— Возможно, я знаю Веаргахлейв лучше, чем кто-ли… Опа!
Тропа уперлась в поток кипящей воды. Она клокотала в корнях у живых деревьев, значит, текла здесь совсем недолго.
— Возможно, она не такая горячая, как на вид, — ободряюще сказал Радгар. Он забрался на валун, перепрыгнул с него на соседний, потом на ствол упавшего дерева, и свет его фонаря растворился в тумане. Овод поспешил следом.
— В последнее мое лето здесь, — продолжал тот как ни в чем не бывало, когда он догнал своего подопечного, — я был еще слишком мал, чтобы стать книхтом. Вот я и вызвался кормить веаргов. Никто не возражал! Я не мог грузить мешки на вьючную лошадь, но мог снимать их. Я украл меч и спрятал его здесь, чтобы надевать его и разъезжать верхом на Свеальме в таких местах, где меня никто не увидит, чтобы наябедничать. Я познакомился с некоторыми из здешних отшельников — одни визжали, чтобы я оставил их одних, зато другие радовались обществу. Я собирал растопку и оставлял ее у дверей Хильфвера, и постепенно, ворча, он начал принимать меня.
— Ты и правда думаешь, что он еще здесь?
— О да. Уверен. Он никогда не вернется в мир. Он верит в то, что мертв, а Веаргахлейв — его могила. — Радгар закашлялся, сотрясаясь всем телом. — Конечно, он мог уже умереть и по-настоящему.
Квиснолль взревел и содрогнулся, стряхнув с деревьев облака пепла. В промежутках между толчками в лесу царила неестественная тишина. Никто здесь больше не жил. Под этим удушливым черным туманом не будет ни рассветного хора птиц, ни, возможно, самого рассвета.
— Там горит свет? Или мои глаза меня обманывают?
— Откуда мне знать? — ворчливо отозвался Овод. — Мои забиты грязью. Да, горит. — Они продрались сквозь кустарник, обрамлявший раньше озеро, а теперь росший прямо из этого озера. Вода, хлюпавшая в башмаках, была неприятно горячей.
— Благодарение духам, он не спит! Возможно, он даже нацепил свою ногу. — Радгар протянул свой фонарь Оводу, чтобы поднести руки ко рту рупором. — Хильфвер! — крикнул он. — Хильфвер, к тебе гости! Двое гостей, Хильфвер!
Ответом была тишина, нарушаемая только свистом пара из расселины, которую они миновали минуту назад.
— Хильфвер, ты мертв, и я тоже. Я Радгар Эйлединг, умерший в Твигепорте. Я вернулся за твоей помощью, Хильфвер. Я принес меч, убивший Эйледа. Твое заклятие не подвело в огне. Я видел его убитым, Хильфвер. Я должен поговорить с мертвым.
Ничего.
Радгар забрал свой фонарь.
— Идем.
Он нырнул во мглу; его Клинок не отставал. Озеро добралось до стоявшей перед ними избушки — должно быть, внутри вода стояла по щиколотку. Радгар говорил, что безумный отшельник спит на земле, как животное, но горевшие в доме свечи были зажжены совсем недавно. В этом месте не ощущалось ничего особенно угрожающего, но Овод удержал Радгара за плечо.
— Мы и так близко.
— Хильфвер нам не опасен! Я могу сбить его с ног одним мизинцем.
— Но кто там еще с ним? Я все еще жду встречи с твоим милым двоюродным братцем.
Радгар недовольно хмыкнул.
— Хильфвер! Двое мертвецов ждут тебя!
Дверь скрипнула и медленно, преодолевая напор воды, начала открываться. Показался сам заклинатель — неясный силуэт на фоне света. Как и описывал его Радгар, он опирался на посох, а голова скрывалась под бесформенным капюшоном. Мокрая ряса липла к телу.
— Помнишь меня? — спросил Радгар. — Я погиб в Твигепорте.
— Мертвецы не растут. — Речь старика звучала не слишком разборчиво, как и можно было ожидать от человека с половиной рта.
— Этот рос. А это Овод, которого я пронзил той шпагой, что у него в руках. Покажи ему, Клинок.
В этом обезумевшем мире это показалось разумной мыслью. Овод отдал Радгару свой фонарь, повесил плащ на куст, потом стянул рубаху и остался в одних штанах. Он сразу пожалел, что не догадался сделать этого в горячем тумане раньше.
— Подойди к нему поближе, — сказал Радгар, махнув в сторону двери. — Видишь, Хильфвер? Видишь шрам над сердцем? Повернись. А вот отметина на месте, где клинок вышел наружу. Это та самая шпага, которую он носит, — я пронзил его ею насквозь. Выходит, он тоже мертв. Мы тут все мертвы. Трое мертвых, чтобы поговорить с еще одним.
Черные отверстия в капюшоне, не отрываясь, смотрели на них.
— Ты не умер от огня.
— Нет, — сказал Овод, не поняв до конца, к кому тот обращается. — Нет. Я умер, когда Радгар пронзил мое сердце шпагой. Как больно было! Я не мог кричать, но боль была адская.
— Огонь был мой рок, но он подвел меня, — произнес калека. — Слишком мелкая вода решила мою судьбу.
— И Эйледа убил не огонь, — сказал Радгар. — Эйлед Фюрлафинг был убит, и убит вот этим мечом. Он висел среди трофеев в зале, так что его владелец должен быть мертв. Призови его для нас, Хильфвер. Призови еще одного мертвеца, чтобы мертвый мог говорить с мертвыми. Хочешь, я отнесу тебя на октаграмму, eald faeder? Возьми его посох, Овод. — Он подхватил заклинателя на руки и начал подниматься на берег. Длинная деревянная нога заклинателя причудливо болталась, задевая за кусты.
Овод ковылял следом, таща посох, два фонаря и охапку своей одежды. К счастью, идти пришлось недалеко. Октаграмма оказалась засыпана пеплом, только утоптанная круглая тропка вокруг нее выдавала ее местонахождение. Радгар поставил заклинателя так, чтобы тот смог прислониться к дереву, и своим плащом смахнул пыль с обозначавших острия октаграммы камней.
Все это время Хильфвер сердито бубнил что-то себе под нос:
— …никогда ничего не рассказывают… хотят богатства и чудес железных… презренное отродье фейна и фралля… будь дно морское чуть глубже… вода стала бы щитом. — Он болезненно закашлялся.
Радгар заглянул в кувшин с водой.
— Почти полон. Поставь один из фонарей сюда, Овод. Теперь, вита, куда положить меч?
— Огонь стал роком, огонь сжег короля!
— Нет. Я же сказал тебе: Эйлед не сгорел. Что было его роком, эальдор?
Заклинатель не ответил. Радгар попытался еще раз.
— Какой рок увидел ты, когда сложил глитм для Эйледа? Любовь?
— Да! — выкрикнул Хильфвер.
— Ага, вот мы и понимаем друг друга. Так куда мне положить меч? В середину?
— Разумеется, нифинг! — рявкнул заклинатель. — И что бы ты ни делал, не заходи в октаграмму. Когда день удваивается, трудится долг…
Овод скептически следил за приготовлениями. Он никогда особенно не верил рассказам Радгара про заклятия отшельника, да и личное знакомство с заклинателем не укрепило этой веры. Разум старика уплыл с отливом много, много лет назад.
Земля содрогнулась, гора взревела. Где-то, не так далеко отсюда долгий раскатистый грохот камнепада сменился треском ломающихся деревьев. Как только земля успокоилась и он смог снова доверять своим ногам, Радгар воткнул «Прихоть» в центр октаграммы. Только с третьей попытки он нашел клочок земли, свободный от древесных корней, да и там лезвие вонзилось в землю совсем неглубоко. Потом он вернулся на край поляны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
