Несмотря на убедительное сообщение брата Варсавы, Сабтах не мог действовать опрометчиво. Любая провокация Мура и его приспешников вызовет вторую войну ордена. Некоторые фрагменты первой войны вылетели из памяти Сабтаха, но ее последствия навсегда отложились в его сознании. Он казнил восьмерых братьев и уже тысячу лет носил шрамы на животе. Он не хотел повторения истории.
Мур был коварным существом, и если Сабтах собирался вступить с ним конфликт, то он должен был выбрать нужное время.
Размышления ветерана неожиданно прервала сирена: кто-то пытался прорваться внутрь. Сабтах инстинктивно соскочил с трона и низко пригнулся. Один за другим померкли фосфорицирующие фонари.
В комнате было темно, но он все еще слышал сирены. Надев шлем, Сабтах зарядил огнемет, залив горючее в канистру, закрепленную на его кожаном поясе. Мир перед ним стал зеленым.
Ветеран стер сообщение. Он вставил магазин в болтер, и, убедившись, что сообщение удалено, встал.
Подняв дуло огнемета, Сабтах открыл замок взрывонепроницаемого люка, ведущего в его покои. В коридоре практически отсутствовало освещение. Предупреждающие огни слабо мерцали вдоль решетчатого настила.
Сабтах позвал своих сторожевых псов, каждый из которых весил по триста килограмм. Мутировавший вид бородатых крокодилов.
Агрессивные и невидимые стражи всегда откликались на зов хозяина, но сейчас ответом Сабтаху была тишина.
Осторожно передвигаясь по коридору, Сабтах пытался вспомнить основные передвижения тихой поступи. Прошли тысячи лет с того момента, когда он, будучи неофитом, практиковал эту технику. Наработанные годами тренировок рефлексы постепенно возвращались к нему. Перемещая вес с каждым шагом, Сабтах осторожно крался вперед, хотя за многие сотни лет он отвык от этого. Как чемпион ордена, обычно он мог позволить себе сражаться с гладием в одной руке и сдвоенным болтером в другой.
Но в подобной темноте действовать следовало с большей осторожностью.
Сабтах быстро проскользнул через руины нижних уровней своей башни. Здесь годами хранились его трофеи: эфесы мечей и драгоценности, покрытые паутиной. Ветеран вскидывал оружие на каждом углу, ища противника между статуями.
Наконец, он оказался во внутреннем дворе. Он почувствовал запах крови и кишок. Его опасения подтвердились, когда он увидел своих расчлененных стражей, мертвых и разбросанных в саду.
Он услышал пищание ауспика своей брони типа MKII.
Сабтах взглянул на показатели. Он заметил огромную фигуру, перелезающую через кабель каюты. Неизвестный начал растворяться в дымящихся верхних уровнях «Рожденного в котле». Огни, отражавшиеся от труб наверху, создавали атмосферу дымных облаков и электрических звезд на мостиках верхней палубы. Метнув взгляд наверх, Сабтах выстрелил, когда фигура начала подниматься наверх с помощью лебедки. Он снова выстрелил, но неизвестный уже взобрался на загазованную площадку и растворился в сети труб и кабелей.
Сабтах просканировал двор. Он заметил одного из своих сторожевых крокодилов, лежащего на земле. Кто-то отрезал его уши. Одна из когтистых лап все еще дергалась.
Глаза питомца также были вырезаны, как и язык. Символизм убийства не укрылся от Сабтаха. Он знал, что это означает. Убийцы снова попытались напасть на его цитадель, но потерпели неудачу, и в этот раз они оставили ветерану предупреждение.
Сабтах понял, что Мур и его покровитель уже знают о ситуации. И время было не на его стороне.
На горизонте Бассика, где волнистая красная поверхность прерывалась лишь редкими деревьями боаб, были видны две фигуры. Они медленно, но упорно двигались вперед. Один был огромен и широк. Позади него, практически на четвереньках, ползла небольшая фигура. Кровавая Горгона и его темный эльдар.
Они двигались на север. Прошло пять дней. Пейзаж центральных равнин представлял собой широкое поле с кустарниками и высохшими бассейнами рек, где живая природа медленно увядала, приближаясь на севере к самому протяженному скоплению дюн на континенте.
Содержание железа в здешних землях было высоким, и от этого цвет поверхности приобрел глубокий оттенок красного. Повсюду в трещинах старых водных артерий бурлила вода. Варсава знал, что кочевники питаются за счет рыбы в остатках этой соленой воды, но он не помнил, откуда появились эти знания.
Варсава и его пленник не общались. Синдул показывал путь и они просто двигались вперед.
Стояла жестокая жара. Даже Варсава, находящийся в климатическом вакууме своей брони, чувствовал жар. Он делал остановки, чтобы пленник мог утолять свою жажду. Когда Синдул упал от изнеможения, Варсава просто взял его за руку и потащил по земле. Темный эльдар весил не многим больше, чем его болтер.
Они не останавливались даже в течение коротких ночей. Варсаве отдых был не нужен. Нечастые хищники, попадавшиеся им на пути, плотоядно взирали на путников, но не смели атаковать.
Вскоре пейзаж перестал меняться, и дни слились в один. Неважно куда он смотрел, границы были размыты. Даже низкие горы и коридоры дюн, появлявшиеся на горизонте, были постоянны, плоская местность монотонно сменялась хребтами, как и тепловые показатели Варсавы, не выявлявшие ничего необычного.
Периодически, на расстоянии, Варсава замечал силуэт одинокого путника.
Он знал, что это был мертвец. Ни один кочевник в трезвом уме не рискнул бы бродить в таком климате в одиночку. Иногда Горгона встречал большие группы мертвецов, но сигнальная вспышка, выпущенная в противоположное направление, уводила их дальше от бредущих странников.
Наконец, когда они оставили этот пейзаж позади, Варсава услышал гул боевых горнов. Он надеялся, что битва скоро начнется.
Вождь Гумед дул в боевой горн, призывая свое небольшое племя прекратить полуденный отдых и выдвигаться.
«Небольшое» было неподходящим термином, но Гумед всегда думал о нем как о маленьком сообществе.
Поезда были готовы к отправке, древние газовые двигатели заревели, когда шаманы стали пробуждать старые механизмы. По меньшей мере, пятьдесят человек из племени Гумеда встали со своих кроватей и вышли из тени вагонов. Остальные тридцать умывались в небольшом канале, полоская рот соленой водой. Наездники уже оседлали своих скакунов и нетерпеливо наворачивали круги, пока племя готовилось к отбытию.
Гумед снова дунул в горн. Хотя горн сам по себе когда-то был клапаном газового двигателя, он являлся символом власти вождя племени. Гумед был патриархом, и его семья видела в нем человека, ведущего их по жизни. Он был молод для этой роли, но в тоже время высок, хорошо сложен и давал людям ощущение уверенности.
Среди низкорослых, жилистых кочевников Гумед казался великаном с толстой шеей и атлетической фигурой. Соплеменники никогда не подвергали сомнению его лидерские качества, как и качества его отца. Гумед был прямым наследником старейших, и их мудрость всегда прибывала с ним.
Возможно, было бы куда безопасней бежать на юг, подальше от неприятностей. Небеса на севере потемнели, и горизонт казался черным пятном на фоне далеких горных хребтов. Возможно, на юге было безопасней, но Гумед знал, что это не будет правильным решением.
Остальные соплеменники также двигались на север. Войско кочевников собиралось дать отпор злу, проникшему на их мир. Все они слышали эхо барабанов и горнов, и видели сигнальные костры других племен. Это был всеобщий призыв.
Они не знали, как выглядит это зло. Недальновидные кочевники утверждали, что это призраки. Другие вспоминали времена, когда на землю сошли всадники с неба. Гумед был неуверен, но он понимал, что нужно действовать. Было ясно, что кочевники собирались на Бескрайних равнинах, огромной территории, отделявшей внутренние области от Северных пределов. Тысячи уже собрались там, собираясь противостоять злу с топорами и магией шаманов. Теперь и его племя присоединится к ним.
Гумед уже оседлал рогатого скакуна, когда к нему подскакали другие наездники.
— Вождь! Вождь! — кричали они, подгоняя своих птиц.
Его воины предстали перед ним в полном боевом облачении. Их красные шука были покрыты перьями и амулетами. Некоторые носили нагрудники из решетчатой кожи, другие предпочитали жесть. У всех сбоку на седле был закреплен лук и топор. Многие имели при себе лазружья, купленные в далеком Уре.
— Боги пришли! Быстрее, смотрите туда! — закричал Танбей.
Гумед слышал слухи о том, что северные племена в отчаянии призвали божественных ангелов. Но он не верил в это. Он не хотел тешить себя ложной надеждой. Но сейчас противник был слишком силен.
— Это правда? — спросил Гумед и его сердцебиение участилось.
Танбею не было смысла лгать. На его лице отражались возбуждение и благоговейный трепет одновременно.
