёнсу с Фанем мыли котелок и миски, а позднее собирали подсохшую одежду.
Уложив Фаня спать, Кёнсу вернулся к костру, где и застал Кая с книгой в руках. Кай вытянулся на песке поближе к яркому пламени. Как раз перевернул страницу, позволив Кёнсу различить ровные строки печатного текста. Нарушить тишину Кёнсу не рискнул, но постарался бесшумно подобраться ближе к Каю, чтобы тоже увидеть, что же написано на желтоватых страницах.
— Твен. Янки при дворе короля Артура, — будто невзначай обронил Кай, не повернув головы в сторону Кёнсу. — Читал?
— Нет. Я ни разу не держал в руках настоящую книгу. Ну… еще с тех времен… Болтали, что их не осталось совсем.
— Остались. Надо просто места знать. Подбирайся ближе. Я могу начать сначала, но листать будешь ты. Идет?
Кай как будто издевался. Кёнсу ради возможности прочесть настоящую книгу готов был умереть трижды, если не больше. Он даже без сомнений и колебаний прижался к горячему боку Кая. Позволил бы с собой что угодно делать, лишь бы потрогать настоящую книгу хоть кончиком пальца.
Согревшись близостью Кая, Кёнсу окончательно расслабился и с головой окунулся в историю, что продолжала жить на страницах. Мир, которому эта книга принадлежала, давно умер, но история осталась, и Кёнсу считал это подлинным чудом. Магией консервации времени. Бесконечной дорогой, у которой даже последней черты не существовало.
Солнце давно скрылось с глаз, а над озером тонкой дымкой стелился туман. Они читали вместе книгу до тех пор, пока ночную тишину не разбили рычащие звуки, что прокатывались от берегов до островка и обратно. Кёнсу невольно прижался к Каю теснее и обеспокоенно вскинул голову.
— Скоро стихнет. Иногда они дерутся между собой, — негромко произнес Кай и едва не коснулся губами уха Кёнсу. Это недоприкосновение живо напомнило Кёнсу обо всем, что творилось днем на берегу. До жара и изводящего легкого жжения в животе. — Я знаю хороший способ борьбы с этим шумом.
Кёнсу не пытался сделать вид, что не понял откровенного намека. Он промолчал, когда Кай спрятал книгу в простую сумку из плотной кожи. Промолчал и тогда, когда Кай потянул его за одежду, чтобы снять ее. Так же молча помог Каю раздеться и послушно улегся на спину поверх кое-как расстеленной на песке накидки.
Кёнсу видел, как в Белых Шахтах сосед-Старший брал наложника. Он всегда делал это сзади, со спины. Кай почему-то Кёнсу не переворачивал, но раз не переворачивал… Кёнсу решил положиться на Кая — ему виднее.
Было щекотно, потому что Кай зачем-то решил обнюхать Кёнсу, потерся носом за ухом, выдохнул в шею и почти невесомо провел губами от кадыка до подбородка. Затаив дыхание, Кёнсу распластался под Каем, умирая всякий раз, как они соприкасались телами. Кожа Кая казалась Кёнсу раскаленной. Еще безумно хотелось прижать ладони к груди Кая, но Кёнсу запрещал себе это. Из-за стеснения у него вообще любые движения получались неловкими или неприличными.
Кай сам поймал его за руку и притянул к центру груди. Кёнсу смелее прижал ладонь, ощущая под кожей твердость. Прикрыв глаза, послушно раздвинул ноги и вздрогнул, едва горячая рука Кая так знакомо легла на ягодицу. Кай мял упругую округлость пальцами, непрерывно касаясь при этом губами губ Кёнсу. Затягивал в длительный поцелуй и настойчиво сдвигал руку, чтобы пробраться пальцами меж ягодиц. Кёнсу часто выдыхал и вновь затихал, пытаясь поймать проворный язык Кая у себя во рту, невольно отвлекался, но потом дрожал — Кай мягко нажимал кончиками пальцев меж ягодиц, оглаживал, снова нажимал и заставлял отвлекаться на поцелуй.
Кёнсу приглушенно стонал, едва Кай вновь начинал мять его ягодицы, сжимать пальцами, легонько впиваясь ногтями. Стоны таяли в поцелуях, и Кай опять нажимал пальцами, тер чувствительную кожу под копчиком. После он тянулся к сброшенной одежде, копался в ней недолго, снова трогал Кёнсу и проводил меж ягодиц уже влажными пальцами. Раз за разом это становилось все мучительнее, пока Кёнсу не потужился инстинктивно. Всхлипнул от неожиданности, почувствовав, как в него проскользнул палец. Кай все равно не унялся на этом и продолжил неумолимо двигать пальцем внутри, неспешно тереть и массировать, обрушивая на Кёнсу новые волны тепла, что как будто зарождалось в центре живота. Кёнсу постепенно поддавался этим волнам, старался сам двигаться навстречу и разводить ноги шире. Так напрягал ступни, что их время от времени сводило от перетруженности.
Кай свободной рукой оглаживал Кёнсу везде, крепко сжимал и притягивал ближе. Кёнсу чувствовал его руку у себя между ног, но не представлял, одним пальцем Кай толкается в него или несколькими — это уже не имело значения. Прямо сейчас хотелось только, чтобы Кай не останавливался, а ускорялся. Но вот черта с два.
Кёнсу с возмущением закусил губу и тихо застонал, поскольку Кай убрал пальцы и вновь принялся мять ягодицы ладонями, заставляя заодно вскинуть бедра еще немного выше. Он прижимался к Кёнсу все теснее, терся членом, пачкая смазкой кожу, пока наконец не приставил влажную головку к подготовленному отверстию. Кёнсу вцепился пальцами в ткань под собой и задохнулся, ясно ощутив контраст. Член Кая казался настолько горячим, что Кёнсу сам качнул бедрами, чтобы насадиться. С уверенностью, что разогретые касанием члена края податливо раскроются под напором.
Кёнсу хватал воздух широко раскрытым ртом, дергал за складки ткани под собой и пытался прочувствовать сполна крепкий ствол в себе. Как будто Кай занял внутри Кёнсу все свободное место, поместил себя в Кёнсу, ощутимо растянул собой и запечатал. Касание ладонью к шее заставило Кёнсу задрожать и осознать свое тело полностью заново: жар в животе, бешено колотящееся сердце, хриплое и сбитое дыхание, возмутительно ноющие соски, которыми до безумия хотелось потереться о Кая, непроизвольно сжатые кулаки… Еще и ноги тряслись от напряжения, пока Кёнсу не обхватил ими Кая, притянул еще ближе к себе, буквально втолкнул в себя сильнее, до конца. Все эти непривычные и новые чувства одновременно раздражали и пьянили. Кёнсу было неудобно, но отпустить Кая не получалось.
Треск веток в костре смешивался с тяжелым дыханием, пока они едва-едва касались губ друг друга и не двигались. Потом Кай резко выдохнул, напористо поцеловал и немного отпрянул, чтобы стремительно вернуться и наполнить Кёнсу вновь членом и ворохом эмоций, в которых Кёнсу терялся и забывался.
Больше Кай не сдерживался и двигался мощно и быстро, со звонкими шлепками ударяя узкими бедрами по ягодицам Кёнсу. Раз за разом пронизывал собой, раскрывал собой Кёнсу полностью, вдавливал на сильных толчках в мягкий песок, что шуршал под тканью, пальцами тянул за волосы, и Кёнсу запрокидывал голову, подставляя горло под жгучие поцелуи и укусы, гортанно стонал, обрывая звуки, глотая их, задыхаясь. Под ресницами растекалась влага, и Кёнсу все крепче сжимал Кая ногами, раскачивался всем телом, следуя за толчками. Выпустив складки ткани, он торопливо и беспорядочно хватался за плечи Кая, пытался обнимать и вжимать в себя. Пальцами путался в отросших волосах, подставлял губы, хрипло выстанывал имя, умолкал на поцелуях и несдержанно вскидывался, насаживаясь на член с отчаянной решимостью.
У Кёнсу перед глазами заплясали цветные пятна, и он всерьез собрался воспарить, но Кай, будто только этого и ждал, задвигался плавно и убийственно неспешно. Выходил из Кёнсу полностью, мучил томительным ожиданием, потом еще медленнее вдвигал член, растягивая раздраженные и согретые трением края. Иногда трогал пальцами меж ягодиц и просовывал их внутрь, гладил и заставлял почувствовать разницу, сводившую с ума.
