Очередь двигалась медленно, и прошло не меньше часа, прежде чем я поравнялся с опрашивающим устройством. Черепа тупо пялились на меня пустыми глазницами, внутри них пенились и журчали питательные жидкости, обеспечивая жизнеспособность миллиардов нейронов мертвого, но еще вполне работоспособного мозга, ставшего несравненным запоминающим устройством. Стоявший рядом писец немало поразился, увидев в очереди дозорного, но прежде, чем он успел наброситься на меня с упреками, я выпалил:
— Я пришел как чужой и взываю к милости принца. Я и мои товарищи остались без крова. Моя гильдия прогнала меня прочь. Что мне делать? Как я могу получить аудиенцию?
— Приходите через четыре дня.
— Я спал у дороги гораздо дольше. Теперь я должен отдохнуть в нормальных условиях.
— Обратитесь на постоялый двор.
— Но я же член гильдии! — запротестовал я. — Обычный постоялый двор не примет меня, поскольку дозорные содержат свою гостиницу, но гильдия отказывает мне в праве на место и занятие из-за новых правил! Это безвыходное положение.
Писец поморщился и вяло проговорил:
— Вы можете оставить просьбу об особой аудиенции. Вам, конечно, откажут, но на просьбу вы имеете право.
— Где?
— Здесь. Укажите вашу просьбу.
Я сообщил черепам о своей общественной значимости, назвал имена и статус моих компаньонов и объяснил суть дела. Вся эта информация была поглощена и передана, то есть канула в недра бесчисленных мозговых центров, оборудованных где-то в глубинах города, но ответа пока не ожидалось. Когда я закончил, писец сказал:
— Если ваша просьба будет принята, вам сообщат.
— Так где я должен остановиться?
— Я предложил бы остановиться где-нибудь поближе к дворцу.
Ясно. Присоединиться к легиону несчастных, забивших площадь, — сколько из них просили особой милости принца и теперь месяцы или годы ожидали, когда их пригласят? Сколько времени они спят на камнях, выпрашивают объедки и все еще живут глупой надеждой?
Но я уже истратил все силы. Я вернулся к Гормону и Аулу-эле, рассказал им о ситуации и предложил попытаться поискать какое-нибудь пристанище. Гормон, как безгильдийный, легко мог устроиться на любом постоялом дворе, содержавшемся специально для таких, как он, Аулуэла, скорее всего, сумеет найти прием в ложе гильдии, ну а мне остается ночевать на улице — и не впервые в жизни. Но я надеялся, что нам не придется расставаться, — я уже привык к своим молодым спутникам и воспринимал нашу компанию как семью.
Когда мы подошли к двери, мой хронометр тихонько напомнил, что пришло время очередного дозора — это было правом и обязанностью каждого дозорного независимо от обстоятельств, в которых он оказался. Поэтому я остановился, открыл тележку, включил приборы. Гормон и Аулуэла замерли радом со мной. Я заметил издевательские улыбки и откровенные насмешки на лицах тех, кто входил и выходил из дворца: дозор не пользовался симпатией и доверием, поскольку велся уже целую вечность, а обещанный враг так и не появлялся. Тем не менее для кого-то это занятие было обязанностью, как бы забавно это ни казалось другим. То, что для одних лишь бессмысленный ритуал, для других — смысл жизни.
Я заставил себя войти в состояние дозора. Мир вокруг привычно растаял, и я погрузился в небеса, испытывая привычную радость. Мой разум, преодолевая бесконечность за бесконечностью, обшаривал галактики одну за другой. Не собирается ли где-то могучий межпланетный флот? Не муштруются ли войска? Не готовится ли завоевание Земли? Четыре раза в день я вел дозор, то же самое делали другие члены нашей гильдии, каждый в свое время, так что в любое мгновение чей-то подозрительный разум был настороже. И что здесь странного, и тем более глупого или смешного?
Когда я вышел из транса, то первое, что восприняли мои органы чувств, был громкий крик:
— …принцу Рума! Дорогу принцу Рума!
Я замигал и затаил дыхание, пытаясь стряхнуть последствия своей сосредоточенности. Позолоченный паланкин, несомый фалангой нейторов, продвигался по нефу в мою сторону. Четыре человека в элегантных костюмах и в бриллиантовых масках гильдии хозяев подметали пол, а перед ними шагало трое кряжистых мутантов, у которых горло было изменено таким образом, чтобы имитировать звучащие органы самцов лягушки-быка: на ходу они издавали трубные величественные звуки. Меня поразило, что при дворе принца находятся мутанты, пусть даже и такие необыкновенные.
Моя тележка находилась как раз на пути этой чудесной процессии, и я торопился закрыть ее и откатить в сторону до того, как шествие сметет ее прочь. Возраст и страх заставили дрожать мои пальцы; пока я возился, растерянность моя нарастала, а важно шагавшие мутанты приблизились настолько, что их трубные вопли стали оглушительными. Гормон попытался мне помочь, но дотрагиваться до приборов наблюдения могут только члены гильдии дозора! Я оттолкнул его, и через мгновение первый из нейторов навис надо мной, подняв сверкающий хлыст, собираясь смести меня прочь.
— Во имя Провидения! — закричал я. — Я — дозорный!
И словно божественное эхо, вдруг прозвучал глубокий, холодный, громкий голос:
— Не трогать его. Он дозорный.
Движение прекратилось. Говорил принц Рума.
Нейторы отступили, мутанты прекратили орать, а носильщики поставили паланкин на пол. Все, кто был в нефе дворца, шагнули назад, кроме меня, Гормона и Аулуэлы. Мерцающие занавеси паланкина раздвинулись, двое хозяев поспешили вперед и сунули руки внутрь звукового барьера, предлагая помощь своему монарху. Звуковой барьер упал с жалобным стуком.
И появился принц Рума.
Он был таким юным — мальчик с густыми темными волосами и гладким лицом. Но он был рожден повелевать и, несмотря на молодость, производил впечатление настоящего повелителя. Его тонкие язвительные губы были плотно сжаты, острый орлиный нос придавал лицу агрессивный вид, глубокие холодные глаза напоминали бездонные озера. На нем были одежды гильдии властителей, богато украшенные драгоценными камнями, татуировка на щеке — дважды перечеркнутый крест — указывала на принадлежность к гильдии защитников, а вокруг шеи была повязана темная шаль запоминателей. Властитель мог состоять в любых гильдиях, в каких захотел бы, и было бы странно, если бы властитель не был защитником, но меня поразило то, что принц оказался еще и запоминателем.
Без всякого интереса он глянул на меня и произнес:
— Ты выбрал странное место для проведения своего дозора, старик.
— Время выбрало это место, сир, — ответил я. — Я был здесь, и мои обязанности заставили меня действовать. У меня не было способа узнать, что вы собираетесь выйти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
