122. Получив в пути известие о сдаче войск, Помпей сменил полководческие одежды на частное платье и послал в Мессену распоряжение погрузить на корабли что только возможно; к этому же все уже было задолго подготовлено. В то же время он спешно вызвал из Лилибея Плиния с бывшими при нем 8 легионами для сопровождения его во время бегства. Плиний поспешил к нему. Но остальные сторонники Помпея, и друзья, и гарнизоны, и войска, перешли на сторону противника, так как он проник уже в пролив. Тогда Помпей, не дожидаясь долее Плиния и несмотря на надежные укрепления города, бежал из Мессены на 17 судах к Антонию, мать которого он выручил в подобных же обстоятельствах. Не встретясь с ним, Плиний прибыл в Мессену и занял ее. Цезарь, оставшись сам в лагере при Навлохе, дал распоряжение Агриппе осадить Мессену, которая и была осаждена при участии Лепида. Плиний через послов предложил начать переговоры. Агриппа просил до утра подождать Цезаря, Лепид же заключил от себя соглашение, причем, чтобы склонить на свою сторону войска Плиния, согласился на то, чтобы они вместе с остальными войсками участвовали в разграблении города. Вместо спасения жизни, о которой они только и просили, они неожиданно получили возможность поживиться и в течение всей ночи вместе с людьми Лепида предавались грабежу, после чего перешли на сторону Лепида.
123. Располагая вместе с ними 22 легионами пехоты и многими всадниками, Лепид возомнил о себе и вознамеревался овладеть Сицилией под тем предлогом, что он первый высадился на остров и привлек на свою сторону большое число городов. Разослав всем гарнизонам предписание в случае приближения войск Цезаря не впускать их, он занял все проходы. Цезарь явился на следующий день и через друзей упрекал Лепида, причем они говорили, что Лепид пришел в Сицилию в качестве союзника Цезаря, а не с тем, чтобы завладеть ею для себя. Тот возражал, что его лишили прежнего положения, которое Цезарь присвоил себе, и указывал, что он отдаст ему и Африку и Сицилию, если Цезарь вернет ему его положение. Раздраженный Цезарь в гневе явился к Лепиду лично и упрекал его в неблагодарности. Они разошлись с угрозами друг другу; вслед затем разошлась и их стража, а корабли стояли наготове на якорях, так как говорили, будто Лепил замышляет их сжечь.
124. Войска были недовольны угрозой новой гражданской войны и непрекращающимися раздорами. Притом они не считали Лепида равным Цезарю; даже собственные солдаты Лепида, удивляясь доблестям Цезаря, признавали в то же время вялость Лепида и ставили ему в вину допущенный им грабеж, так как их поставили наравне с побежденными. Узнав об этом. Цезарь через подосланных людей тайно расхваливал поодиночке солдатам Лепида ожидающие их преимущества. Многие склонились на его сторону и особенно бывшие помпеянцы из опасения, что их договор непрочен без согласия Цезаря. Между тем как Лепид по своей беспечности ничего не знал об этом, Цезарь явился к его лагерю со множеством всадников, которых оставил перед оградой, а сам вошел в лагерь с немногими людьми, заверяя всех встречных, что он не желает войны. Видевшие приветствовали его как императора, причем первыми сбежались помпеянцы, уже склонившиеся на его сторону и просившие его простить их. Он выразил удивление: прося прощения, они не делают того, что должно послужить к их пользе. Они тотчас поняли и, схватив знамена, принесли их Цезарю, другие же разобрали палатки.
125. Услыхав шум, Лепид выскочил из палатки и схватился за оружие. Посыпались удары. Один из оруженосцев Цезаря пал. Сам Цезарь получил удар по панцирю; копье, однако, не задело кожи, и он поспешно спасся бегством к своим всадникам. Гарнизон одного из укреплений Лепида смеялся над его бегством. Раздраженный этим Цезарь не успокоился до тех пор, пока не овладел со своими всадниками этим укреплением и не разорил его. Начальники других гарнизонов передались от Лепида к Цезарю, одни тотчас, другие в следующую ночь, без попытки сопротивления, некоторые для видимости после слабого нападения конницы; но были и такие, которые выдержали и отражали нападение. Лепид посылал повсюду подкрепления. Но когда и сами эти подкрепления изменили, переменилось настроение остального войска Лепида, даже тех, кто был привержен к нему. Первыми опять-таки перебежали отдельными частями помпеянцы, которые еще оставались у Лепида. Когда же он, чтобы удержать их, отправил против них другие, последние, захватив свои знамена, вместе с остальными перешли к Цезарю. Лепид угрожал уходившим, удерживал знамена, говорил, что не пустит их, упрашивал их до тех пор, пока кто-то не сказал, что, мертвый, он их пропустит; испугавшись такой угрозы, Лепид отпустил.
126. Перешедшие последними всадники спрашивали Цезаря, не убить ли Лепида, так как он уже более не полководец. Он им это воспретил. Таким образом, вследствие неожиданной общей измены после столь высокого положения и обладания столь многочисленными войсками Лепид в короткое время оказался ни с чем. Переменив одежду,[536] он побежал к Цезарю, причем видевшие это сбегались смотреть на происходящее как на зрелище. Цезарь встал при приближении Лепида и, не допустив его упасть к своим ногам, отослал в Рим в одежде, в какой он был, одежде частного лица, а не в полководческой; за ним осталось только его жреческое звание.[537] Так этот человек, часто бывший полководцем и триумвиром, назначавший начальствующих лиц, вносивший в списки приговоренных к смерти сенаторов, ему равных по положению, жил частным лицом, оказавшись даже ниже некоторых из внесенных в проскрипционные списки, а теперь занимавших высокое положение.
127. Помпея Цезарь не преследовал и не поручал преследовать и другим, или опасаясь вторгнуться в чужую, принадлежавшую Антонию, область, или предвидя будущее и возможные выступления против него со стороны Антония, чтобы иметь предлог к разрыву, в случае если бы произошло какое-нибудь нарушение заключенного договора (задолго уже можно было подозревать, при их стремлении к власти, что с устранением других начнется борьба между ними), или, как позже говорил сам Цезарь, он не преследовал Помпея потому, что тот не был убийцей его отца. После того как все войска были собраны, у Цезаря оказалось 45 легионов тяжеловооруженных, 25.000 всадников, более чем полуторное по сравнению с всадниками число легковооруженных и 600 военных кораблей. Несчетное множество грузовых судов он разослал по их владельцам. Затем он одарил войска наградами по случаю победы, частью выдав их сразу, частью обещав выдать потом, распределил между всеми венки и другие знаки отличия и дал прощение начальникам Помпея.
128. Божество, однако, позавидовало его счастью: войска возмутились, и главным образом его собственные, требуя скорейшего роспуска и таких же наград, как те, что были розданы сражавшимся при Филиппах. Он сам не считал последнюю битву равнозначной той, однако обещал дать столько же, сколько получат солдаты Антония, когда он возвратится. Что же касается роспуска, то Цезарь с угрозой напоминал об отечественных законах, о данных солдатами клятвах, о дисциплине; видя однако, что его слушают непокорно, прекратил угрозы, чтобы не началось волнение и среди вновь присоединенных войск. Он говорил, что в свое время их распустит, в одно время с Антонием, теперь же поведет их не на гражданскую войну, успешно закончившуюся, а против иллирийцев и других варварских племен, нарушивших только что заключенный мир, причем солдаты тут могут обогатиться. Они, однако, отказывались выступить в новый поход, пока не получат даров и наград за прежний. Цезарь отказывался теперь же раздавать награды и взамен того предлагал добавить легионам еще много венков, дать им звание членов совета на их родине. Пока Цезарь давал все эти обещания, трибун[538] Офиллий начал кричать, что венки и пурпурные одежды — детские игрушки, награда же воинам — земля и деньги. Тогда Цезарь в гневе сошел с трибуны. Сторонники трибуна, напротив, одобряли его и бранили тех, кто не становился на их сторону. Сам Офиллий утверждал, что он и один будет защищать столь правое дело. После этого на другой день он исчез, и никто не знал, что с ним случилось.
129. Из страха никто уже в войске теперь не говорил поодиночке, но, собравшись отрядами, все сообща кричали, требуя роспуска. Цезарь всякими хитростями старался склонить на свою сторону главарей. Сражавшимся при Филиппах и Мутине он разрешил желающим оставить службу как сверхсрочным. Когда таких набралось 20.000, он их отпустил и выслал на острова, чтобы они не смущали остальных. Служившим со времени Мутинской битвы он отдельно добавил, что, независимо от полученного ими отпуска, все обещанное им будет выдано. Выйдя к остальным, он призывал их в свидетели нарушения клятвы со стороны отложившихся, так как они были распущены против воли вождя, оставшихся же он хвалил и обнадеживал, что вскоре отпустит и их, причем никто из них не будет раскаиваться, так как будет отпущен обогащенным; теперь он даст им по 500 драхм.[539] После этой речи он наложил на Сицилию налог в 1.600 талантов,[540] назначил наместников в Африку и Сицилию и выделил войско в каждую из этих провинций, отослал в Тарент принадлежавшие Антонию суда; из остальных войск часть выслал вперед на судах в Италию, стал во главе другой части и сам покинул остров.