Итак, одним из структурообразующих противоречий индустриальной фазы является неравенство в распределении ресурсов между богатыми нациями, принадлежащими преимущественно к европеоидной расе и христианскому вероисповеданию (Евроатлантическая цивилизационная общность), и нациями-изгоями, группирующимися в Афроазиатскую цивилизацию Ислама. Ход и исход конфликта будет зависеть от позиции стран Востока, не определившим своего места в глобальном противостоянии. Однако вне всякой зависимости от окончательных результатов такой цивилизационный конфликт будет означать банкротство стратегии глобализации и, следовательно, разрушение кредитной индустриальной экономики. Заметим в этой связи, что учетные ставки, ограничивающие сверху темпы экономического роста индустриальной экономики, уже снижены в ряде развитых стран до одного-двух процентов годовых.
Мы предсказываем войну Севера против Юга, которая будет вестись прежде всего террористическими, затем — юридическими и финансовыми средствами. Эта война будет направлена не против какого-либо отдельного государства (хотя первоначальные атаки будут, вероятно, сконцентрированы на Соединенных Штатах), но против глобальной индустриальной социосистемы в целом.
Необходимо еще раз со всей определенностью подчеркнуть: проблема вовсе не в том, что Западу нечего противопоставить «наступательной партизанской войне» и «юридическому террору». Просто в условиях глобализации любая осмысленная стратегия за Запад выводит социосистему из индустриальной фазы — либо «вниз», с разрушением существующих организационных структур и откатом к традиционной экономике (это означает немедленную утрату «золотым миллиардом» своих привилегий и, скорее всего, его физическое уничтожение в течение двух-трех поколений), либо «вверх» — с созданием новой фазы развития.
Итак, индустриальная экономика вступила в полосу нарастающих затруднений и пока что реагирует на происходящее в соответствии с принципом Ле-Шателье: увеличивает норму эксплуатации (людей и экосистем) и актуализует все доступные геопланетарные ресурсы. Тем не менее отдача капитала продолжает снижаться, а показатель экономической инверсии — увеличиваться.
Медленный, но неуклонный экономический спад сопровождается, как и на границе мезо— и неолита, экологическими проблемами[287]. Коллапс управления носит на сей раз самостоятельный характер и проявляется как неадекватность Вестфальской системы международного права реалиям современного глобализованного мира, кризис корпоративных форм организации бизнеса, автокаталитическое перепроизводство информации в административных структурах[288].
Как и в эпоху позднего мезолита, наиболее серьезные проблемы складываются в области образования и познания. Эти важнейшие социальные инструменты практически перестали функционировать в реальном пространстве, в то время как иллюзорная составляющая их деятельности неуклонно возрастает и поглощает все большую долю совокупных ресурсов социосистемы.
Постиндустриальный барьер
Мы не знаем, возрастает ли со временем величина фазового барьера (из общих соображений, скорее — да). Во всяком случае, исходить надо из того, что постиндустриальный барьер выше и круче индустриального.
Построение новой фазы человеческой цивилизации предполагает создание особых организованностей, по-новому структурирующих социосистемы. Это подразумевает в качестве первого шага преобразование индивидуальной психики в направлении, адекватном задаче преодоления постиндустриального барьера. В семантике Лири-Уилсона: пятый нейросоматический контур сознания инсталлирован у значительной части населения, в то время как элиты должны овладеть техниками шестого, нейрогенетического контура. Эти задачи далеки от разрешения, поскольку на сегодняшний день даже не поставлены, более того, не осознаны.
Изменение фазы развития подразумевает перенастройку всей совокупности общественных связей (личных, профессиональных, конфессиональных и пр.), что означает, в частности, полный слом не только юридической системы, но и положенной в ее основу морали. Такая эволюция социума требует от личности развитой инновационной толерантности.
Информационная революция с неизбежностью будет сопровождаться насыщением обыденной жизни виртуальными конструктами. Рано или поздно это приведет к созданию мира высокой виртуальности. В таком мире выполняется принцип относительности: невозможно каким-либо экспериментом установить, находится ли наблюдатель в Текущей Реальности или в Текущей Виртуальности. Насколько можно судить, подобное смысловое перемешивание будет восприниматься обывателем как острая форма утраты идентичности.
Суть проблемы состоит в том, что постиндустриальному обществу отвечает только постиндустриальный человек. Нет никаких оснований считать, что обучить и воспитать носителя постиндустриальной культуры проще, нежели строителя коммунизма.
Фазовый барьер, как и любой острый системный кризис, характеризуется тем, что естественные действия людей и гомеостатические реакции систем оказываются направленными не на разрешение, но на развитие кризиса. Вместо инновационной толерантности во всех наблюдаемых обществах растет инновационное сопротивление, вместо борьбы за связность пространства технологий усугубляется пропасть между естественными и гуманитарными научными исследованиями. Вместо уникальности культивируются самые архаичные формы идентичности. Вместо поиска новой трансценденции повсеместно возрождаются старые религиозные культы.
Напряженность в жизнеобеспечивающих структурах со-циосистем нарастает, и постепенно эти структуры начинают сдавать. С начала 1970-х годов весь рост экономики носит либо случайный, либо спекулятивный характер. Инвестиционный «перегрев» индустрии знаний привел к упадку промышленных отраслей экономики в развитых странах и переносу индустриальной «камбиевой» зоны в Китай. Огромные средства, вложенные в развитие системы образования, обернулись прогрессирующим снижением качества этого образования до уровня, не обеспечивающего поддержание индустриальных производств[289].
Это явление обернется острым «кадровым голодом»: постиндустриальные технологические цепочки, создаваемые ныне в США, Японии, Западной Европе, будут потреблять высококвалифицированный потенциал во всевозрастающем количестве, в то время как система образования не сможет обеспечить грамотными выпускниками даже традиционные области производства.
Не приходится сомневаться, что этот кризис будет разрешен за счет импорта кадров. Это, однако, приведет к ослаблению цивилизационной идентичности Европы. В конечном счете где-то и кем-то обязательно будет произнесена фраза К. Еськова:
«Страны, не способные обеспечить себя человеческими ресурсами, не могут считаться серьезными военными противниками» [Еськов, 2000].
«Постиндустриальный барьер» обретет форму почти хантингтоновской войны цивилизаций.
В наиболее вероятной версии Реальности эта война будет проиграна, а индустриальное общество демонтировано (см. карту 12.1).
Однако поражение не является фатальной предопределенностью. Существует вероятность того, что Евроатлантический Мир-экономика сумеет изыскать достаточные ресурсы и устоять в войне цивилизаций.
Когнитивный мир вместо постиндустриального
Индустриальная фаза столь насыщена противоречиями, что ее преходящий характер очевиден. Первая попытка очертить контуры следующей фазы была предпринята Ф. Энгельсом, который при содействии К. Маркса предложил концепцию пролетарской революции и бесклассового общества [Энгельс, 1937—1938]. Модель Ф. Энгельса, длительное время остававшаяся теоретической основой социального конструирования, сыграла значительную роль в переходе от капиталистической к госмонополистической формации.
Этот переход сопровождался мировыми войнами и привел к институциализации векового конфликта между евроатлантической (прежде всего американской) и социалистической советской культурой. Поскольку противоборствующие стороны овладели оружием массового поражения, развитие конфликта вызвало острую тревогу, в том числе и на уровне элит.
Попыткой выйти из пространства векового конфликта стала разработанная в 1960-е годы (как несколько запоздалый ответ на модель Ф. Энгельса) теория постиндустриального общества (У. Ростоу, 3. Бжезинский и др.).
Теория опиралась на концепцию первичного, вторичного и третичного производств. Под первичным производством понималось непосредственное изготовление материальных благ, прежде всего продуктов питания. Вторичное производство создавало условия для такого изготовления: орудия труда в самом широком смысле этого слова, в том числе промышленные предприятия и обеспечивающие их работу инфраструктуры.
