Он чувствовал себя таким счастливым! И все же ему было грустно. Ребенок, которого ждала его мать, все-таки умер: она сама рассказала, что потеряла его в тот самый день, когда пришло известие, что Майкл погиб. Утонул. Но потом случилось настоящее чудо: родилась Кэт. Как же ему дождаться завтрашнего дня, чтобы обо всем рассказать Сидни?
Ей понравится его семья, и они тоже ее полюбят. Он отдаст ей свой портрет, нарисованный матерью, и она увидит, что он был хорошим мальчиком, таким же, как Сэм, и родители не выгоняли его из дому. Они любили его. А раз так, она тоже сможет любить его, ничего не скрывая. Он будет достоин Сидни.
* * *
– А знаете, Олдерн, в восемьдесят восьмом я был в Шотландии. – Профессор Винтер поднял свой бокал с вином, словно салютуя хозяину на противоположном конце стола. – Съездил взглянуть на коллекцию в Шотландском Королевском музее. Пробыл целую неделю.
«Олдерн»… Так им всем полагалось обращаться к отцу Майкла. Сидни казалось, что это звучит как-то неуважительно и даже фамильярно – все равно что называть ее отца просто Винтером, – но тетя Эстелла утверждала, что так положено, а уж она-то точно знала, что к чему. Перед визитом в город она весь день с самого утра рылась в своей богатой коллекции книг по этикету.
–«Либо Олдерн, либо – милорд, либо – ваша светлость», – всю дорогу инструктировала она остальных членов семьи.
Разумеется, они отправились в карете: по такому великому случаю ни о какой поездке на поезде не могло быть и речи.
– О да, – любезно откликнулся лорд Олдерн на слова ее отца.
Он вообще был чрезвычайно любезен. Хотя от природы лицо у него было строгое, пожалуй, даже суровое, с тех самых пор, как Сидни с ним познакомилась, он ни на минуту не переставал улыбаться.
– Вы случайно не добрались до Сент-Андруса [19], когда были в наших краях? Там собрана богатая библиотека по вашему предмету. Честно говоря, я тоже им интересуюсь.
– Неужели? – оживился профессор Винтер. Филип оторвался от своего увлекательного разговора с сестрой Майкла, от которой не отходил ни на шаг с самого начала вечера, и незаметно подмигнул через стол Сидни. Она улыбнулась в ответ, молчаливо соглашаясь, что бедный лорд Олдерн, сам того не подозревая, только что помог отцу оседлать любимого конька, и теперь им предстоит выслушать бесконечный монолог о естествознании.
– Майкл уверяет нас, что ваш отец настоящее светило в своей области, – заметила леди Олдерн, обращаясь к Сидни.
Ее тихий голос был едва слышен за раскатами профессорского красноречия. Она улыбнулась с добродушным лукавством, ясно давая понять, что тайный обмен сигналами между Филипом и Сидни не прошел незамеченным. Сидни улыбнулась ей в ответ, чувствуя себя удивительно легко. Ей никогда прежде не приходилось встречать настоящую графиню, не говоря уж о том, чтобы обедать с ней за одним столом в кабинете ресторана. Но никакого трепета или стеснения перед этой миниатюрной женщиной с добрым лицом и негромким кротким голосом она не испытывала.
– Мой отец тоже был увлечен наукой, – сообщила она. – Он занимался энтомологией, хотя, конечно, не как профессионал.
– Энтомологией, – осторожно повторила Сидни. – Энтомология – это…
– Насекомые.
– Да, верно.
Возможно, доброжелательная манера графини Олдерн несколько вскружила ей голову, но восхищенный взгляд, который она бросила на графиню, не остался без ответа.
– Майкл сказал мне, что вы рисовали чудесные картины.
– Он об этом говорил? – ее светлость подняла взгляд на Майкла, сидевшего по левую руку от отца на противоположном конце стола, и ее зеленые глаза просияли. – Ну что ж, я по-прежнему рисую, но меня никак нельзя назвать знаменитостью…
– Не надо скромничать, Элизабет, – остановил жену лорд Олдерн, поспешив воспользоваться паузой в рассуждениях профессора Винтера. – У моей жены было две персональных выставки в Глазго, и она участвовала в одной коллективной в Лондоне. Ее считают одаренной художницей со своим оригинальным видением мира.
За этим уверенным заявлением последовало короткое затишье. Интересно, подумала Сидни, что именно Майкл рассказал о ней родителям? Они держались с ней чрезвычайно мило – просто воплощенная любезность! – но не выказали того особого любопытства, которое означало бы, что им известно, какие чувства и отношения связывают ее с Майклом. Значит, он им ничего не сказал. Она не знала, что и думать.
– Майкл тоже хорошо рисует, – вступил в разговор Сэм. – Верно, Майкл?
Сидя бок о бок между Сидни и лордом Олдерном, они иногда наклонялись друг к другу и начинали перешептываться. Сэм казался таким же счастливым и довольным, как и Макнейлы: он радовался возвращению Майкла и весь вечер не отходил от него ни на шаг. До этих самых пор Сидни не представляла себе в полной мере, насколько ее брат привязан к Майклу.
Она умолкла, почти не прислушиваясь к разговору, который разгорался и затихал вокруг нее. Ей нравилось смотреть на Майкла, видеть, как его лицо светится счастьем. Она умирала от желания побыть с ним наедине. Вчера она весь вечер ждала, что он ей позвонит, но он так и не позвонил. Поэтому она сама ему позвонила в одиннадцатом часу вечера, но администратор отеля отказался ее соединить: «Макнейлы не принимают телефонных звонков, сударыня». Сидни не могла их за это осуждать, прекрасно понимая, что их наверняка одолевают репортеры, но и наутро Майкл не позвонил. А она ждала! Весь день сидела дома, не отходя от телефона, чтобы не пропустить его звонок.
Тут он рассмеялся каким-то словам своего отца и широко улыбнулся через стол сестре. Сидни мысленно упрекнула себя в эгоизме. Разумеется, ему хотелось побыть наедине с только что обретенной семьей! Ей стало стыдно за то, что она хочет присвоить его себе. Но она ничего не могла с собой поделать – она ревновала Майкла к его семье.
– Какая жалость… – тете Эстелле пришлось откашляться, чтобы быть услышанной. – Какая жалость, что Осгуды не смогли к нам присоединиться, – начала она необычным для себя, тихим сердечным голосом, словно находилась в церкви. – Вы говорите, что миссис Осгуд неважно себя чувствует, милорд?
Титул прозвучал в ее устах так естественно, словно она всю свою жизнь беседовала с представителями шотландской аристократии. А ведь на самом деле из всех Винтеров именно тетя Эстелла находилась под наибольшим впечатлением от высокого положения семьи Майкла. Сидеть по правую руку от лорда, обедать с графиней – для нее это была не просто очередная великосветская победа, а настоящий триумф! В этот вечер волшебным образом претворились в жизнь все ее надежды, но торжество воздействовало на нее несколько странным образом: она почти не открывала рта. Впрочем, Сидни не сомневалась, что тетушка восполнит упущенное и непременно стряхнет с себя столь несвойственную ей робость и возьмет бразды правления в свои руки.
