Нельзя останавливаться. Нельзя колебаться. Ничего этого нельзя.
Он добрался до кают и принялся колотить в двери, переборки, во все, что подворачивалось под руки.
И когда лица обитателей появились, Кук произнес:
— Собирайтесь… Пакуйте все. Мы валим на хрен из этого проклятого морга. Немедленно…
25
Они спешили.
Никто не задавал вопросов. Они сделали то, что сказал им Кук. Потому что знали, что только очень веская причина могла заставить его покинуть «Циклоп». Они действовали, как команда. И это было полезно для них, поскольку прибавляло сил. Крайчек всецело включился в работу. Он был рад покинуть этот корабль-призрак вместе со всеми его кошмарами. Они собрали одеяла и спасательное снаряжение, наполнили три лампы керосином и взяли свечи.
Затем они вышли в коридор, и Сакс велел всем остановиться.
— Слышите? — спросил он. — Слышите?
И все услышали. Услышали, как она идет за ними. Услышали скребущий топоток, с которым она двигалась по коридору. Возможно, даже не по палубе, а по стенам или потолку. Но она определенно приближалась. И пела свою неземную панихиду. Возможно, в своей песне она звала их по имени, пересчитывала им кости, и жаждала их крови.
— Идем в другую сторону, — сказал всем Кук.
Он продолжал светить фонариком в коридор, а Сакс повел остальных к другому трапу. Кук не видел ее. Он бросился вдогонку за остальными как раз в тот момент, когда она появилась из-за угла. Кук бежал, хлюпая по ковру из грибка. Он оказался у трапа последним. Панический звук его шагов эхом разнесся вокруг. Мысленно он потянулся к дери, за которой была свобода. Задолго до того, как он физически сделал это. Он был уверен, абсолютно уверен, что в последний момент она утянет его назад, во тьму. Схватит и высосет из него все соки.
— Давай же, Кук! — крикнул Фабрини.
Его рука схватилась за дверную раму.
Тварь была уже у него за спиной, шипящая, дышащая и щелкающая зубами. Источающая дурманящий смрад покрытой слизью паутины и высохших хитиновых панцирей. И в следующий момент что-то схватило его за лодыжку, потом за колено, за локоть левой руки. Шелк. Живой, извивающийся щелк повис на нем веревками. Ее дыхание пахло оскверненными могилами, когда она пыталась опутать его и утянуть вниз.
Кто-то закричал.
Кук выхватил «Браунинг» и трижды выстрелил.
И вырвался.
Он не видел, куда попал. Лишь пятно хитиновой плоти, маслянистое и многоногое и черную пасть, сочащуюся бурым соком.
В следующий момент он упал на палубу, лицом вниз.
Из люка раздался хриплый пронзительный рев.
— Закройте эту гребаную дверь! — услышал он собственный крик.
В следующий момент Фабрини и Сакс навалились на дверь, что было сил, и Кук услышал, как та ударилась обо что-то мягкое и влажное, как гнилой фрукт. Затем дверь захлопнулась и была заперта за задвижку.
С другой стороны царапалась, билась и скреблась своими остроконечными ногами тварь.
Они бросились бежать.
Добравшись до подвесного трапа, спустились по одному, пока Кук стоял на страже с пистолетом. Когда подошла его очередь, он посмотрел напоследок и увидел шквал конечностей, вырвавшийся из зева вентиляционной шахты. Он не стал дожидаться, когда появится их хозяин.
Когда он спустился в спасательную шлюпку, Сакс не стал утруждать себя развязыванием нейлоновой веревки, и просто перепилил ее своим ножом, уперся ногой в борт корабля и изо всех сил оттолкнулся. Шлюпка отплыла в водоросли. К тому времени весла были в руках, и все принялись бешено грести, толкая лодку к каналу в скоплениях водорослей.
— Гребите! — кричал Сакс. — Ради бога, гребите!
А затем лодка прорвалась сквозь водоросли и оказалась в канале, на безопасном от твари расстоянии. Но они оглянулись, Оглянулись лишь раз, отплыв от корабля. И она ждала их там, на верху подвесного трапа. Ее лицо было белым пятном, как размытая фотография. Но глаза ее были видны отчетливо — желтые умирающие звезды, тонущие в черной безбожной галактике. Те глаза были полны ненависти. И ярости. Но еще больше в них было голода.
Кук увидел ее, как и все остальные.
Но на самом деле его взгляд был прикован к ее рукам, вцепившимся в перила. Только это были не руки. А бесцветные колючие когти.
А затем туман поглотил ее.
Поглотил «Циклоп», похоронив под своим саваном.
— Что… Господи Иисусе… что это было? — спросил Менхаус.
Но Кук промолчал. Он никогда бы им не сказал.
— Гребите, — сказал он. — Просто гребите, не останавливаясь.
26
Туман становился все гуще, а силы людей были на исходе.
От бесконечной гребли они уже не чувствовали рук. Но то была приятная усталость. Физическое истощение, которое они не испытывали уже много дней, сейчас было для них в самый раз. Они слишком долго были вымотаны морально, и их телам было приятно наверстывать упущенное.
Они все дальше углублялись в водоросли, и пока еще им не встретилось ни одной, достойной внимания вещи, кроме какого-то мусора. Обломки дерева и то, что когда-то могло быть обшивкой сидения. Возможно, эти вещи были с «Мары Кордэй». Возможно, с другого корабля.
И туман никуда не исчезал.
Он был густой, как хлопковый пух.
Непрозрачный, раскрывающийся и цветущий, он вздымался грязно-желтой пеленой и сверкающей белой парусиной, сочился как болотный газ. Кипел, пульсировал и варился в торфяной дымке. Лоскутное одеяло из грязной мешковины и заплесневелых полотнищ, не имеющее границ. Можно было просто сидеть, как Джордж, и смотреть. Смотреть, как туман шевелится, дышит и вьется. Полный каких-то воронок, завихрений и тайного мрака. Чего-то ферментированного и дистиллированного, питающегося собственным разъеденным, дымящимся костным мозгом. Вдыхать канализационный смрад затопленных стоячей водой полей и забитых гниющими листьями водохранилищ.
Мерзкое зрелище, туманная пустыня, которая могла поглощать вас заживо, крутить, и постепенно душить своей дымящейся тканью.
И когда туман сгустился, вокруг стало темнее. Так они поняли, что наступает ночь, или то, что считалось здесь ночью. Какое-то время еще было светло. Туман и море были залиты тем грязным освещением, которое напоминало не солнечный день, а скорее, дождливый, серый вечер. Но даже оно уже исчезало. В тумане зарождалась тьма, ползучий мрак. И свет мерк.
Но сколько это продлится?
Вот вопрос. Сколько здесь длится ночь, и сколько день? Должен же быть в этом какой-то ритм, какая-то структура. Как сказал Гослинг, единственный способ, которым он точно вычислял, сколько они здесь находятся, это его система распределения пищи и воды. И согласно тому, что они уже израсходовали, в тумане они находились уже четыре дня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
