Невольно вспоминается наше детство.
Руар! Вот что всегда было страстью Ады. Она так мечтала стать шатерой. Всегда грезила, бредила этим. Изменилось ли это с годами? Не стала ли она истинной слугой императора Дэмониона?
Нет! Я не могу, не хочу в это верить, но…
Факты - упрямая вещь. И они говорят против Ады.
Мы идём какими-то извилистыми тёмными коридорами-туннелями, затем спускаемся в канализационный люк. Надо же! Под подземным городом есть своя инфраструктура.
- Скорей! Скорей! – нервно торопит Сплин.
Смотрю на этого сморчкообразноо парня и понимаю: люди иногда удивляют.
Интересный человек этот Сплин. Сначала, узнав, что нас разыскивают воины Руара, он назначил нам за спасение тройную цену, а потом… Всё, что от меня требовалось – снять капюшон.
- Ваше императорское величество?!
Никогда не думал, что встречу в логове контрабандистов и преступников, человека, которому не всё равно…
Отец Марк рассказал мне о нём чуть позже, когда парнишка убежал договариваться с одним из сопровождающих. Юный и дико талантливый. Истово верующий в своё правое дело. Бывший военный журналист, некогда восхвалявший в своих громких репортажах Земной Альянс. Разжигавший своими пламенными статьями войну в сердцах и душах людей, особенно новобранцах.
Ему, молодому да раннему, хотелось сделать шикарный материал, заработать всемирное признание, получить высшую журналистскую награду «Золотое перо»... Чтобы получить всё это, он выбил командировку на передовую, а там...
Там он воочию увидел всё то, о чем не должно рассказывать в своих статьях репортёру, преданному Земному Альянсу.
Страх, отчаяние, оторванные конечности совсем юных солдат - мальчишек, которые абсолютно не понимают за что, за кого и, главное, против кого они воюют. Которые хотят домой к мамам, бабушкам, сёстрам, подругам, но вместо этого их тела разрывает на части в открытом космосе.
Хаос. Боль. Непонимание. И пустота. Вот, с чем пришлось столкнуться Сплину на передовой. А ещё с горьким осознанием того, что всё, о чём он писал раньше – всего лишь пропагандистский обман. Фикция. Он сам было лишь винтиком в огромной кровожадной агитационной машине Земного Альянса, потому что абсолютно все его идеалистические репортажи о войне совершенно не соответствовали действительности
А потом был плен. Дарий. Катар. Рудники. Побег. Чудом. Волей случая. Так Сплин и оказался в подземном городе Адэйры. Без Родины. Без любимой профессии. Без идеалов. Зато с чётким осознанием того, что война – это зло. Бессмысленное и беспощадное. Зло, которое возобновится, если на Альтаире наступит хаос с престолонаследием и, тем самым, нарушится расстановка сил во вселенной. Поэтому…
- Скорей! Скорей! Сюда!
Лишь потом, спустя годы в одном из наших дружеских разговоров Сплин признается, что в тот день он спасал не меня, и даже не равновесие между Дарием и Альтаиром. Он спасал себя – свою душу – остатки веры в то, что в этой жизни всё же есть справедливость. Есть, ради чего жить и бороться.
Помогая мне, Сплин пытался искупить свою вину за то зло, которое в своё время разжёг в сердцах миллиардов зрителей и читателей своими талантливыми агитационными военными репортажами. Зрителей, среди которых были юные мальчишки, поверившие ему, ушедшие из-за этой слепой веры на войну, и, не вернувшиеся с неё.
Дальний ангар. Потрёпанный, явно повидавший лучшее время звездолёт.
- На старую обшивку не смотрите. Начинка суперсовременная. А главное с антисиловым полем. Если не будет осечки, сможем покинуть Дарий незамеченными для военно-космической службы. Не засекут.
- А если осечка всё-таки будет? – нервно интересуется Дэрэк.
Сплин философски хмыкает.
- А вам уже не всё равно?
Переглядываемся. Как ни печально, но Сплин прав. Выбора нет. Возвращаться нельзя. Даже за Адой, чтобы поговорить с ней…. Выяснить все… Я объективно понимаю, что просто не смогу добраться до неё живым. А подставив себя, я подставлю не только Альтаирскую империю, но и перемирие. Моя смерть повлечёт за собой возобновление войны, хаос… Мне страшно признаваться в этом самому себе, но всё это слишком высокая, слишком эгоистичная с моей стороны цена за любовь.
- Ну, так мы летим? – настырный голос Сплина выводит меня из задумчивости.
Киваю.
- Да. Летим.
Пожалуй, только сейчас я в полной мере понимаю своего отца, который всю жизнь шёл против своих желаний, в угоду интересов Альтаирской империи. Больше всего на свете мне хочется броситься на поиски Ады, но… Если я это сделаю, то миллиарды альтаирцев останутся без правителя. Их судьба будет отдана на растерзания междоусобных воин. Я не могу… Я не должен допустить такое. Хотя бы ради памяти отца и братьев. Их смерть не должна быть напрасной. Поэтому здесь и сейчас мне предстоит понять и принять одну очень важную и очень трудную для меня вещь: я больше не Эван. Не мальчишка-альтаирец, которого волей случая занесло на Тёмную планету и который влюбился в дарийскую девчонку. Я - Иоанн Дрогвард Второй – Император Альтаирской империи. Имеющий не только огромную власть, но и огромную ответственность за свой народ. И у меня, как и моего отца, больше нет такой роскоши, как слушать своё сердце. Отныне полагаться придётся только на доводы рассудка.
Видимо, это с самого начала и была моя судьба.
***
Этого не ожидал никто. Ни Глэдис. Ни Карл. Ни Мэд. Ни уж тем более Анигай. Внезапное самоубийство Ады вывело из равновесия всех.
Пустота – именно это чувство оставила после себя эта странная неконтролируемая девчонка.
То, что она была для Глэдис кем-то большим, чем просто одна из воспитанниц, старуха поняла почти сразу. Как только бушующие волны поглотили хрупкое тельце самоубийцы.
Тоска. Внезапной непрошенной лавиной обрушилась на Верховную ведунью. Она хотела напугать строптивицу, вытащить из неё информацию, но… не убивать. По какой-то непонятной для самой Глэдис причине эта девочка на уровне инстинктов всегда была для неё кем-то больше…
Но кем? Этого она не могла сформулировать даже для самой себя.
- Дура, - прошелестела старуха и быстрым шагом покинула обитель. – Ей бы жить, да жить.
После того, как Верховная ведунья ушла, Карл ещё долго стоят у распахнутого окна, глядя как в низу свирепствуют волны Ледяного океана, с грохотом разбивающиеся о скалы.
Зависть. Пожалуй, впервые в жизни Верховный воин ощутил это, неведомое ему доселе чувство.
Да… Именно зависть.
И презрение к самому себе.
Как же надо любить неведомую ему свободу, чтобы вот так, просто, без сожалений…
Невольная усмешка. А ведь выбор действительно есть всегда. Жить или умереть. Жить – или делать вид, что живёшь.
Весть о гибели девчонки из касты воинов довольно быстро облетела Руар. И застала врасплох Мэд. Шатера до последнего надеялась и верила, что сообразительной Аде всё же удастся выбраться из всей этой заварухи живой. Но у судьбы, увы, оказались свои планы.
Нет, она не плакала. Потому что просто не умела это делать. Мэд разучилась реветь давным – давно. Ещё в младенчестве. Когда лежишь в люльке рядом с другими точно такими же оторванными от родителей детьми и плачешь, плачешь, плачешь, пока не вдруг отчётливо не осознаёшь – бесполезно. К тебе всё равно никто не подойдёт, не пожалеет… Ты никому не нужна. И тогда ты замолкаешь.
Навсегда.
Закрываешься внутри себя. Потому что так не больно.
Но Ада умудрилась пробить в Мэдэлин эту броню, которую шатера старательно возводила в душе годами. И правильно делала. Если бы она не позволила Адамаск стать близким ей человеком, то сейчас, наверняка, не было бы так нестерпимо больно.
Нет. Мэдэлин не плакала. Она просто заторможено сидела на краю всё ещё расправленной кровати подруги и тупа смотрела в одну точку перед собой. Пока вдруг отчётливо не осознала – Анигай!
Вот кому сейчас по-настоящему должно быть плохо!
Она – Мэд – потеряла подругу.
Но он лишился куда большего – родной сестры.
Шатера найдёт мальчишку в общей столовой. Наряду с другими воинами он ел и веселился, травя пошловатые байки, слушая мужские скабрёзные анекдоты. Их взгляды пересеклись лишь на мгновенье.
Нет. Мэд не увидела в глаза Анигая ни боли, ни сожаления об утрате сестры. Он смирился. Забыл Аду, как проблемный сон. Освободился от неё.
О, да! Теперь Анигай по-своему обрёл долгожданную свободу. От неё – от Ады, за которую надо вечно переживать, подставляться. А именно это – подставлять свою шкуру под удар Анигай и не любит. Что ж, похоже, Руар сделал своё дело. Здесь действительно выживает лишь сильнейший, тот, кто ставит своё благополучие превыше других. Кто любит себя больше своих близких.
Жаль лишь, что Мэд, похоже, утратила способность мыслить так же, как Анигай. Иначе бы на душе у шатеры сейчас не выла стая драгов. Не было бы так противно слышать смех Анигая, который с пугающей скоростью сумел вычеркнуть из памяти собственную сестру.
