— Да помолчи немного, — устало выдохнул Сашка. — И вообще, я сейчас пойду, не старайся.
Светка, оставив полотенце на голове, отступила на два шага, всплеснула руками.
— Ах, какие мы нежные, ах, какие чувствительные! С потолка свалился, да?! Ты чего взъелся, что за причина?! Дурак ты и неврастеник!
Светка отвернулась, затопталась на месте, не зная, то ли уйти из комнаты, то ли снова приняться за роль терпеливой медсестры. А Сашка как-то резко порастерял весь пыл. Мужичонка в ватнике, плюгавый и малосимпатичный, не вязался в его представлениях с образом коварного соперника, Светкиного тайного возлюбленного — это стало постепенно доходить до Сашки. И он раскис. Голова заболела еще сильнее, задергало остро и обжигающе. Он боялся поднять руку и пощупать затылок — а вдруг там дырка величиною с блюдце?
Но разве в дыре дело?! Он вспоминал этого мужичонку и ему казалось, что совсем недавно он его видал гдето. У подъезда? Нет. По дороге? Да нет, вроде. Скорее всего, у магазина, в толчее винной очереди? Нет! Не было там такого! Да и какая разница, где он видал этого мозгляка, какое это имело значение!
В Сашкиной голове вдруг прозвучали непонятные слова: "Ты и сам выберешь направление!" Какое направление? Куда? У него сейчас не об направлениях каких-то дурацких башка должна болеть! Его дело, ежели он настоящий мужик, придушить сейчас этого хмыря собственными руками, прямо здесь и придушить! Злость нарастала в Сашкиной груди. И он уже вскочил было на ноги. Он бы еще мог догнать этого прохиндея, запросто мог! Ведь тот все еще вопил с лестницы, все еще перекатывало эхом: "мать-перемать! мать-перемать!"
Уже вскочил почти… Но что-то в голове дернулось. И опять прозвучало про какие-то направления… И хватило мгновения, всего лишь мгновения, чтобы от сердца отлегло. И не то, чтоб совсем отлегло, а лишь чуточку, на малость малую. Но этой малой малости и хватило.
Сашка не встал.
Он лишь уперся руками в виски, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Винные пары еще гуляли в головушке, туманили мозг. Но ни блажи, ни дури в нем почти не оставалось, так, немного, на чайную ложку. Перекипел, перегорел Сашка. А вместе с ним перегорело и улетучилось и все им выглушенное в один присест у магазинчика за углом. Улетучились и голоса, вещавшие про направления и какой-то выбор. Сашка тут же и забыл про них.
Молчание становилось тягостным. Каждый ждал начала разговора от другого. Сашка все-таки ощупал голову и, конечно, никакой дыры там не обнаружил, не было даже шишки. Но откуда же такая боль? Он смотрел Светке в спину и ничего ровным счетом не понимал. Та не выдержала.
— Ну чего ты всегда шум поднимаешь, — сказала она, присаживаясь рядом, — думаешь, очень приятно, да? Ну приходил слесарь, замок вставлял, ну что тут такого? Тебя ведь не допросишься! И откуда в тебе вообще эта дурь дикая, с приветом, что ли?!
Сашка молчал и соображал про слесаря, вроде бы концы с концами сходились. Но…
— Он проверял, зашел внутрь, закрыл на три оборота — вот и все! Сам закрылся и орет! Думает, это я чего-то тут, а я пробовала открыть, не выходит. А он еще изнутри грозится, говорит, дверь разломаю к чертовой матери, понимаешь! Я ему говорю: я тебе разломаю! Ты ее, что ли, делал, чтоб ломать! Еще слесарь, называется! А открыть — ну никак не может…
Сашка встал и прошел на кухню. Выпил воды прямо из носика чайника. Светка оставалась в комнате.
— И чего это с тобой всегда такая несуразица происходит? — крикнул он с кухни, чувствуя, что отходит душою. — И чего это ты такая непутевая?! — с ехидцей, но доброжелательно, говорил он, сводя все к шутке.
— Ты зато путевый! — донеслось из комнаты. — Такой путевый, что дальше некуда!
Сашка поплелся в комнату. Но по дороге, в прихожей, остановился. Из-за открытой двери высовывалась небритая рожа слесаря.
— Вот что, хозяин, — проговорил слесарь прежним баском, но с иными интонациями, — ты это, трояк за работу давай гони.
— Чего? — искренне удивился Сашка.
— Чего-чего, все путем, замочек врезал, так что за работу троячок гони! Коли чего поломал сам, так это твое дело. Давай, трояк гони, хозяин, а потом, если хошь, я тебе и замочек заново врежу и дверцу подправлю…
Сашка не выдержал.
— А ну, вали отсюда! — он вытолкнул мужика за дверь. Чтоб я тебя не видел больше! — и щелкнул входным замком.
С лестницы пробилась сквозь древесину и дермантин с поролоном такая матерщина, что Сашка резко распахнул дверь, вышел на порог.
Небритый пижон в шляпе сориентировался тут же, замолк.
— Все, хозяин, лады, — пробурчал он примиряюще и улыбнулся. — Давай рупь, и дело с концом!
Сашка понял, что дальнейшей борьбы он не выдержит, таких наглецов надо было поискать. Он полез в карман — самой мелкой из купюр была трешка.
— Держи!
Слесарь воровато заозирался по сторонам, сгорбился.
— Сдачи нету, — сказал он шепотом.
— Да иди ты уже! — Сашка переступил порог.
Вернувшись в комнату, он спросил:
— Ты заплатила ему?
Светка кивнула, встала с дивана, подошла ближе и обняла Сашку за плечи.
— А ты думаешь — по двум квитанциям каким-то замусоленным, четыре сорок… Я ему пятерку дала, да бог с ним!
— Ну и дурочка ты все же, — ласково проговорил Сашка, прижимая ее к себе. Чуть позже добавил на ухо: — А впрочем, бесплатных развлечений не бывает. — Ему было так хорошо и уютно с ней, что о цели своего сегодняшнего визита, как и об утренней необычайной решительности, он уже и не помнил.
Контакт
Звяк Бряк, как и подобает старому космическому волку, избороздившему Галактику вдоль и поперек, был немногословен.
— Корабль к посадке, — проговорил он тускло и буднично, обращаясь к экипажу разведывательного космического судна, командором которого был с незапамятных времен.
Он помнил первых исследователей, прилетевших к Голубой планете. Они пришли сюда вместе, распознав в дремлющем мире колыбель будущего Разума. Они были молоды и полны надежд. Голубая была утром их долгой жизни. Но старые друзья уходили к новым мирам, и им самим приходили другие. Приходили… и уходили и лишь Бряк оставался бессменной нянькой у этой, ставшей ему родной колыбели. Он ждал.
С тех юношеских лет командора прошла почти вечность — Голубая совершила не одну тысячу оборотов вокруг Желтой звезды. И, казалось, ничего не разгаданного не осталось для древней и могучей цивилизации, представителями которой были Звяк Бряк и члены экипажа его судна. Командор был свидетелем зарождения первых ростков цивилизации на планете, их расцвета, упадка и гибели, и возникновения новых, впитавших в себя многое из наследства предыдущих, многое, почти все, но не желавших принять только одного от предшественников — их горького опыта. Память хранила и сокрушительные стихийные бедствия, и не менее сокрушительные войны, и появление несущих всему живому гибель городов-гигантов, разрастающейся плесенью пожиравших поверхность планеты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
