114. На четвертый день они с трудом достигли безводной местности, о которой рассказывали, что ее заполнял огненный поток, доходивший до самого моря и иссушивший всю протекавшую воду. Соседние жители проходили через эту местность только ночью, так как днем она отличается удушливой жарой и обилием золы и пепельной пыли. Солдаты Корнифиция не решались идти здесь ночью, тем более, что не знали пути и опасались засад; но они не могли идти здесь и днем, так как задыхались и обжигали себе ступни, как в летнюю жару, особенно же те, кто были босы. Не будучи в состоянии медлить на месте из-за мучившей их жажды, они в то же время не могли опередить обстреливавших их копьями врагов и получали раны, не имея возможности обороняться. А так как выходы из этой сожженной местности были заняты другими неприятельскими отрядами, то, не заботясь более ни о наиболее слабых, ни о безоружных, те, кто были еще в силах, со смелостью отчаянья бросились в проходы, тесня, насколько могли, неприятеля. Так как внешние выходы оставались занятыми врагами, они уже отчаивались в своем спасении и теряли силы от жажды, жары и утомления. После убеждений Корнифиция, указывавшего на близость источника, они, вновь потеряв много своих, потеснили неприятеля; источник, однако, был захвачен другим неприятельским отрядом. Тогда люди Корнифиция потеряли всякое мужество и пришли в полное изнеможение.
115. В то время как они находились в таком положении, вдали показался Лароний, посланный Агриппой с тремя легионами. Еще не было ясно, друг ли он. Движимые всегда надеждой, они ждали, что он будет таковым, и снова ободрились. Увидя же, что неприятель покидает источник, чтобы не очутиться между двух враждебных войск, они со всей силой закричали от радости, и, когда Лароний крикнул им в ответ, они бегом овладели источником. Начальники запрещали им пить воду сразу и помногу. Те, кто не обращали внимания, пили, тут же умирая. Так Корнифиций и уцелевшая часть его войска неожиданно были спасены и прибыли в Милы к Агриппе.[534]
116. Агриппа овладел Тиндаридой, местечком, изобиловавшим съестными припасами и удобно расположенным для ведения войны на море. После этого и Цезарь переправил туда пехоту и конницу. Было у него всего в Сицилии тяжеловооруженных до 21 легиона, 20.000 всадников и свыше 5.000 легковооруженных. Милы, равно как и вся территория от Мил до Навлоха и Пелориады, и весь берег все еще были заняты гарнизонами Помпея. Из страха, особенно перед Агриппой, они поддерживали постоянный огонь, чтобы зажигать приближающиеся суда. Помпей владел также и ущельями с обеих сторон. Он укрепил горные обходные пути в окрестностях Тавромения и близ Мил и беспокоил Цезаря, лишь только тот стал двигаться вперед из Тиндариды, не вступая, однако, в открытый бой. Предполагая, что Агриппа сделает высадку в Пелориаде, он, оставив проходы близ Мил, отправился туда. Цезарь завладел как ими, так и Милами и Артемисием, небольшим городом, где некогда, как говорят, жили быки Гелиоса, а Одиссей видел свой сон.[535]
117. Слухи относительно Агриппы оказались ложными. Тогда Помпей, узнав о потере проходов, призвал к себе Тисиена с войском. Выступив против Тисиена, Цезарь сбился с пути близ горы Микония и провел там ночь не в палатке. Так как шел сильный дождь, обычный поздней осенью, солдаты всю ночь держали над ним галльский щит. От Этны исходил глухой шум, далеко слышен был рев и виден свет, освещавший войско, так что германцы от страха выбегали из лагеря. Но и другие, слыхавшие рассказы об Этне, опасались, как бы при таком неожиданном стечении обстоятельств огненный поток не устремился на них. После этого Цезарь стал опустошать область палестенов, причем с ним встретился занимавшийся фуражировкой Лепид, и они оба расположились лагерем близ Мессены.
118. До сих пор по всей Сицилии происходили мелкие стычки; более же крупного дела не было ни одного.
Цезарь послал Тавра отрезать подвоз продовольствия к Помпею и захватить города, откуда доставлялся провиант. Сильнейшим образом страдая от этого, Помпей решил дать большое сражение, которое определило бы исход борьбы. Пехоты Цезаря он опасался, но, гордясь своими кораблями, он послал спросить Цезаря, согласен ли он решить их борьбу морской битвой. Хотя Цезарь и страшился всего связанного с морем, так как до сих пор не имел успеха на нем, однако, стыдясь отказаться, принял вызов. Назначен был день, к которому обе стороны снарядят по триста кораблей, снабженных всевозможными башнями и машинами, какие только могли придумать. Агриппа придумал так называемый гарпакс — пятифутовое бревно, обитое железом и снабженное с обоих концов кольцами. На одном из колец висел гарпакс, железный крюк, к другому же было прикреплено множество мелких канатов, которые при помощи машин тянули гарпакс, когда он, будучи брошен катапультой, зацеплял вражеский корабль.
119. Когда назначенный день наступил, при громких криках бой начался с состязания гребцов, бросавших как машинами, так и руками камни, зажигательные снаряды, стрелы. Затем и сами суда стали разбивать друг друга, ударяя или в бока, или в эпотиды — выдававшиеся спереди брусья, или в носовую часть, где удар был сильнее всего и где он, сбрасывая экипаж, делал корабль неспособным к действию. Некоторые суда, проплывая мимо, осыпали друг друга снарядами и копьями. Вспомогательные суда подбирали упавших. Тут происходили рукопашные схватки, проявлялась сила моряков и ловкость кормчих, слышались крики, увещанья начальников, действовали машины. Но более всего отличался гарпакс, сбрасывавшийся на корабли благодаря своей легкости с большого расстояния и зацеплявшийся всякий раз, когда канаты с силой тянули его назад. Обрубить его для подвергшихся нападению было трудно, так как он был окован железом; длина же его делала и канаты недоступными для того, чтобы их обрубить.
Ввиду того что орудие введено было в действие впервые, то не придумали еще таких мер против него, как серпы, насаженные на древки. Единственное средство, какое могли придумать против гарпакса, ввиду неожиданности его появления, — двигаться в противоположном направлении, давая задний ход. Но так как то же самое делали и противники, силы же гребцов были равны, гарпакс продолжал делать свое дело.
120. Сблизившиеся корабли сражались всеми способами, экипажи их перескакивали на неприятельские суда, причем с обеих сторон одинаково нелегко уже было отличать неприятелей, так как и оружие было у всех одно и то же, и говорили почти все на италийском языке. Условленный пароль в этой обоюдной свалке делался известен всем — обстоятельство, послужившее для множества разнообразных обманов с обеих сторон; друг друга не узнавали как в бою, так и в море, наполнившемся телами убитых, оружием, обломками кораблей. Все средства борьбы были испробованы, кроме лишь огня, от которого после первого набега кораблей отказались вследствие тесного сплетения судов. Сухопутные войска обеих сторон со страхом и вниманием следили с берега за происходившим на море, связывая с исходом боя все свои надежды. Однако ничего не могли они различить и разобрать, как ни напрягали зрение, так как 600 кораблей выстроились в длинную цепь по линии, а жалобные вопли попеременно раздавались то с той, то с другой стороны.
121. Наконец, Агриппа, заметив по цвету башен, которыми корабли только и различались между собою, что кораблей Помпея гибло больше, ободрил окружавших его, указывая, что успех на их стороне. Затем, снова напав на неприятелей, он начал непрерывно теснить их до тех пор, пока наиболее теснимые не сбросили башен и, повернув суда, начали спасаться бегством в проливе, причем успело спастись только 17 кораблей. Остальным путь к бегству был отрезан Агриппой, и они, преследуемые им, разбивались о берег, причем случалось, что в стремительном преследовании и преследователи терпели ту же участь, или же, если они становились на якорь, их захватывали или сжигали. После этого и те, кто еще продолжал сражаться, видя происходившее вокруг, также стали сдаваться неприятелям. Войска Цезаря на море испускали победные крики; им вторила пехота на берегу. На стороне Помпея раздавались вопли отчаяния. Сам он поспешно бежал из Навлоха в Мессену, в растерянности оставив пехотные войска на произвол судьбы. Вследствие этого Тисиен, по соглашению, сдал их Цезарю, а вслед за тем сдалась и конница. Во время боя потоплено было у Цезаря 3 корабля, у Помпея 28. Остальные были или сожжены, или захвачены, или погибли, разбившись о берег. Спаслось только 17.
122. Получив в пути известие о сдаче войск, Помпей сменил полководческие одежды на частное платье и послал в Мессену распоряжение погрузить на корабли что только возможно; к этому же все уже было задолго подготовлено. В то же время он спешно вызвал из Лилибея Плиния с бывшими при нем 8 легионами для сопровождения его во время бегства. Плиний поспешил к нему. Но остальные сторонники Помпея, и друзья, и гарнизоны, и войска, перешли на сторону противника, так как он проник уже в пролив. Тогда Помпей, не дожидаясь долее Плиния и несмотря на надежные укрепления города, бежал из Мессены на 17 судах к Антонию, мать которого он выручил в подобных же обстоятельствах. Не встретясь с ним, Плиний прибыл в Мессену и занял ее. Цезарь, оставшись сам в лагере при Навлохе, дал распоряжение Агриппе осадить Мессену, которая и была осаждена при участии Лепида. Плиний через послов предложил начать переговоры. Агриппа просил до утра подождать Цезаря, Лепид же заключил от себя соглашение, причем, чтобы склонить на свою сторону войска Плиния, согласился на то, чтобы они вместе с остальными войсками участвовали в разграблении города. Вместо спасения жизни, о которой они только и просили, они неожиданно получили возможность поживиться и в течение всей ночи вместе с людьми Лепида предавались грабежу, после чего перешли на сторону Лепида.
