вы нужны нам сильнее всего.
- Правда?
Хиро попытался скрыть беспокойство. Вероятно, он начал говорить, как машина. Он знал, что сейчас нужен им сильнее всего. Американцы высадились на северном берегу Оаху. Продвинулись они пока недалеко, но господство в воздухе уже захватили. Тем же пользовалась и Япония во время своего вторжения. Поступят ли так же США? Он был уверен, что поступят.
- Правда.
Под толстым слоем спокойствия и добродушия, Мурата состоял из стали.
- А вы, Такахаси-сан, вы уверены, что вы тоже - добропорядочный гражданин Японии?
- Надеюсь, что, да!
- Ну, вот и я надеюсь, - сказал радиоведущий. - Но вам придётся это доказать.
Он ткнул тщательно наманикюренным пальцем в текст.
- Вот этим.
- Господи! Дайте мне такой текст, после которого мне не захочется выйти и перерезать себе горло! - воскликнул Хиро. - Гавайям никогда не было так хорошо, как в Великой восточноазиатской сфере сопроцветания. Не все местные японцы любят Императора. Хотелось бы мне, чтобы было не так, но нет. Не знаю, чем занимаются корейцы, но не думаю, что они спешат встать в один строй с японцами.
Корейцам не нравилось жить в составе Японской Империи. Гавайские корейцы никогда не скрывали своей радости от того, что больше не являются её частью. До недавних пор.
Мурата отмахнулся от возражений Хиро, словно те исходили от ребенка.
- Мы все должны делать то, что можем, Такахаси-сан. Мы воюем. Война снова пришла сюда. Мы её не звали, но она пришла. Мы должны использовать любое оружие, что окажется в наших руках. Таким оружием будет поддержание высокого морального духа и здесь, и на родине. Через несколько минут вы выходите в эфир. Вы собираетесь читать написанное, или нет? Это поможет Империи. Если вам это неважно...
Договаривать, что будет потом, Мурата не стал. Картинки сами всплыли в голове у Хиро и без его слов. И эти картинки ему не понравились. Неприятности начнутся сначала у него, а потом у сыновей и друзей. Организовать эти неприятности будет совсем несложно. И, всё же, он попытался разыграть последний козырь:
- Я буду жаловаться советнику Моримуре.
Если он напомнит Мурате, кто его друзья, возможно, он отступит.
Но радиоведущий только рассмеялся.
- Вперёд, Такахаси-сан. Идите. Кто, по-вашему, написал этот текст?
- Советник Моримура? - не без тени ужаса в голосе произнес Хиро.
Самодовольно ухмыляясь, Мурата кивнул.
- Он самый. А, теперь, хватит глупостей, Такахаси-сан. Идите и работайте.
Хиро, не без сожаления, подчинился. Он не понимал, как сможет досидеть до конца программы, но он уже провёл их столько, что слова вылетали сами. Он подумал, что произойдёт какая-нибудь поломка, но звукоинженер в соседней комнате за стеклом поднял вверх большие пальцы так, что бы Хиро их видел.
Когда всё закончилось, по нему ручьём струился пот. На негнущихся ногах он вышел из студии. В коридоре его уже ждал Мурата, довольный тем, что получил желаемое.
- Очень хорошо! - сказал он. - Видите? Всё просто.
- Как скажете - отозвался Хиро.
- Да. Как я скажу.
У Мураты было очень аккуратное произношение. Он носил элегантный костюм и излучал то самое высокомерие, которое японцы привезли с собой с родины.
Когда это высокомерие было направлено на хоули, Хиро им восхищался. Когда же оно было направлено на него и било, словно пушка, ощущения были... иными. Просто, поразительно, насколько иными.
- Прошу простить, Мурата-сан. Мне пора домой.
- Счастливо, - ответил тот, будто они с Хиро, до сих пор, находились в приятельских отношениях.
"Если мы, вообще, были приятелями, - подумал Хиро. Мурата им воспользовался, как удобным инструментом. "Я был глуп, и не понимал. Теперь понимаю". Вслух он говорить этого не станет. Если скажет, Кензо и Хироси рассмеются ему в лицо. Ему совершенно не хотелось слышать от сыновей "Мы тебе говорили".
В воздухе стоял густой противный запах горелого топлива. Так пахло после того как японцы разбомбили американские топливохранилища в Перл Харборе. Когда хранилища, наконец, выгорели, запах исчез. Теперь он вернулся. Впрочем, был он не таким сильным, вероятно, потому что японцы хранили здесь на так много топлива, как американцы. И, всё же, янки разбомбили даже то, что было.
На перекрестках японские спецвойска вместе с гражданскими строили баррикады и пулеметные гнёзда. Гражданские не вызывались на эти работы добровольцами, что не означало, что они могли их избежать. Какой-то хоули стал работать не так быстро, как хотелось морякам, и те били его прикладами по голове. По его щеке и челюсти потекла струйка крови, но парень закинул на растущую баррикаду горсть земли, а за ней ещё одну.
Матрос махнул Такахаси винтовкой.
- Эй, ты! Да, ты! Иди-ка сюда и помоги Императору!
- Прошу простить, но я уже помог, - ответил Хиро. - Я только что вёл передачу для Мураты-сана.
- Рассказывай, ага, - раздражённо произнес матрос.
В разговор вступил один из его товарищей.
- Погоди-ка. Я знаю его голос. Ты же тот, кого все зовут Рыбак, да? Я постоянно тебя слушаю.
- Да, это я, - признал Хиро.
Несколько минут назад он ненавидел себя за то, что связался с радио. Теперь же, он пользовался этими связями, хоть и продолжал их ненавидеть. Он помотал головой. Жизнь намного сложнее и труднее, чем можно представить, пока не пройдёшь много-много миль под килем.
- Пусть идёт, - убеждал второй матрос первого. - Он свою работу сделал, а у нас тут и так полно народу.
- Ладно. Ладно. Иди, давай.
Первый матрос из спецотряда даже не скрывал отвращения, но спорить не стал.
- Иди. И не натвори делов.
- Домо оригато. Не натворю.
Хиро спешно убрался прочь.
Американцы практически не сражались за Гонолулу. Когда их прижали к окраинам, они сдались. Это сохранило жизнь многим гражданским. Но в японском
