– Понимаю, зай… Увы, я не могу сказать, что это быстро пройдет. Но пройдет, Ю. Обязательно, – на последнем слове звучит так уверенно, что игнорировать просто нельзя. И мне снова легче дышать. Он здесь. Он рядом. Мы будем вместе всегда. – А сейчас… Я могу посидеть рядом, пока ты помоешься.
– Что? – пищу высоким тоном, просто потому что не владею голосом.
– Клянусь не смотреть.
62
Это мысли, над которыми я не властен, зай.
© Ян Нечаев Пока Ю раздевается, мои слух, обоняние и все восприятие в целом обостряются настолько, что кажется, будто серьезно вырываюсь за привычные человеческие нормы. Стоя к ней спиной и тупо пялясь в деревянное полотно двери, точно знаю, какую часть одежды она снимает.
Мать вашу…
Я весьма четко представляю, как Ю передвигается, как рассыпаются при этом ее волосы, как обнажается каждая часть ее совершенного тела.
Я ощущаю малейшее колебание воздуха – ванная по всем меркам маленькая, Ю очень близко. Оно бьет теплыми волнами мне в спину, плечи и даже затылок. Оно бросает клич моим гребаным инстинктам. Оно, блядь, заставляет меня дрожать.
Что уж говорить о чистом и неприкрытом запахе Ю… Его я чувствую, словно псина с двумястами миллионами обонятельных клеток в носу. И как ни стараюсь тормознуть, вынудить себя не дышать, увы, сука, не получается. Ноздри жадно раздуваются, и я всасываю на полную запах, превращающий меня в животное.
Мать вашу…
Как я собираюсь вытягивать роль благородного рыцаря, если меня кроет от одного осознания, что Ю совсем голая? Я же слышу, как она отщелкивает лифчик, и догадываюсь, когда скатывает трусы.
Пару секунд спустя раздается плеск воды.
Блядь…
– Все. Можешь смотреть, – бормочет зая взволнованно.
И еще раз… Блядь.
Сгребаю пальцы в кулаки и, стискивая их, расходую излишки энергии. Но даже после этого… Когда я оборачиваюсь, вижу Ю в облаке пышной пены и чувствую, как по моим венам пульсируют тысячи миллиампер тока. Эта сила поражает, парализует и одновременно заставляет действовать. Действовать так, как я не имею права. Поэтому, медленно моргая, я с одичалым выражением лица и в полном оцепенении изучаю выглядывающие из пены хрупкие плечи Ю, ее красивую тонкую шею – там яростно бьется жилка, в которую я хочу впиться зубами, ее маленькое, острое и порозовевшее личико, и даже ее небрежно собранные на макушке волосы.
– Это так удивительно, – шепчет зая с громадными паузами между словами.
– Что именно? – хриплю я, звуча при этом словно, сука, маньячина.
– Лежать перед тобой голой… – шелестит Ю с таким волнением, что меня, блядь, физически сотрясает. – Хоть ты и не видишь, но… Я чувствую себя крайне странно.
– Я тоже, если честно, – отражаю сипло. Пытаюсь улыбнуться, но вряд ли эта гримаса смягчает то, что дальше говорю. – Не могу не думать о том, как ты выглядишь без одежды. О том, как было бы круто потрогать тебя… Ощутить под собой, – приглушая голос, неосознанно растягиваю слова, но не замолкаю. – О том, что с ума схожу, как зверюга, так рвусь отыскать, эм-м, источник твоего удовольствия. О том, с каким бы кайфом вдохнул твой запах и попробовал тебя, эм-м, на вкус… – не глохну даже тогда, когда вижу в расширяющихся глазах Ю потрясение. И даже, блядь, тогда, когда она, нервно раздувая ноздри, опускает взгляд и упирается им в пену. – О том, насколько, мать вашу, сильно я жажду снова услышать то, как ты дышишь, когда возбуждаешься. О том, как охуенно было бы снова увидеть, как ты кончаешь, – выдав все это, тяжело сглатываю.
И, блядь, только после этого связь между люто сбоящим мозгом и блядским языком восстанавливается. Осознавая, что и кому предъявил, с трудом перевожу дыхание и по привычке натягиваю ухмылку. Наверняка из-за смущения она кажется слегка придурковатой. А может, и не слегка… Хорошо, что Ю не смотрит. Она, блин, едва дышит, гипнотизируя лопающиеся пузыри.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Это мысли, над которыми я не властен, зай. Но свои желания я умею контролировать, клянусь. Виду не подам, как трясет от тебя, ага… Ум-м, блин… Могу даже потереть тебе спинку, хочешь? Без всякой похоти, Ю. Обещаю.
Блядский Боже, сколько же я всего в пылу безумия нагородил! Одно, сука, на другое не лезет. И вообще… Мать вашу, какая ебаная каша!
А Юния все молчит. И взгляда не поднимает. Только шумно и рвано тягает воздух.
Тогда я, черт возьми, беру себя в руки и иду к ней, чтобы опуститься задницей на деревянный выступ сбоку ванны. Похрен, что он влажный. Сырые штаны – последнее, что меня, блядь, волнует.
– Ю, – шепчу ей ласково. – Что ты делаешь? Почему так долго молчишь? Скажи, хоть что-то? Я шокировал тебя? Понимаю. Я, блядь… – мычу, один хер, озабоченно. И куда эти гребаные слова подевались, когда они мне так нужны? – Ю, я…
– Нет, – спешно выдыхает она. – Дело не в том, что ты сказал, Ян. Я просто смотрю… Слежу, чтобы пена не растворялась.
– Хах, – выдаю рывком на повторе. Не могу сдержаться. За грудиной аж вибрирует, столько всего собралось. Приходится выталкивать со смехом. – Хоть ты и подвираешь насчет того, что мои слова тебя не шокировали, должен признать, по накалу ты меня переплюнула. Это реально смешно, зай. И… Это очень мило, Ю, – раскатываю, дожидаясь, пока она, наконец, поднимет взгляд.
А когда это происходит, тотчас равновесие теряю. Потому как неожиданно проваливаюсь в ее глаза глубже, чем обычно. С хрустом и треском через то самое двойное дно – туда, где будоражаще темно и адски горячо.
Сглатывая, резко застываю. Напряженно тяну носом кислород.
Пульс ускоряется. Судорожно тарабанит по всем точкам. В висках агрессивнее всего. Создается впечатление, что я, на хрен, с минуты на минуту взлечу ввысь, будто ракета.
Если раньше Ю часто подавала смешанные сигналы, то сейчас… Понимает ли она, что, несмотря на смущение, это яркий зеленый??? Осознает ли? Нет? Обязан ли я это игнорировать?
Решить не могу.
Я обещал не смотреть. Но про касания речи не было, верно?
Нет. Не верно. Я не должен. Она просто расстроена.
Так расстроена, что возбуждена?
Блядь… Неважно. Нельзя.
Подцепляю пальцем пену и, заставив себя ухмыльнуться, опускаю это облачко на веснушчатый нос Ю. Пару секунд она растерянно моргает. А потом… Прыскает смехом и, раскачав воду, высовывает руку, чтобы вымазать воздушной массой мое лицо.
Мотнув головой, с хохотом раскидываю пену по ванной.
– Что ты делаешь? – отшатываясь, ловлю обе руки Ю.
Слишком крепко не держу. Позволяю ей до себя добраться. Все громче смеемся, пока невесомая масса прилипает к коже и волосам, а вода брызгает по сторонам и даже переливается через борт. Естественно, попадает и мне на брюки. Сразу большой порцией жидкости на пах. Приоткрываю рот, кривлюсь и на вдохе шиплю.
– Горячо? – беспокоится Ю.
Херня, конечно. Дело не в температуре. Она же в этой воде лежит, должна понимать. Но объяснять я не могу. Без какого-либо расчета привстаю, перегибаюсь через борт и нахожу губы Ю. Ловлю серию судорожных вздохов, стону и, сплетаясь с ее мокрыми пальцами, сжимаю их и двигаюсь еще ниже. Целую нежную плоть. По верхам, быстро и настойчиво. Под давлением моего тела Юния уходит глубже под воду. Настолько, что моя грудь, прижимаясь к ее, оказывается тоже ниже уровня. Толстовка намокает, но мне плевать. Чувствую дрожь Ю и ловлю ее рот, чтобы слиться с ним до того, как разорвется от бешеной натуги мое сердце. Она сразу же раскрывает губы, и наши языки сплетаются в жгучем танце.
Задушенные и жадные вздохи, рваные и хриплые стоны, влажные причмокивания, страстные присасывания, плеск льющейся за борта воды, грохот собственного пульса – все, что слышу в течение следующих стремительно летящих минут.
Сам не знаю, каким образом заставляю себя оторваться от Юнии. Тяжело дыша, отпускаю ее рот. Но не руки. Их до сих пор сжимаю. А еще держу контакт зрительно. Проживаю вместе с Ю сумасшедшую бурю эмоций. Это ее ураган. Но затягивает он и меня.
