— Докладывай, не тяни, — заторопил Вострецов.
— Я думаю, под покровом темноты следует направить в обход один батальон и ударить слева в тыл пепеляевцам. Это может их образумить, наконец.
— Превосходная идея! — похвалил комбриг своего помощника.
— Полагаю, следует послать мой батальон, — продолжал излагать свой замысел начальник штаба, называя батальон, которым еще недавно командовал, по-прежнему «своим». — Он оказался как бы в резерве. Ему и карты в руки!
— Действуйте! Любое промедление нам только во вред.
По полевой телефонной связи приказ комбрига незамедлительно поступил в расположение батальона.
Стрельба понемногу стихала. Интуиция и военный опыт подсказывали Вострецову, что вот-вот должен наступить перелом в затянувшейся схватке.
Через зарешеченное окошко комбриг увидел заполыхавший на окраине Аяна пожар. Вероятно, пепеляевцы специально его запалили, чтобы не дать красным воспользоваться темнотой короткой летней ночи.
«Какая досада! Ведь это может сильно помешать батальону», — подумал комбриг. Но вслед за тем пришла уверенность, что все обойдется и командир батальона сумеет скрытно вывести своих бойцов в тыл пепеляевцам.
Прошло больше получаса, как передали резервному батальону приказ выдвинуться в тыл противнику, а вестей оттуда никаких. Вострецов, затаив дыхание, прислушивался к звукам затихавшего боя. Ничто пока не говорило о том, что батальон уже за спиной у дружинников…
И вдруг совсем недалеко раздался взрыв ручной гранаты. За этим последовали новые взрывы. Потом разразилась беспорядочная стрельба из винтовок и пулеметов.
— Начальник штаба! Отдавайте приказ всем: «В атаку!»
Вострецов уже не мог находиться в тесном помещении, когда вся бригада возобновила прервавшуюся в сумерках атаку. Он вышел из штаба и увидел освещенные пламенем выстрелов цепи бойцов, в яростном порыве наступающие на солдатские казармы. Перелом в ходе боя должен наступить с минуты на минуту — это чувствовал Вострецов всем своим существом.
На пути атакующих встал большой амбар, сложенный из крупных валунов. Помещение примыкало к дому купца Киштымова вплотную. Пленные сказали, что в нем разместился генерал со штабом «священной» дружины.
— Господин подполковник, я полагаю, что настала пора предъявить Пепеляеву мой ультиматум, — негромко проговорил Вострецов, обращаясь к пленному офицеру — Варгасову. — Настал ваш черед…
— Признаться, испытываю чувство неловкости, — промямлил подполковник. — Но коли взялся за это, не откажусь, — добавил он, принимая от Вострецова лист бумаги с текстом ультиматума.
20
В каменном амбаре находились генерал Пепеляев, его адъютант подполковник Менгден и еще несколько офицеров, когда привели туда подполковника Варгасова.
— Господин подполковник?! А вы каким образом оказались в Аяне? — удивленно произнес Пепеляев. — Ведь я вас сам лично отправил три дня назад на реку Нечай с офицерской командой.
— Он к вам парламентером прибыл от большевиков, — пояснил конвойный офицер.
— Вы что, подполковник Варгасов, добровольно сдались красным?! — вскипел Пепеляев. — Полагаю, и вверенную вам команду сдали красным, чтобы те сохранили вашу бесценную жизнь?
— Я никого в плен не тащил и о собственной жизни думал меньше всего, брат-генерал, — отвечал Варгасов. — Но красные атаковали нас на берегу реки Нечай внезапно и с таким упорством, что мы были не в силах отразить их натиск. Нас буквально смяли на лесной поляне у реки. Я не успел опомниться, как оказался сбитым с ног и со связанными руками…
— Однако потом вы сумели найти с ними общий язык, коли явились ко мне с ультиматумом, — съязвил Пепеляев. — Ну так давайте эту бумагу!
Подполковник Варгасов неторопливо достал из кармана шипели сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его командующему дружиной.
Лицо генерала Пепеляева все больше покрывалось бледностью, а скулы дрожали, пока он читал письмо комбрига Вострецова. Закончив читать, он скомкал лист с ультиматумом, сдернул с головы папаху и вытер ею свой мокрый лоб. Он задыхался от злости и чувства безысходности.
— Мы попали с вами в западню, подполковник Менгден, — осипшим голосом проговорил Пепеляев. — Похоже, на волю нам отсюда не выбраться.
— А если генерал Вишневский узнает о нашем безвыходном положении и подоспеет на помощь, чтобы выручить нас? — нашелся подполковник Менгден.
— На Вишневского нажимают красные изо всех сил, и ему теперь не до нас! — ответил Пепеляев.
Оба умолкли. Противоречивые чувства и мысли охватили генерала. «Значит, напрасно затрачены труды наши ратные? И зря мы преодолели несколько тысяч верст от Харбина морем и сушей? Никакой свободной республики в Сибири не будет!» Жгучее желание увидеть красного командира, который предлагает ему сдаться в плен, вдруг овладело генералом: «Кто он? Каков из себя? И как ему удалось застать нас врасплох в Аяне? Почему проморгали противника наши посты на побережье?»
— Предлагаю всем незамедлительно сдаться! — постучав в обитую железом дверь, объявил подоспевший комбриг Вострецов.
— Кто вы такой, что предлагаете нам сдаться в плен? — глухо донеслось из-за двери.
— Я, командир особой экспедиционной бригады красных Степан Вострецов, гарантирую жизнь и личную неприкосновенность каждого, кто добровольно сложит оружие, — изложил условия сдачи в плен красный комбриг.
«Значит, Охотск они уже сумели захватить, — сделал вывод Пепеляев. — И мы на таком крохотном кусочке русской земли вряд ли можем претендовать на право какой-либо власти».
— Подполковник Менгден, откройте дверь! — приказал генерал своему адъютанту. — Нам ничего другого не остается, как принять условия пленения и сдаться на милость победителя.
Стиснув зубы, чтобы не проронить лишнего слова в ответ, Менгден распахнул дверь амбара и вышел из помещения. Помедлив самую малость, следом за адъютантом показался в проеме раскрытой двери генерал Пепеляев…
Над морем занимался июньский рассвет. Часть неба на востоке охвачена алым пожаром нарождающейся зари. При свете раннего утра Пепеляев заметил на площади множество вооруженных людей. Они стояли, опершись на винтовки, и с любопытством смотрели на него. Потом генерал увидел дружинников, находившихся чуть в отдалении. Они — без оружия. И тоже с нескрываемым интересом наблюдали за командующим. Генерал понял, что находится в центре внимания этих разных по убеждениям русских людей и все ждут от него чего-то необычного. Чтобы внести во все происшедшее хотя бы какую-то ясность, Пепеляев обратился к недавним своим подчиненным:
