воздуха. Губы Ригеля ласкали с томной медлительностью, словно ему нравилось пробовать меня на вкус.
Ригель нащупал дырочку на моих колготках и сунул в нее палец. Я чувствовала только стук своего сердца, его горячее дыхание, его тело, плотно прижатое к моему, его палец, который хозяйничал под юбкой, а затем…
Две женщины вышли из кабинета, и я тут же выскочила из тесного шкафа-подсобки. Сразу стало легче дышать. С вытаращенными глазами я повернулась к Ригелю, который все еще стоял там, облизывая губы и глядя на меня из полумрака как на вкусный десерт, уплывший у него изпод носа.
Я пробормотала что-то бессвязное и тут вспомнила про колготки. Там, где когда-то была маленькая дырочка, теперь красовалась дырища со стрелками, бегущими вверх и вниз. От удивления я открыла рот.
— Ну вот, теперь точно пора надевать новые, — сказал Ригель, еле сдерживая хитрую улыбочку. Глупо было так рисковать. Никто не должен догадаться, что` между нами происходит, иначе мы все потеряем. А я не могла потерять Анну с Норманом теперь, когда они стали мне очень дороги.
Да, меня разрывали противоречия, но в глубине души я никогда не хотела разрушать то, что мы построили. А Ригель, казалось, не осознавал, насколько серьезной была ситуация, и это меня беспокоило. В глазах окружающих мы скоро станем семьей. Для некоторых мы уже ею были. Нам следовало вести себя очень осторожно. И в то же время я не могла не думать о его горячих руках и губах. Я перестала узнавать себя. Прикосновения Ригеля сводили меня с ума. Чем шире я открывала для него свое сердце, тем больше места он в нем занимал. Как мне справиться с этим?
— Ника, к тебе гости! — В комнату заглянул Норман, прервав мои мысли. Я спустилась вниз и, увидев, кто пришел, улыбнулась. — Аделина!
Ее глаза, две незабудки, просияли, как только она меня увидела.
— Привет!
На Аделине была вязаная шапочка и резиновые сапоги, которые защищали ее от дождя. Она напоминала луч солнца посреди бури.
— Я вообще-то к вам не собиралась, но увидела в городе новую кондитерскую и сразу подумала о тебе, — сказала Аделина смущенно. — Они только что испекли тарталетки, а я знаю, как ты любишь сладкое…
Аделина протянула мне пакет, и я уловила исходящий от него теплый медово-сладкий аромат.
У меня потекли слюнки.
— Аделина, ты не должна была. — Я взяла пакет и посмотрела на нее с улыбкой. — Снимай сапоги, съедим тарталетки вместе! Не отказывайся, — предупредила я ее возражения, — у нас есть твой любимый чай, к тому же на улице сейчас сильный дождь. Проходи.
Она сняла сапоги и благодарно улыбнулась Норману, когда он взял у нее куртку.
— Проходи в гостиную, — пригласила я. — Сейчас приготовлю чай и приду к тебе.
Вскоре я вошла в гостиную с подносом в руках и дымящимся чайником. Аделина стояла у рояля. Я уже собиралась ее окликнуть, когда поняла, что она очень пристально на кого-то смотрит. Облаченный в тишину, в кресле сидел Ригель и, не обращая внимания на происходящее вокруг, читал книгу. На его красивое лицо падал свет из окна.
В этот момент мир остановился, и я поняла кое-что, что, возможно, не хотела видеть. Аделина… Аделина смотрела на него так, словно в доме больше никого не было. Ее глаза звали его, а губы молчали. Этот взгляд говорил о разбитом сердце и тоске по чему-то недосягаемому. Аделина смотрела на Ригеля… точно так же, как я.
Глава 28
ОДНА НА ДВОИХ МЕЛОДИЯ
Когда ты не увидишь света, мы вместе посмотрим на звезды
.
— Аделина, как ты относишься к Ригелю?
Аделина опустила чашку. В ее глазах промелькнул знакомый огонек удивления.
— Почему ты спрашиваешь?
Может, Анна права насчет меня: я не умею скрывать эмоций и притворяться. По крайней мере, когда пытаюсь, у меня это плохо получается.
— Ника, — тихо сказала Аделина, — если ты имеешь в виду тот поцелуй…
— Я хотела бы знать, — перебила я, — мне нужно знать, Аделина. У тебя к нему чувства? Я понимала, что никому не могу рассказать о нас с Ригелем, даже Аделине, которая знала нас с детства. Если о наших отношениях узнают, последствия будут катастрофические. И все же я не могла не задать ей этот вопрос. Она опустила глаза.
— Мы трое выросли вместе, — прошептала она, — Ригель — часть моего детства. И хотя я никогда не могла его понять, но научилась не судить о нем по его поступкам и жестам.
Неужели я чего-то не знала? Слова Аделины звучали для меня странно, потому что в Склепе я никогда не видела их вместе. Однако складывалось ощущение, что она хорошо знает и понимает Ригеля.
— Ригель многому меня научил. Не разговорами, а своим молчанием, потому что оно порой мудрее любых слов. Он научил меня, что некоторыми ситуациями нужно воспользоваться, а в других случаях лучше просто отойти в сторону. Научил, что мы не в силах изменить природу вещей, но можем проявить любовь к тем, кто нам дорог, пожертвовав собой и заботясь о них издалека. Любовь к чему-то или кому-то измеряется нашей способностью отказаться от притязаний и активных действий.
Аделина подняла лицо и посмотрела на меня голубыми глазами. Я не до конца поняла, что она хотела сказать, ее слова звучали загадочно. Возможно, когда-нибудь до меня дойдет их скрытый смысл, подумала я. Наверное, у Аделины были желания и мечты, которые она научилась сдерживать, предпочитая молчание словам.
— Поверь мне, Ника, — Аделина мягко улыбнулась, — то, что я испытываю к Ригелю, всего лишь глубокая, очень глубокая привязанность.
Было невозможно не поверить Аделине, ведь мы всегда доверяли друг другу. Пусть я не совсем поняла, о чем она говорила, но в одном я абсолютно уверена: Аделина никогда не станет надо мной насмехаться.
Так хотелось поговорить с ней откровенно, рассказать о наших с Ригелем отношениях, но я не могла. С одной стороны, я чувствовала необходимость поделиться с кем-то страхами и неуверенностью, с другой — знала, что не могу обременять Аделину тяжелыми секретами. Я была один на один со своими чувствами. И Ригель тоже.
— Ну так как?
Я часто заморгала. Билли хмуро смотрела на меня.
— Извини, я немного отвлеклась, — сказала я.
— Я спросила, не хочешь ли ты позаниматься вместе, —
