— Ну и черт с ним! Что же, нести его с собой? Ничего нет проще, лишь бы не было на пути нежелательной встречи. Но если придется драться, он нас свяжет, и ему может достаться в перепалке.
— Вы правы, Христиан; уж лучше оставить его в постели. Тот, кто за нами следит, сразу заметит, что мы вышли, и не пойдет сюда. Охраняйте пока что дверь. На этот раз церемония раздевания господина Нильса не состоится. Пусть себе спит одетым!
XVII
Не успел Гёфле уложить своего камердинера в постель, как тотчас же позвал Христиана.
— Слышите! — сказал он. — Идут через нашу комнату… Стучат в дверь.
— Кто там? — спросил Христиан, заряжая ружье и становясь у дверей караульни, которая, как читатель помнит, сообщалась с внутренней галереей, выходившей во двор.
— Откройте, откройте, это мы! — ответил грубый голос по-далекарлийски.
— Кто вы такие? — спросил Гёфле.
И так как ответа не последовало, Христиан добавил:
— Боитесь назвать свое имя?
— Это вы, господин Вальдо? — отозвался нежный, дрожащий голос.
— Маргарита! — воскликнул Христиан, отворив дверь и увидев молодую графиню и другую девушку, которую он видел на балу, но не помнил, как ее зовут; их сопровождал верный слуга Петерсон.
— Где они? — спросила Маргарита, упав в кресло, с трудом переводя дыхание и едва не лишаясь чувств.
— Кто? О ком вы говорите? — спросил Христиан, испуганный ее бледностью и волнением.
— О майоре Ларсоне, его лейтенанте и других офицерах, — ответила вторая девушка, запыхавшаяся и взволнованная не менее Маргариты. — Разве их здесь нет?
— Нет… Они собирались прийти сюда?
— Они ушли из замка более двух часов тому назад.
— И… вы боитесь, что с ними случилось что-то недоброе?
— Да, — ответила Мартина Акерстром (это была она), — мы боялись… Я сама не знаю, отчего мы боялись за них, ведь они пошли все вместе; но…
— Тогда за кого же вы тревожились? — спросил Гёфле.
— За вас, господин Гёфле, за вас, — с живостью ответила Маргарита. — Нам стало известно, что вам здесь грозит большая опасность. А вы и не подозревали? Впрочем, я вижу, вы знали об этом, раз вы вооружены. Здесь был кто-нибудь? На вас напали?
— Нет еще, — сказал Гёфле. — Стало быть, известно, что на нас должны напасть?
— О, нам это слишком хорошо известно!
— Как? И мне тоже что-то грозит? — подхватил Гёфле без всякого коварства. — Отвечайте же, милая барышня: вы уверены? Тогда все это чрезвычайно странно!
— Нет, относительно вас я не очень уверена, — сказала Маргарита, бледность которой внезапно сменилась румянцем; но глаза ее избегали взгляда Христиана.
— Тогда, — продолжал Гёфле, не обращая внимания на ее замешательство, — расправиться хотят с ним, именно с ним?
И он указал на Христиана, которого Маргарита упорно не хотела видеть или называть по имени. Однако она тотчас же ответила:
— Да, да, с ним хотят расправиться, господин Гёфле, хотят отделаться от него.
— А майор и его друзья об этом тоже знают? Как случилось, что их здесь нет?
— Да, они знают об этом наверняка, — ответила Мартина, — а нет их здесь потому, что они, должно быть, как и мы, заблудились в тумане, который становится все гуще и гуще.
— Вы сбились с пути в тумане? — сказал Христиан, взволнованный великодушной заботливостью Маргариты.
— О, мы недолго блуждали, — ответила она, — Петерсон — здешний житель, он быстро нашел дорогу; а господа офицеры, должно быть, приняли один берег озера за другой.
— Поставим светильник на окно в медвежьей комнате, — предложил Гёфле, — они пойдут на свет.
— Э! — возразил Петерсон. — Этот огонек будет виден сквозь туман не больше, чем звезда.
— Все равно, надо попытаться, — сказала Мартина.
— Нет, душенька, — остановила ее Маргарита, — ведь убийцы тоже, наверно, заблудились, раз их до сих пор здесь нет. Не стоит указывать им верный путь, пока не пришли господа офицеры…
— Приход господ офицеров, безусловно, весьма желателен, — сказал Гёфле. — Но пока что нас здесь уже трое хорошо вооруженных мужчин; я знаю Петерсона, он сумеет постоять за себя… Но скажите, милые барышни, может быть, вы приняли за убийц невинных зевак? Где вы их видели?
— Расскажите, Мартина, — сказала Маргарита. — Расскажите все, что мы слышали.
— Да, да, слушайте, господин Гёфле, — подхватила Мартина с важным видом, придававшим ей еще больше простодушия. — Два часа тому назад… может быть, два с половиной… «молодое поколение», как нас называют, затеяло игру в прятки в переходах нового замка. Я оказалась вместо с Маргаритой и лейтенантом: так решил жребий, да к тому же нам, двум девушкам, было бы слишком страшно ходить одним по темным галереям и незнакомым комнатам; просто необходимо было, чтобы нас сопровождал какой-нибудь кавалер! Лейтенант знал не лучше нас ту часть замка, куда мы забрались. Там было так пустынно! Мы прошли по длинной галерее и спустились наугад по маленькой темной лестнице. Лейтенант тел впереди, и так как спрятаться там было некуда, он шел все дальше и дальше, пока мы не оказались в полной темноте и уже боялись, как бы не провалиться куда-нибудь, как вдруг он сказал: «Я понял, где мы находимся, мы подошли вплотную к большой башне, которая служит тюрьмой. Узников тут сейчас нет, дверь открыта. Если мы спрячемся внизу, в темнице, нас, ручаюсь, никто не отыщет».
Но Маргарита боялась подземелий, про которые говорят, что они огромные и страшные.
«Нет, нет, не стоит идти дальше, — сказала она, — останемся у входа. Вот маленькая ниша, отгороженная досками; спрячемся здесь и помолчим; вы ведь знаете, что всегда кто-нибудь из играющих рад смошенничать и подглядеть, а потом позвать остальных».
Мы согласились; но едва мы спрятались, как услышали шаги и с трудом сдерживали смех и даже старались не дышать, думая, что нас вот-вот найдут. Тогда-то мы и услышали разговор, который я сейчас вам передам. Говорили между собой два человека, они вышли из башни и уходили по галерее, которая привела нас сюда. Беседовали они шепотом, но, проходя мимо нас, один сказал:
«Неужели меня опять поставят сторожить итальянца? Надоело уже!»
«Нет, ты пойдешь с нами в старый замок, — ответил второй. — Итальянец теперь с нами заодно».
«А что там будем делать?»
Тогда второй произнес какие-то слова, которых мы не поняли и не сумеем вам передать, должно быть, на воровском языке: но затем несколько раз упомянули имя Христиана Вальдо, да и адвоката не позабыли, сказав про него: «Об адвокате нечего беспокоиться, он убежит!»
— Это мы еще посмотрим! — воскликнул Гёфле. — А потом?
— Потом что-то говорили про осла, про золотой кубок, про то, как затеять ссору, все непонятней и непонятней. Так они постояли возле нас, а потом стали сговариваться перед тем как уйти.
«Значит, встреча в восемь часов на озере», — сказал один.
«А если он там не пройдет?» — спросил второй.
«Тогда мы пойдем в Стольборг: нам объяснят, что делать».
Как только эти мерзавцы ушли, лейтенант помог нам выйти из тайника и прошептал: «Здесь — ни слова!»
Он осторожно повел нас в большую Охотничью галерею и сказал, когда мы туда пришли:
«Теперь разрешите покинуть вас и побежать за майором».
Дело в том, что лейтенант понял воровской язык этих разбойников: они собирались напасть на господина Христиана Вальдо, обвинить его в какой-то краже, отвести в башню, убить его даже, если он будет сопротивляться, и один из них добавил: «Вот это будет лучше всего».
Лейтенант был возмущен. Уходя, он сказал нам: «Все это, возможно, исходит из более высоких сфер, чем мы думаем. Должно быть, здесь замешана политика и Христиану Вальдо известна какая-нибудь государственная тайна».
— Вот уж нет, клянусь вам! — перебил Христиан, улыбнувшись простодушию лейтенанта.
— Этого я у вас и не спрашиваю, господин Христиан, — возразила славная, наивная Мартина. — А знаю я только то, что лейтенант, майор и капрал Дуф поклялись выполнить свой долг и защитить вас, пусть даже это будет из по нраву господину барону; но им пришло в голову, что действовать надо крайне осторожно, и поэтому они велели нам никому не говорить ни слова, а сами ушли поодиночке, пешком, захватив с собой побольше оружия, стараясь не шуметь, и сговорились встретиться здесь, чтобы устроить засаду, захватить убийц и выведать их тайну. «Продолжайте игру, — сказали они нам, — и старайтесь, чтобы никто не заметил нашего отсутствия». Мы с Маргаритой старательно притворялись, что ищем их, пока нам не пришлось расстаться, чтобы идти переодеваться к вечеру; но вместо того чтобы прихорашиваться, мы только и делали, что вглядывались через окно моей комнаты в туман, повисший над озером. Увы! Ничего нельзя было различить, даже очертаний Стольборга не было видно.
