Стрелы свистели мимо. Я сцепил зубы, боль терзает все тело, а при каждом стуке копыт в голове и везде-везде взрываются атомные бомбы. Я лежал вниз лицом, земля прямо перед глазами сперва неслась, как пестрая лента неровного асфальта, а потом мне почудилось, что летим на вертолете над самой гладью озера.
Позади раздались крики. Рука все еще сжимала мое плечо, не давая сползти с седла. Я на какое-то время потерял сознание, пришел в себя, когда по плечам хлестали ветви, а снизу по лицу чиркали жесткие стебли травы. Конь хрипел, стонал, задыхался, бока часто вздувались, я снова начал скользить по мокрой коже, на этот раз не удержался, трава прыгнула навстречу.
Я не чувствовал удара, лежал, раскинув руки. Коричневая громада коня стояла рядом. Бока ходят ходуном, голова свесилась до земли, и чувствовалось, что конь поднять ее не в состоянии. В ветвях дерева снова зачирикали ожившие птицы.
Я приподнялся на локте, превозмогая боль, оглянулся. Человек все еще стоит спиной ко мне, его руки и голова лежат на седле, а конь недоверчиво обнюхивает плечо хозяина. Из плеча торчит стрела, еще две стрелы смотрят из спины, кольчуга распорота ударами мечей в трех местах, кровь вытекает узкими струйками.
– Эй, – сказал я, – ты зачем…
Он медленно повернулся, слова застряли у меня в горле. Он попробовал сделать шаг в мою сторону, однако колени подогнулись, упал, ударившись коленными чашечками, не удержался и завалился набок. Из глубокой раны на скуле текла красная струйка.
Лежа на земле, растянул синеющие губы в страшной улыбке. Я потянулся к стрелам, он покачал головой, я отдернул руку.
– Не знаю, – ответил он хриплым голосом. – У меня было все: богатый дом, семья, золото… За каждого убитого платят хорошо, но… не знаю. Поют о вас, голодных придурках, что скитаетесь по пыльным дорогам, деретесь не за деньги, а просто по дурости… Спасаете принцесс, а потом отдаете их женихам или отцу без всякого выкупа…
– Но при чем тут я?
– Эх, – прошептал он, – не понимаешь…
– Не понимаю.
– Ты тогда пощадил мою жизнь, что, конечно же, глупо… Я мог бы вернуться… и уже без всяких красивых штучек метнуть в тебя нож из темноты. И ты это знал. Но – отпустил… Дурость? Явная дурость… Но в то же время ты не дурак. Мне сказали, что не дурак. Ты даже в церковь не ходишь, а это точно – не дурак!.. Значит, ты больше из наших, чем из… тех, бьющих поклоны. Так почему?
Я сказал горько:
– И ты решил проверить, набросившись в одиночку на всю крепость?
Его губы дрогнули в слабой улыбке.
– А что, плохо получилось?.. Удалось…
– Но они все равно скоро будут здесь. Не понимаю, что их задержало.
– В моих мешках… – он закашлялся, выплюнул кровь, закончил: – в моих мешках еще осталось такое… что их задержало… Я знаю много трюков… Эх, раз в жизни попробовал сделать что-то героическое… и то мордой в стену…
Я повторил:
– Но… зачем?
– Не знаю… – прошептал он. – Наверное, свихнулся… После того, как ты, ублюдок, не стал меня убивать… Нет, это не благодарность, как ты сдуру думаешь… Какая у рыцаря Тьмы благодарность? Разве что ножом в спину… Просто я всю жизнь видел, как вы, бла-а-а-агородные, стоите за честь друг друга. Не из корысти или выгоды, а просто так… Видел, как вы по-детски держите это «слово чести», блюдете дурацкие обеты… Большей глупости придумать трудно!..
Я снова осмотрел стрелы, предложил нерешительно:
– Давай попробую выдрать?
– Дурак… Наконечники с зазубринами… Все кишки мне вырвешь… Не трожь… Ты так и не понял… Да и не поймешь… дурак, потому что я жил в более правильном мире… а на вас смотрел, как на…
Он закашлялся, изо рта хлынула кровь. Я в бессилии ухватил его голову, держал у себя на коленях, чтобы наемник не захлебнулся. Уже синеющие губы раздвинулись в слабой улыбке.
– Ты и сейчас дурак… Любой черный рыцарь на твоем месте удрал бы… Мне уже не помочь, а ты рискуешь… Они обойдут стальные колючки, что я разбросал, у них еще много коней, к заходу солнца будут здесь. А тебе надо замести след…
Я взглянул на солнце, что едва перевалило зенит.
– Я тебя не оставлю, – ответил я твердо. – Ты ж не просто рисковал жизнью… ты… ты…
– Можешь не договаривать, – разрешил он затихающим голосом. – И все равно понять не можешь, верно?.. Я сам не понимаю… Просто вдруг так захотелось, чтобы все было иначе… Вот тебя пытали, жгли, рвали кожу, а ты как идиот твердил свое… У нас, если попадешь в плен, разрешается выдавать всех и рассказывать все тайны… Все равно ведь предадим, так лучше разрешить, ха-ха… А вот ты никого не выдавал, не предавал, даже не пытался прикинуться предающим… Над тобой смеялись, смеялись, смеялись… а потом перестали. Нет, все равно не поймешь…
– Что?
– Что у нас полное превосходство не только в войсках, дурак. В уме!.. Мы умнее. Мы познали природу человека. Мы знаем, насколько он трус и подлец… Но вдруг мне до щема захотелось, чтобы у меня были вот такие тупые, но честные друзья… чтоб за меня стояли, мое имя за спиной защищали, а не так, как у нас принято, – в грязь, в дерьмо, да еще и сверху полить тем же…
Я сказал насмешливо:
– Это тебя коснулась благодать Господня!
Насмешка прозвучала коряво, словно я насмехался над самим собой. Он поморщился:
– Я ж говорю, дурак… Да как тебе понять, если я сам не понимаю, а я поумнее тебя, благородного дурня… Какой к дьяволу Бог, я твоего Бога презираю и не принимаю!.. Это что-то внутри меня… О, каким огнем жжет внутренности! Я думал, что я стойкий, а я сейчас буду визжать от боли, как недорезанная свинья… Убирайся, гад. Бери моего коня, он все еще хорош… если не сгорел, и убирайся.
Я поднялся, взглянул снова на небо, на умирающего.
– Может быть, кому-то передать что-нибудь?
– У меня никого нет… достойного. Да убирайся же, гад! Я не хочу, чтобы ты видел…
Я отвернулся, конь перестал хрипеть, с великим трудом поднял голову. Глаза его были замученные, печальные, но все понимающие. Я с трудом взобрался в седло. От куста донеслись стонущие звуки. Я украдкой оглянулся. Наемник скрючился, лицо белое, все еще пытался удержать рвущийся из него крик боли.
Господи, взмолился я. Если Ты в самом деле есть… а сейчас мне хочется, чтобы Ты был, то прими его душу! Он грешник, великий грешник, но в последний миг он стал другим!.. И не слушай Ты его, что он Тебя не принимает!.. Зато Ты прими его, прими…
Конь нес меня через чащу. Я то и дело терял сознание, а когда наконец очнулся, вокруг чернота, конь стоит, повесив голову, а меня трясет от холода. Но вокруг меня что-то происходило, я видел желтые глаза. Потом послышалось рычание, на грудь бросился крупный зверь. Я вдохнул его шерсти, закашлялся, в висках взорвалась боль, я рухнул во тьму.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
