Он вызвал к себе Дугласа и юного Миллера Стентона, одного из учеников своей школы. Дал им успокоительных таблеток и приказал идти в полицию и рассказать, что они видели возле школы Лорена Атертона – одного. Раньше, мол, не пришли, потому что боялись, что Доктор Франкенштейн и до них доберется. Мальчики рассказали Престону Эксли свою историю, опознали Атертона, и он им поверил. После пластической операции внешность Дугласа совершенно изменилась, и Атертон его не узнал.
Прошло два года. Лорен Атертон был осужден, приговорен к смерти и казнен. Терри Лакс сделал Дугласу еще одну операцию – чтобы уничтожить его сходство с мальчиком-свидетелем. Жил Дуглас в частной больнице, под надежной охраной мужчин-сиделок, Пирс Пэтчетт исправно пичкал его своими препаратами. Рэй Дитерлинг уверенно двигался к вершинам славы и считал, что с этой историей покончено – пока однажды в дверь к нему не постучал Престон Эксли.
И рассказал, что в полицию явилась юная девушка, во время убийства Вилли Веннерхолма учившаяся в школе Дитерлинга. В тот самый день, когда был похищен Вилли, она видела у школы Лорена Атертона и с ним – сына Рэймонда, Пола.
Дитерлинг понял: это был Дуглас – в то время они с Полом очень походили друг на друга. Он предложил Эксли крупную сумму денег. Тот сначала принял деньги, но вскоре передумал и решил вернуть их, заявив: «Должна восторжествовать справедливость. Я арестую парня».
Дитерлинг пришел в ужас. Опасность угрожала не только нелюбимому сыну – под угрозой оказалась вся его киноимперия. А что, если Эксли каким-то образом узнает о Дугласе? Дитерлинг настоял, чтобы инспектор оставил деньги у себя и спросил, нельзя ли решить вопрос без огласки.
– Он виновен? – спросил Эксли.
– Да, – ответил Рэймонд Дитерлинг.
– Тогда – казнь, – сказал Престон Эксли. И Рэймонд Дитерлинг согласился.
Он отправился с Полом в поход в горы Сьерра-Невада. Престон Эксли ждал их на месте. Они подсыпали парню в еду снотворное: Эксли застрелил его во сне и закопал. Было объявлено, что Пол погиб во время схода лавины – и все поверили этой лжи.
Дитерлинг думал, что возненавидит Эксли, – но случилось иначе. На его лице он прочел цену справедливости и понял: этот человек – не безжалостный убийца, но еще одна жертва неумолимого правосудия. Страшная тайна связала их крепче, чем могли бы связать любые иные узы. Престон Эксли ушел из полиции и занялся строительным бизнесом: средства для начального капитала одолжил ему Дитерлинг. Когда убили Томаса Эксли, первым, кому позвонил отец, был Рэй Дитерлинг. Вместе они боролись с призраками прошлого, вместе продолжали жить.
* * *
– И жили они долго, хоть и не слишком счастливо, – так закончил свою историю Дитерлинг.
Эд оглядывается кругом. Все кружится у него перед глазами: горы, реки, ракеты – все смеется над ним.
– Значит, отец так и не узнал о Дугласе? Он думает, что виновен Пол?
– Да. Ты простишь меня? Ради твоего отца. Пальцы Эда сжимают реликвию – золотые дубовые листья, инспекторский знак Престона Эксли. Сначала он достался Томасу, теперь – ему.
– Нет. Я направляю в большое жюри округа рапорт с просьбой выдать ордер на ваш арест за сыноубийство.
– Дай мне неделю, привести в порядок дела. Не беспокойся, скрываться не стану. Да и где прятаться всемирной знаменитости?
– Хорошо, – отвечает Эд и идет к машине.
* * *
Макет шоссе исчез, его место занимает теперь стопка рекламных плакатов. Арт Де Спейн распаковывает брошюры: перевязь на руке исчезла, виден свежий пулевой шрам – четкий, как в учебнике.
– Здравствуй, Эдди.
– Где отец?
– Скоро вернется. Да, поздравляю с повышением. Извини, что не позвонил, – я тут совсем забегался.
– Отец мне тоже не позвонил. Все вы делаете вид, что все в порядке.
– Эдди…
Пиджак у Арта топорщится на бедре – даже сейчас он не расстается с оружием.
– Я только что поговорил с Рэем Дитерлингом.
– Не думали мы, что ты на это решишься.
– Дай мне револьвер, Арт.
Де Спейн протягивает ему револьвер, держа за дуло. «Смит-Вессон», тридцать восьмой калибр, нарезка для глушителя.
– Зачем?
– Эдди…
Эд вытряхивает патроны.
– Дитерлинг все мне рассказал. Все. А ты – ты всегда был ближайшим помощником отца!
– И самым верным ему человеком. Солнечный Джимми, – гордо выпрямившись, отвечает Арт. – Все, что я сделал, я делал для Престона.
– Ты знал правду о Поле Дитерлинге? Арт берет у него из рук свой револьвер.
– Да, я уже давно знаю, что убийца – не он. Понял это случайно, кажется, году в сорок восьмом или около того. Случайно узнал, что у него алиби – во время похищения Веннерхолма он был в другом месте. Не знаю, многое ли было известно Рэю, и не могу понять, почему он это допустил. Но я не мог сказать об этом Престону. Не мог сказать, что он убил ни в чем не повинного мальчишку. Не мог разрушить его дружбу с Рэем. Ты знаешь, мне всегда не давало покоя дело Атертона. Хотелось понять, кто же все-таки убил детей.
– Но ты так и не узнал.
– Не узнал, – качает головой Де Спейн.
– Расскажи мне о братьях Энгелклингах, – приказывает Эд.
Арт поднимает верхний плакат – Престон на фоне бетонных блоков.
– Однажды я зашел в Бюро. В пятьдесят третьем году, как раз когда начались все эти дела. Увидел на доске бюллетеней эти снимки. Смазливые натурщики, «ромашка» – но от обычной порнухи далеко, как небо от земли. Сюжеты этих фотографий сразу заставили меня вспомнить об Атертоне. А ведь те снимки, что были найдены у него при обыске, видели лишь мы с Престоном да еще пара офицеров. Я попытался выяснить, откуда взялись эти порноальбомы, – но ничего не добился. Некоторое время спустя узнал, что братья Энгелклинги дали показания по «Ночной сове», что они связывали эти убийства с порнобизнесом, но ты не принял эту версию. Стал искать Энгелклингов – они словно сквозь землю провалились. Только в прошлом году я узнал, что они работают в типографии неподалеку от Фриско. Поехал туда, чтобы с ними поговорить. Мне всего-то и нужно было – выяснить, откуда бралась эта непристойность.
В памяти у Эда проплывают фразы из рапорта Уайта. Кислотные ожоги, клочья слезшей кожи на полу…
– Просто поговорить? Арт, я знаю, что там произошло.
Де Спейн, не опуская глаз.
– Ситуация вышла из-под контроля. Они приняли меня то ли за грабителя, то ли за шантажиста. Я нашел у них старые порнонегативы – и хотел, чтобы они назвали имена натурщиков. Еще нашел героин и психотропные таблетки. Они сказали, что знают одного богатого старикана с деньгами, который вздумал удивить весь мир особой суперсмесью белого кайфа, но ему до них далеко. Не знаю отчего, но я был уверен, что они знали, кто изготовлял эти грязные картинки. Они смеялись надо мной… Не знаю, Эд, должно быть, на меня нашло затмение. Я вообразил, что это они убивали детей… что они могут повредить Престону… Наркоторговцы, которым и жить-то не стоит, а уж по сравнению с мизинцем Престона вся их жизнь и ломаного гроша не стоит… Черт побери, Эдди, они смеялись надо мной – понимаешь? Называли «дедом», говорили, что мне нора на кладбище! Так вот: этот «дед» справился с ними обоими!
Обрывки плаката падают на пол.
– Ты убил двух человек – просто так.
– Нет, Эдди, не просто так. Ради Престона. Прошу тебя, не говори ему ничего.
– Не он ли учил меня абсолютной справедливости?
– Эдди, он этого не переживет! Он не должен знать, что Пол Дитерлинг невиновен! Эдди, прошу тебя!…
Оттолкнув его, Эд бросается обыскивать дом. Гобелены в материнской спальне напоминают ему о Линн. Собственная комната – о Баде и Джеке. Весь дом пропитан грязью, от вони грязных денег нечем дышать – как он мог жить здесь столько лет? Внизу, в дверях, его встречает отец:
– Эдмунд!
– Я арестую тебя за убийство Пола Дитерлинга. Даю тебе несколько дней, чтобы привести в порядок дела.
Престон, с каменным лицом:
– Пол Дитерлинг был маньяком-детоубийцей. Он заслужил смерть.
– Он был невиновен. А ты его убил. Это – умышленное убийство.
Престон – как камень, несгибаемый, непоколебимый. На лице – ни тени раскаяния:
– Эдмунд, сейчас тебе нужно успокоиться. У тебя расшатались нервы.
– Расшатались нервы?! – Эд проходит мимо. Бросает на ходу: – Будь ты проклят за все, что со мной сделал!
* * *
В центр города, в «Тихий океан» – тихое местечко, приятные лица. У стойки потягивает мартини Галлодет:
– У меня дурные новости о Дадли. Они тебя огорчат.
– Огорчить меня больше, чем меня уже огорчили сегодня, невозможно.
– Вот так, да? Дадли снова вышел сухим из воды. Мы лишились единственного свидетеля. Джонни Стомпанато мертв. Зарезала девчонка, дочка Ланы Тернер. Случай чистый: Фиск дежурил через улицу, видел труповозку и полицейских из Беверли-Хиллз. Теперь у нас – ни свидетелей, ни улик. Правда великолепно, сынок?
