Для начала прижать убийцу Гретхен.
Второй раз Эверсу-Житнову, клерку с лицом космолетчика, меня не обвести вокруг пальца. Такси уже повернуло в нужный квартал, и я коротко объяснил андроидам задачу, чтобы не устраивать цирка перед комиссаром. Второй остался у дома, Первый поднялся со мной.
— Ваша охрана? — спросил Ситтон буднично. И попросил полицейских снять с андроида номер и включить в список неорганических лиц, допущенных на место преступления. Первый тотчас присоединился к группе людей и андроидов, повторно обшаривавших миллиметр за миллиметром квартиру Гретхен. Судя по лицу комиссара, ничего стоящего они пока не нашли.
— Он жил здесь с ней, — хмуро пробормотал Ситтон, — наследил везде. Думаю, поэтому он и не стер отпечатки с клавиатуры. Был уверен, что вечером Гретхен придет домой и сядет работать. Скорее всего, не первая это для него попытка взлома. Домашний компьютер Эрн не подключен ни к одной сети. Так что удаленно влезть в него шансов не было. Вот и приходилось заглядывать, когда она отлучалась. Матвей Петрович прислал пару своих ребят — они нашли более двадцати затертых следов его присутствия в записях Сэл. Только доказать, что это был именно Эверс, мы не можем. Кстати, Носферату Александрович, совсем забыл передать вам еще кое-что от наших медэкспертов. Наши правила запрещают пересылку результатов криминалистических экспертиз, так что придется по старинке, с листочка.
Комиссар протянул мне несколько распечаток. Сэл все еще была мертва, вечерело, и света в комнате оставалось все меньше. Ребята из группы уже включили фонарики, а андроиды выкрутили на максимум чувствительность глаз. Я подошел к окну и начал читать.
Предположения подтвердились — причиной смерти стал перелом основания черепа, вызванный ударом тонким неострым предметом. В ране обнаружены частицы стекла и пыльца Papilio aequoreus nocturnalis из семейства лилейных.
— Послушайте, комиссар, — обернулся я к Ситтону, — а этот папилио что-то там, как он выглядит? Может, что-то редкое?
Комиссар усмехнулся:
— Видели желтую пыльцу на улицах? Весь город цветет, спасенья нет. Так вот это она и есть, папилио эквореус ноктурналис, «морская ночная бабочка». Ее все просто «бабочкой» зовут. На больших землях не так плохо, у них кунихоры эту «бабочку» хоть немного выжирают, особенно в период яйцеклада. А у нас и на седьмом материке, в Говерси и Элльде, вообще спасения нет. Так что эта информация нам не поможет.
Я снова оглядел квартиру Греты:
— Но у нее-то как раз этой «бабочки» нет. Гретхен любила деревья. Она не потерпела бы в своем доме цветущее растение, тем более такое, от которого все в пыльце.
— Значит, пыльца была на убийце, — отозвался комиссар, — но от этого нам не легче. Сейчас любого из нас щеткой обмети — горсть желтой пыльцы наберется. Это доказывает лишь, что убийца в тот день шел по улице.
Я снова задумался, глядя в окно на занесенный золотой пыльцой двор. Вдруг в доме напротив в одном из окон вспыхнул свет, тотчас погас, но я успел заметить штатив с небольшой камерой и человека, который подглядывал за нами. Моя реакция была почти мгновенной. Я тотчас вызвал оставшегося у двери Второго и сообщил ему координаты перехвата. Сам бросился к двери, едва не снес удивленного Ситтона. Первый последовал за мной.
Когда я, задыхаясь от бега, добрался до двери нужного дома, Второй уже выходил из подъезда, ведя за ворот тщедушного человечка в спортивном костюме. Шпион-любитель был бледен и мелко трясся. Следом из дома выскочила бищина в халате и бигуди, дородная, как все грианки ее пола, и крикливая, как все бабы.
— Забирают сиротку! — заголосила она, и «апостроф» защелкал, переводя с чигги ее истерические причитания. — Папы и жены нет, одна бима осталась. И ведь за что? Ничего плохого мальчик не делал! Если бы я, старая дура, свет не включила, вы и не увидели бы ничего.
Я успокоил ее и заверил, что «мальчик», может статься, делал плохое не впустую, а на благо следствия. И вреда ему никто не причинит, особенно если у «мальчика» окажется запись вчерашнего вечера.
Трясущийся молодой человек перестал дрожать и заверил, что есть. И вообще, он готов предоставить восемь месяцев записей квартиры госпожи Эрн, а также госпожи Видер и близнецов Молл. При упоминании близняшек глаза его загорелись, из чего я сделал вывод, что Грета не давала ему столь интересного материала, как две сестрички, не считавшие нужным закрывать шторы.
Комиссар подоспел как раз вовремя: он получил нужные диски и передал «сиротку» местному полицейскому. Хотя склонность юноши подглядывать за соседками и принесла нам несомненную пользу, парню все равно светило сорок суток и пренеприятнейшая отметка в регистрационной карте. Марь Ванна решено было не докладывать. Секретного бедняга не снял: «рабочий угол» Гретхен находился в особой зоне, которая не просматривалась из окна, но если служба безопасности узнает о существовании подобного материала, нам не дадут даже взглянуть на диски, а если попытаемся — почистят память. Я припомнил, как тошнило после прошлой чистки, связанной с делом саломарца, и не жаждал повторения.
Совершенно растерянная бищина позволила нам посмотреть запись на компьютере ее сына.
Комиссар лучился торжеством. Он настолько расчувствовался, что похлопал меня по плечу, хваля за сообразительность и оперативность. Конечно, умник Эверс поспешил закрыть шторы, как только разулся. Но у нас теперь было подтверждение того, что он находился в квартире Гретхен именно в то время, когда ее убили. Эксперты установили время с точностью до получаса. Эти полчаса, плюс десять минут в обе стороны, Энди Житнов был в ее квартире. Потом свет погас. И зажегся только через двадцать минут — когда приехал Матвей Петрович со своими сотрудниками.
До этого комиссар досматривать уже не стал. Он тотчас принялся звонить своему начальству и добывать ордер на обыск кабинета и холостяцкой квартиры Эверса, а также выяснять, насколько прочна его неприкосновенность как аудитора. Я вполуха слушал его и смотрел на монитор, где в ускоренном в четыре раза темпе разыгрывалась в теневом театре зашторенного окна сцена смерти Сэл. Вот за занавеской снова вспыхнул свет. Мелькнул чей-то силуэт. Десять, двадцать минут. Несколько теней пришли в движение. Одна из них, видимо, остановилась посреди комнаты, еще пару раз кто-то мелькнул, и свет погас. Ребята Матвея Петровича вырубили систему умной квартиры.
— Как думаешь, что это? — Я вздрогнул, когда Анна перегнулась через мое плечо и указала на неподвижную тень. Все никак не могу привыкнуть к тому, как тихо она ходит. Может, я и услышал бы шаги, если бы Ситтон, уже приходящий в ярость от того, как трудно, оказывается, добиться разрешения надеть наручники на представителя другой планеты, не орал так в трубку местного телефона. Оставалось надеяться, что он не включал режим видеофона, иначе его собеседник наблюдал сейчас на экране не самую аппетитную картинку. Связь по местному порой была настолько скверной, что я посочувствовал ему и уже хотел предложить свой коммуникатор, но комиссар был так возбужден, что я не решился приближаться к нему, чтобы не попасть под горячую руку. Он вполне мог не просто позвонить с моего кома, но и конфисковать мой чудо-телефончик от Гриши Комарова до конца следствия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
