Вполне приличное объяснение, но оно не стыкуется с воспоминаниями Москалено. Как мы помним, привлечь к участию в операции Жукова Булганину предложил именно Москаленко. Булганин согласился лишь с одним условием — Жуков должен был быть безоружен. Более чем странное условие. Представим, как это могло произойти в реальности.
Скажем, Жуков случайно оказался в министерстве (или хотя бы неслучайно, был в своем кабинете), при этом не было бы ничего удивительного, что с собой он имел оружие (маршал, в конце концов, кто ему запретит?). Его вызывает Булганин на рискованную операцию и говорит: «Георгий Константинович, ты должен оставить оружие, его у нас достаточно (кстати, у них была нехватка оружия), и без твоего обойдемся». Как вы представляете эту сцену, что должен был подумать Жуков, почему такое недоверие к заговорщику, вовлеченному в дело в последнюю минуту?
Но все же почему он не должен был иметь оружия, почему уделили этому вопросу особое внимание?
Историк Борис Соколов дает немного своеобразное объяснение: «Хотя и здесь подстраховаться не мешает. Главная же опасность, как бы Жуков не только Берии, но и всем членам Президиума «Руки вверх!» не скомандовал. Поэтому оружия Георгию Константиновичу на всякий случай не дали и подключили к заговору лишь в самый последний момент, чтобы не успел подготовить свою собственную игру. А преданному Хрущеву Москаленко наказали присматривать за Жуковым. Так маршал оказывался повязан с «коллективным руководством» совместной акцией по аресту Берии и хотя бы на время выведен из числа претендентов на верховную власть».
Значит, выходит, что Жуков был опаснее, чем охрана Берии, и именно поэтому ему не дали оружия. Но, что сделали бы с Жуковым, если бы он предъявил претензии хотя бы устно и без всякого оружия начал «свою игру». Неужели расстреляли бы на месте? Вообще, зачем нужен был такой соучастник, которому никто не доверял?
Перейду к окончанию рассказа Жукова, оно даже более интересно:
«…Когда Берия поднялся и я заломил ему руки, тут же скользнул по бедрам, чтобы проверить, нет ли пистолета… Когда Берия встал, я смахнул его набитый бумагами портфель, и он покатился по длинному полированному столу (не дает заговорщикам покоя этот портфель).
Итак, посадили в эту комнату.
Держали до 10 часов вечера, а потом на ЗИС-е положили сзади, в ногах сиденья, укутали ковром и вывезли из Кремля. Это затем сделали, чтобы охрана, находившаяся в его руках, не заподозрила, кто в машине».
Думаю, не стоит анализировать, насколько бредовыми являются несоответствия в рассказах «участников». Еще раз обращу внимание, что это вовсе не несоответствие деталей. Хрущев уверяет нас, что не уходил из Кремля до тех пор, пока не удостоверился, что Москаленко перевел опасный трофей в безопасное место, но ничего не помнит о тех 5 машинах, которые вызвал Москаленко при содействии Суханова.
Москаленко говорит, что после ареста через 15–20 минут члены Президиума и с ними Жуков уехали. Жуков же хочет нас уверить, что в 10 часов вечера Берия вывели из Кремля в его присутствии. Опять ни слова о 5 машинах и смене охраны, но зато появился новый атрибут — ковер, о котором ничего не знают ни Хрущев, ни Москаленко. Как они не смогли вспомнить такую немаловажную деталь?
Но, как ни странно, все помнят о портфеле и данному портфелю уделяют столь большое значение, что каждый старается вывести себя в качестве героя, захватившего его.
Даже если поверим в историю с ковром, интересно, не удивилась ли охрана Берии, которой кишел Кремль, чего это столь именитые военные выносят ковер из кабинета Маленкова в 10 часов вечера. Не чистить же его собирались.
На все вопросы есть один ответ — арест Берия в Кремле не более чем плод фантазии, и Жуков не имел никакого отношения не только к аресту, но и вообще к заговору против Берии. Даже если не обращать внимания на другие «доказательства», можно с уверенностью сказать, что никакого ареста в Кремле просто не было, а Жукова присовокупили к истории для поднятия авторитета заговорщиков.
Версия Серго Берии
Правда, мы еще не закончили рассматривать официальную версию, поскольку не приводили «показаний» других участников заговора, но они занимают особое место, и их позиция поможет нам сделать заключение, поэтому приберегу их напоследок.
Предоставлю слово Серго Берии:
«26 июня 1953 года отец находился на даче. Я уехал раньше, где-то около восьми, и через час был в Кремле. (Кабинет отца располагался в противоположном здании.) В четыре часа дня мы должны были доложить отцу о подготовке к проведению ядерного взрыва… Часов в двенадцать ко мне подходит сотрудник из секретариата Ванникова и приглашает к телефону: звонил дважды Герой Советского Союза Амет-Хан, испытывавший самолеты с моим оборудованием. «Серго, — кричал он в трубку; — я тебе одну страшную весть сообщу, но держись! Ваш дом окружен войсками, а твой отец, по всей вероятности, убит. Я уже выслал машину к кремлевским воротам, садись в нее и поезжай на аэродром. Я готов переправить тебя куда-нибудь, пока еще не поздно!»
Я начал звонить в секретариат отца. Телефоны молчали. Наверное, их успели отключить. Не брал никто трубку и на даче, и в квартире. Связь отсутствовала всюду… Тогда я обратился к Ванникову. Выслушав меня, он тоже принялся звонить, но уже по своим каналам… Ванников установил, что заседание отменено и происходит что-то непонятное. Он мне сказал: «Если уже случилось непоправимое, мы все бессильны, но за тебя постоим, не позволим им расправиться с тобой!»
У кремлевских ворот меня действительно ждала машина с друзьями. Они уговаривали меня не ехать домой, объясняя, что дорога туда уже перекрыта, а вокруг слышна стрельба…
С полдороги я вернулся к Ванникову. Он одобрил мое решение не скрываться и сразу же позвонил Маленкову. У Маленкова телефон не отвечал. Тогда он позвонил Хрущеву. Трубку сняли. «Никита Сергеевич, — начал Ванников, — рядом со мной находится сын Берия. Я и мои товарищи… знаем, что произошло. Поэтому просим вас позаботиться о безопасности молодого Берия». Хрущев ему что-то отвечал. (Потом Ванников пересказал мне смысл его ответа: мол, ничего нигде ни с кем не произошло, что вы там выдумываете?) Видно, Хрущев еще не был осведомлен, чем все закончилось.
Борис Львович, чтобы меня одного не схватили, поехал вместе со мной на городскую квартиру, расположенную на Садовом кольце. Район, в самом деле, был оцеплен военными, и нас долго не пропускали во двор, пока Ванников снова не позвонил Хрущеву. Наконец, после его разрешения, нас пропустили, что и подтверждало его причастность к происходящему. Стена со стороны комнаты моего отца была выщерблена пулями крупнокалиберных пулеметов, окна разбиты, двери выбиты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
