– Пришел Илья Милин, житель этого мира, двадцати шести лет, в котором проснулся дар.
– Зачем пришел?.. – произнес тот же шепот.
– Он пришел в поисках учителя, – тем же ровным, негромким голосом ответил мой спутник.
– С кем пришел?.. – шепот звучал тускло без интонаций, но в нем чувствовались сила и угроза.
– С посвященным магом общей магии, – немедленно ответил Антип, и я с уважением покосился на него. Его высокая фигура слегка светилась в полумраке неярким зеленоватым сиянием.
– Как пришел?..
– Путем Железа, Огня и Книги.
В зале повисло напряженное молчание, а потом шепот повторил:
– Как пришел?.. – и мне показалось, что в бесстрастном, бестелесном дуновении послышались человеческая заинтересованность и удивление.
Но голос Антипа прозвучал по-прежнему негромко и сухо:
– Путем Железа, Огня и Книги.
– С чем пришел?.. – продолжился странный допрос.
– С открытой душой и чистыми руками.
– Пусть говорит…
При этих словах мне в лицо пахнуло холодом и сыростью. Я не знал, что говорить, но понимал, что молчать нельзя. И слова сами начали падать с моего языка.
– Я пришел просить дать мне в учителя посвященного мага общей магии, которого я знаю под именем деда Антипа, чтобы он помог мне понять и принять мой дар.
– Что может твой дар?.. – теперь шепот явно обращался ко мне.
– Не знаю… – а что еще я мог ответить?
– Куда смотрит твой дар?..
– Не знаю, – снова повторил я.
– Во что верит твой дар?..
– Не знаю, – в третий раз произнес я. И мне стало стыдно. Я понял, что последние три вопроса и были заданы с одной целью – чтобы я понял, что ничего не знаю.
– Ты готов по своей воле принять посвящение?..
Вот по-настоящему дельный вопрос, с неожиданной яростью подумал я. Зачем бы еще я стал тащиться такую даль?
– Готов! – громко раскатился мой ответ.
– Стань на одно колено и подними левую руку ладонью к нам.
Я опустился на одно колено и почувствовал под ним мягкую упругость ковра. Затем поднял ладонь кверху, и она утонула в сгустившемся мраке.
– Посвящаю тебя… – над крайним правым креслом взметнулась кверху рука.
– …Илья Милин… – над крайним левым креслом медленно, словно неохотно, также поднялась рука.
– …Открывший в себе дар… – справа поднялась еще одна рука.
– …И пришедший сюда… – слева также поднялась еще одна рука.
– …В поисках учителя… – справа поднялась третья рука.
– …Способного просветить твой дар… – вверх поднялась шестая рука.
– …В ученики чародея!
Шепот смолк, и над центральным креслом также показалась поднятая рука.
В зале тишина. И густой полумрак, только черные свечи поднятых рук.
Молчание длилось. Все происходящее начало терять свою мистическую серьезность. Я вдруг почувствовал себя главной фигурой какого-то дурацкого розыгрыша.
И в это мгновение из мерцавших за креслами огоньков к поднятым ладоням потянулись тонкие, словно спицы, ослепительные жгуты света. Отразившись от черных зеркал ладоней, они сошлись над центральным креслом, и оттуда, с высоко поднятой руки, во мрак зала ударил тугой переливающийся лазерный луч. Не растеряв ни одного кванта света, он пронзил разделяющее нас темное пространство и коснулся моей поднятой ладони. Казалось, семь раскаленных игл вонзились в незащищенную кожу руки, пробивая ее и растекаясь по всему телу огненными ручейками.
Я до крови закусил губу, чтобы не закричать, из моих глаз сами собой покатились слезы, но я не опустил руки, продолжая ловить онемевшей ладонью яркий переливающийся свет. И только когда луч, дрогнув, погас, я уронил ладонь и, покачнувшись, рухнул боком в густой, бархатистый ворс ковра.
И мрак опустился надо мной…
Когда я открыл глаза, я увидел, что лежу в своей постели, в ногах у меня, на краю кровати, сидит Егорыч и болтает своими коротенькими ножками. Рядом с моей головой на подушке разлегся, тихо мурлыкая, Ванька. В окно светило раннее утреннее солнце. В комнате царила умиротворенная отдохнувшая тишина. Только слабая пульсирующая боль в крепко сжатом, левом кулаке напоминала о том, что произошло ночью. Я поднял руку и обнаружил, что сжатый кулак замотан чистой белой тряпицей.
– Во, уже проснулся… – тихо заворчал домовой, спрыгивая на пол и топая ко мне.
Я размотал тряпочку и с трудом разжал кулак. На розовой коже ладони, перечеркнутой линиями моей судьбы, ярко пылали семь зеленых точек, располагаясь в форме ковша Большой Медведицы. Я тупо глядел на свою ладонь, пока эти звездочки не начали тускнеть и наконец совершенно не исчезли. Хотя я знал, что они не исчезли. Я знал, что достаточно крепко сжать кулак и резко его разжать, и они снова на несколько секунд засияют своим магическим светом. Теперь это мой знак – знак Ученика.
Я посмотрел на Егорыча и прошептал:
– Слушай, будь другом, принеси телефон, я так не хочу вставать…
– Вот и не вставай… вот и не вставай… – засуетился домовой, шмыгнул за дверь, тут же появился с аппаратом и принялся, пыхтя, вставлять телефонную вилку в дополнительную розетку возле кровати. Я набрал номер и почти сразу услышал ее взволнованный голос:
– Да?..
– Это я…
– Это ты!.. – и облегченно: – Все нормально?..
– Нет, все ненормально…
И вновь встревоженно:
– Что-то случилось?..
– Случилось то, что я слишком давно тебя не видел…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ИСТОРИИКода
В далеком, прекрасном, голубом и зеленом мире жили обычные люди. Они рождались и умирали, работали и веселились, любили и ненавидели. Они жили. Но вот однажды над городами и пашнями этого мира пролился странный дождь. Его струи вонзались в землю словно стальные иглы, а капли, повисшие на ветках, сверкали, как осколки бриллиантов. И этот дождь не принимала в себя даже самая сухая земля. Лужи после него растекались, ртутно поблескивая, и испарялись под солнцем, пачкая воздух чудным синим дымком.
А потом началась ВОЙНА. И с тех пор ВОЙНА шла, и шла, и шла. Уже никто не помнил, из-за чего и между кем она началась. Воевали все против всех и каждый против каждого. Государи и президенты объявляли войну соседним странам или начинали такую войну без объявления. Лорды и вельможи вызывали на поединок соседей или нападали на их замки и селения исподтишка. Города, собрав воинственное ополчение, шли разорять соседей, оставив сидеть в глухой обороне за затворенными воротами женщин и детей.
По миру в дыму и крови, по развалинам и трупам, опьяняя головы и туманя разум, шагала ВОЙНА. Иногда ВОЙНА стихала, словно исчерпав свои силы, а люди, опомнившись, пробовали вернуться к мирному труду. Но с серого неба вновь падал блистающий дождь, а на другой день он вновь уходил к небесам синим дымом. И тогда, вчера еще мирные крестьяне, растившие зерно и животных, моловшие муку и сбивавшие масло, снова брались за вилы и косы, обращая их в оружие, и выходили толпой на дорогу, ведущую в бой. Не важно с кем, не важно во имя чего, важно – в бой. О том, что никто из них не вернется в отчий дом, они не задумывались. На то и ВОЙНА. А на следующий день, или через день, или через неделю в их дома приходили другие мужчины с вилами и косами, обращенными в оружие, и лилась кровь, и умирали женщины и дети, не понимая, почему их убивают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
