"Эх, Даша, – расчувствовалась Света, – знала бы ты, какой наивной я была, когда выходила замуж. Жан мне все про Руанду рассказал – что страна бедная, что жить будем первое время перебиваясь с хлеба на воду. А я сумасшедшая была. Только спросила: "Бананы есть? Кока-кола есть? Тогда поехали!" У Светы двое шустрых хорошеньких мальчиков, смышленых не по годам, – сладострастные продукты смешения двух кровей. Огромные глаза, подвижные губы, трепет изящно очерченных ноздрей, гибкие фигурки – залюбуешься! "Знаешь, – говорит Света, – когда я на них смотрю, то думаю – только ради того, чтобы родить двух красавцев сыновей, стоило выйти замуж за черного".
Света потащила меня в Национальный музей. По пути мы заехали к еще одной русской женщине, вышедшей замуж за руандийца, по имени Лена. Она выглядела совсем юной и трогательной, вся розовенькая, пухленькая, русоволосая, измученная заботами о двух детях, бедной, неустроенной жизнью и кожным инфекционным заболеванием, которое подхватывают почти все белые после нескольких месяцев жизни в Руанде.
Лена приехала совсем недавно и всего дичилась. Она страшно обрадовалась возможности пообщаться с соотечественниками да и просто выйти куда-нибудь из дома.
В Национальном музее Света отстранила экскурсовода и сама начала красочный рассказ о всех особенностях местного быта. Мы рассматривали хижину с каркасом из жердей и с крышей из соломы. Внутри жилище разделено плетеными циновками на несколько помещений. Такой вид искусства, как плетение, необычайно популярен в Руанде. В музее несколько девушек с бесконечно терпеливым, сосредоточенным видом плели из травяных соломок крохотные изящные корзинки. Это дело требует необычайной ловкости. Одно неверное движение, и соломинка ломается в неосторожных руках.
Такие корзинки используют в качестве табакерок и шкатулок для ароматических трав.
Вечером мы большой компанией отправились в ресторанчик – правда, там можно заказать только шашлыки, жареные бананы и пиво. Нас было пять человек – русский наблюдатель Миша, бельгиец Огюст (ученик Светы), влюбленный в русскую девушку, оставленную в Москве, Света, Лена и я. Дети резвились на лугу. Мы сидели за столиком на открытом воздухе, шлепая озверевших москитов. Непроглядная ночь уже опустила свой полог на город. Над нами светилось небо, вышитое звездами. В ресторанчике отключили электричество, и мы едва могли видеть друг друга при свете одинокой свечи.
Огюст сказал, что у него на вилле есть настоящее французское красное вино. Лена уехала с детьми домой, а мы отправились в гости к Огюсту. Он наполнил наши бокалы вином и поставил пластинку с "Болеро" Равеля. И никогда эта музыка не казалась мне такой прекрасной, как здесь, в Африке, густой жаркой ночью, наполненной ароматами незнакомых цветов и москитным жужжанием. Музыка тянулась медленно и ритмично, как тянется за монархом на праздничном шествии роскошная бархатная мантия.
Близилась полночь, и мы со Светой спохватились, что начинается комендантский час. Слегка во хмелю, мы покинули виллу, сели в машину и поехали к Свете домой.
По дороге нас остановил патруль, но, увидев, что в машине белые жен-шины, тут же отпустил.
Мы крались в дом на цыпочках, но вдруг услышали в темноте голос, говоривший порусски с сильным акцентом: "Света, где ты была?" Жан совершенно слился с ночью, стал ее частью, его можно было найти только на ощупь. "Я показывала нашей гостье город", – ответила Света, ориентируясь на голос. Она открыла дверь и тут же потащила меня на кухню, где можно разговаривать без помех. Нас встретил жалобным мяуканьем дикий котенок с чудесной, отливающей серебром светло-серой шерстью и фантастическими голубыми глазами. Его поймал в лесу по заказу Светы ее садовник.
Пока он нес котенка домой, это чудо природы успело разодрать ему все лицо.
На кухню явился Жан, чтобы продолжить семейную сцену. "Фу! – сморщилась Света, уловив от него запах алкоголя. – Ты опять пьян". И затем продолжила, обращаясь ко мне: "Удивительное дело! Русским мужикам, чтоб так напиться, нужно выжрать бутылку водки. А руандийцам достаточно трех баночек пива – у них слабые желудки". Для удобства выяснения отношений Света и Жан перешли на французский.
Мне совсем не улыбалось стать свидетелем семейного скандала, но их жесты, быстрый диалог, выразительная мимика были так забавны, что напоминали сцены из прославленных комедий Мольера.
Света одержала победу, и Жан с позором бежал. Но чтобы восстановить свое мужское достоинство, он демонстративно запер дверь спальни на ключ. Мы посмеялись, и Света сказала: "И так почти каждый вечер. Пиво для руандийских мужчин не просто напиток, а средство общения. Оно объединяет их в своеобразный клуб. Ни одна жена не смеет посягать на традиционные "пивные" встречи друзей. Недавно в городе шла стрельба, и трое суток никто не высовывал носа на улицу. На третий день Жан заявил, что умрет, если не выпьет пива. Я собралась с духом и вышла на улицу.
Прячась по кустам, дошла до магазинчика и купила несколько бутылок". "Ну, тогда ты исключительно преданная жена", – заметила я с улыбкой.
В этот момент мы услышали, как ключ в спальне снова поворачивается, и прыснули со смеху. Жан вновь появился на кухне в белом женском халатике, принял геройскую позу, выставив вперед босую черную ногу, и требовательным тоном заявил, что хочет знать, когда его жена пойдет выполнять супружеский долг. Света вылила на него ушат французских ругательств, и Жан снова ретировался в спальню, закрыв дверь на ключ.
"Мне кажется, действительно пора спать, пока вы не передрались", – сказала я, подавив зевок. Мне постелили в большой гостиной. Света забыла укрепить противомоскитный полог, и я всю ночь слышала угрожающее комариное зудение над ухом.
1о марта
. Утром я проснулась вся искусанная. Я запаниковала, вспомнив несчастного малярийного англичанина. "Не бойся, – успокоил меня Жан. – Все обойдется. Это домашние москиты, дрессированные".
Света покормила меня завтраком и посадила на маршрутное такси, идущее в Кигали.
Предварительно она поругалась с наглым высоченным руандийцем, который не захотел мне уступить самое привилегированное место рядом с водителем. Я благополучно и быстро добралась до столицы и уже в полдень лежала у большого бассейна в отеле, где жили служащие ООН. Сюда меня привез Владимир. Мы были единственными посетителями, и ленивый уборщик не торопясь пылесосил воду в бассейне.
Местный сервис – предмет отдельного разговора. Заказ в ресторане – это долгая, изнурительная борьба с официантами, в результате которой терпит поражение клиент. Вот вам характерная сцена.
Мы с Владимиром долго сидели в одиночестве, пока не показался важный официант, исполненный достоинства. Володя заказал стакан пива и бокал красного вина.
Официант выслушал все очень внимательно и исчез. Через четверть часа нам принесли два джина с тоником. Володя набрался терпения и снова повторил поанглийски наш заказ. Официант кивнул в знак понимания и удалился. Еще через четверть часа появился другой прислужник в накрахмаленной белой униформе и спросил, чего мы хотим. Выслушав ответ Владимира, он сделал умное лицо и ушел, унеся с собой джин. Прошло еще двадцать минут. Наконец явилась улыбающаяся девица и сказала, что первые два официанта не говорят по-английски, поэтому заказ примет она. "Бокал красного и стакан пива", – буркнул Володя. Девица уплыла, покачивая бедрами, и через пятнадцать минут нам доставило пиво и белое вино. Мы не стали спорить. В конце концов, белое вино – это не так уж плохо.
Руанда насылает на меня сонное оцепенение. Я чувствую, что поддаюсь сокровенному влиянию этой страны, ее вкрадчивой способности замедлять темп жизни. Африка расставляет для европейцев силки, и вырваться из их сладкого, проклинаемого плена можно только ценой тоски. Я знаю, что буду скучать по убожеству и великолепию здешней жизни. 1мчрта. Сегодня утром шофер посольства отвез меня на чл, откуда ходят автобусы до Гисеньи, маленького берегу мерцающего озера Киву. Меня проводили "острадательными возгласами: "Как же бедная де- одна по такой опасной дороге в руандийском ми Хпоскольку посольство ничем не могло мне помочь, а денег на такси у меня не было, то пришлось выбрать самый неприятный способ передвижения – маршрутное такси.
Автовокзал – это местная клоака. Белая женщина в таком месте привлекает всеобщее внимание. Вокруг было чер-ным-черно. Запах стоял как на невольничьем рынке. Я машинально поискала глазами хоть одно европейское лицо и увидела вдалеке белого мужчину, который приветственно помахал мне рукой (так делают все белые люди, встречаясь в черном городе, – знак солидарности и поддержки). Меня тут же облепили нищие в грязных лохмотьях, но шофер отогнал их с грозным криком. Он усадил меня в смердящий микроавтобус на переднее сиденье и договорился с водителем, что тот довезет меня прямо до гостиницы. Я вела себя как космонавт, высадившийся на незнакомой планете и настороженно ожидающий всяческих неприятностей от ее возможных обитателей. В маршрутку набилось множество женщин с крикливыми младенцами на руках и мужчин в пестрых рубашках с лоснящейся кожей, от которых несло стойким запахом пота. Сразу чувствовалось, что привычка к умыванию еще находится в конфликте с естественными наклонностями. Все они желали со мной общаться, но, на мое счастье, никто из них не знал английского языка.
