— Что ж, это становится забавнее — этот муут, я хотел сказать. — Паузы делались все длиннее. — Право же, хотелось бы знать, куда это запропастился братец Вульфвер…
Зал слегка тряхнуло; зарокотал вулкан. В зале снова запахло серой и пеплом. Никто из спящих даже не пошевелился. Радгар зевнул и потянулся.
— Кажется, пора! Эйлвин, можешь поднять Овода?
Белец подозрительно покосился на Овода.
— Как далеко ты хочешь, чтобы я его забросил?
— Не слишком далеко. Помнишь пять мечей, что висели прямо над тем местом, где мы сидим?
Его собеседники, задрав головы, уставились в темноту.
— Смутно.
— Мой отец показывал их мне. Эти мечи принадлежали тем пятерым Клинкам, что погибли в Кэндльфрене.
— Ах те? Их отослали обратно, — сказал Леофрик. — Твигепортский договор. Статья девятнадцать.
— Восемнадцать. Я был в Айронхолле, когда их возвращали. На их месте висит другой меч. Я заметил его сразу же, как попал сюда сегодня утром… вчера утром. При мне его еще не было. Что это за меч?
Ответом ему было удивленное молчание.
Радгар встал, и остальные мгновенно вскочили, словно он был уже королем.
— Раз так, давайте-ка глянем на него, ладно?
Каким бы безумным ни казалось это предложение глубокой ночью, спорить никто не стал. Эйлвин забрался на скамью, Овод разулся и забрался ему на плечи. Его лицо оказалось на одном уровне с покрытым жирной копотью круглым щитом, провисевшим здесь, похоже, не одно столетие. Он был слишком скользким, чтобы за него держаться, да и закреплен был, возможно, не слишком крепко. В неверном лунном свете он разглядел еще несколько щитов, несколько топоров, несколько древних двуручных мечей — и один меч, производивший впечатление более или менее современного. Он достал «Ничто» из ножен и потянулся клинком вверх, но достал только до самого кончика.
— Слишком высоко.
— Подними его, — сказал Радгар. — А потом встань на цыпочки.
Ответ Эйлвина был негромким, но выразительным. Тем не менее он ухватил Овода за лодыжки и, крякнув, поднял его на вытянутых руках. Возможно, мышцами своими он был обязан заклинаниям, но все же это были настоящие мышцы. Руководствуясь скорее наитием, чем зрением, Оводу удалось продеть острие «Ничто» в эфес таинственного меча и снять его с крюка. Тот скользнул вниз по лезвию со скоростью, от которой у него замерло сердце, но, к счастью, не убил при этом ни его, ни Эйлвина. Овод подождал немного молча.
— Достал? — спросил наконец Радгар.
— Да, но мне хотелось посмотреть, сколько еще этот чурбан сможет меня удерживать так.
На этот раз ответ Эйлвина был еще выразительнее.
Все четверо столпились у ближайшего очага, где догорающие угли еще отбрасывали хоть немного света. Когда жир и копоть стерли, меч с серебряной рукоятью оказался узким и прямым, не шпагой — примерно на треть длины клинка тянулась режущая кромка. Это было профессиональное оружие. На рукояти красовался кошачий глаз, а у основания клинка виднелось имя: «Прихоть».
Радгар отсалютовал им в темноту. Потом, помолчав минуту, вздохнул.
— Я узнаю его. Он убил моего отца.
— Йорик мертв, — сказал Овод. — Никто бы не повесил меч на стену, будь он жив.
— Но кто это сделал и зачем? И когда? Как и почему вернулся он в Бельмарк навстречу гибели? — Радгар повернулся и зашагал к двери. Остальные вскочили и поспешили следом.
— Этого ты никогда не узнаешь, — буркнул Леофрик, догнав его. — Это что, и есть то доказательство, о котором ты говорил всем и каждому?
— Отчасти. Ты говорил, Хильфвер еще жив. Вам с Эйлвином лучше идти спать, эальдор. У нас впереди длинный день, и вы оба нужны мне с ясным взглядом и острыми зубами. А у нас с Оводом есть одно дело прямо сейчас, для чего нам нужна пара добрых коней.
— Ты же не можешь скакать в Веаргахлейв в темноте.
— Придется. Призывать мертвых днем не получится.
7
Спускаясь по залитым лунным серебром ступенькам, Овод повернулся к Радгару.
— Это безумие. Ты что, веришь в некромантию?
— А почему бы и нет? Я спросил как-то Хильфвера, может ли он призывать мертвых. Он сказал, что может, если только у него будет какой-нибудь предмет, находившийся с мертвым большую часть его жизни и к которому мало притрагивались после его смерти. Это вроде как давать понюхать ищейке.
Что-что, а меч Клинка идеально отвечал этому требованию, тем более что этот провисел на стене вне досягаемости чужих рук.
Они подошли к королевским конюшням, и Овод не выдержал.
— Ты что, собираешься просто так взять чужую лошадь?
— А что? — отозвался Эйлвин. — Большая их часть и так принадлежит ему.
— Король этого не одобрит. Если он попытается арестовать Радгара за конокрадство, мне придется начать убивать королевских фейнов.
— Сэр Овод мудр не по годам, — сказал Леофрик. — У меня здесь стоят две хорошие кобылы. Можете взять их.
Сэру Оводу за каждым углом мерещились убийцы. Если это все было игрой его воображения, ночная поездка в жерло вулкана обещала стать долгожданным отдыхом от этого кошмара. Его инстинкт Клинка на вулканы не распространялся.
Леофрик распахнул дверь и крикнул в темноту. Почти сразу же оттуда вынырнула пара нагих и босых фраллей, продиравших глаза и дрожавших от ночного холода. Выслушав приказ, они бросились обратно в темноту.
— Подождите здесь, — сказал фейн и пошел следом за ними.
— Уроды! — пробормотал Овод. — Разве мы не могли сделать этого сами?
Радгар покосился на него, но промолчал.
— Что? — удивился Эйлвин. — Зачем? На то и существуют фралли.
— Несправедливо это как-то. Им ведь тоже нужен отдых. Уверен, они все время, что бодрствуют, заняты работой.
— Конечно, заняты. — Невежество шивиальца явно ставило молодого фейна в тупик. — Когда они не работают, просто ложатся на месте и спят, пока кто-нибудь не даст им пинка и не прикажет что-нибудь еще. Несправедливо? Как можно быть несправедливым по отношению к фраллям?
Овод стиснул зубы в боязни потерять самообладание.
— Он прав, Овод, — тихо сказал Радгар. — Фралли никогда не просыпаются совсем.
— Если быть фраллем так приятно, чего же вы сами не офралливаетесь?
— Некоторые делают так. Это вроде самоубийства. Или убийства. Это одна из опасностей, от которых ты, надеюсь, меня оградишь.
Тут вернулся Леофрик, за которым фралли вели в поводу двух лошадей, и положил конец этому кошмарному разговору.
* * *
Ветра в эту весеннюю ночь почти не было, но поездка вверх по склону вулкана в лунном свете не располагала к отдыху. Это было безумие. Квиснолль рокотал почти непрерывно, и в исполинской туче над его вершиной мерцали багровые огни. В бельском языке название вулкана было определенно мужского рода, и Квиснолль проявлял свой мужской характер. Лошади начинали нервничать. Овод никогда не относился к лучшим наездникам, но справлялся с лошадьми неплохо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
