мастерства просят двести тысяч, ну и тому подобное далее.
Эти новости — хороший повод для наблюдения за живой природой.
Во-первых, феномен расцвета курсов писательского мастерства можно легко объяснить тем, что на рынок выдавило массу людей, что раньше жили сочинением текстов. Естественно, что эти люди ищут нового заработка, и хорошо помнят — лучший способ заработать миллион — продать книгу «Как заработать миллион» или вести курс обучения на схожую тему. Это объяснение верное, но неполное.
Я вижу довольно большое количество людей, что несут свои деньги на эти курсы — тут налицо симбиоз дающего и берущего.
Во-вторых, есть разные потребители услуги. Одни покупают символический капитал — членство в многочисленных и рахитичных Союзах писателей, справки и сертификаты, которые, как они думают, помогут им с пенсиями или просто произведут впечатление на окружающих. Это похоже на покупку иностранцами ушанок с кокардами и значков Советской Армии — в этих предметах магия прошлого, неостывший пепел империи, а за штампованной жестью угадывается угасшая, но всё же сила. Но таких недальновидных покупателей литературной образовательной услуги немного. Есть множество людей, которые как раз приходят для того, чтобы их научили создавать литературное произведение.
Часто недоумевают, отчего кто-то готов отдать деньги за обучение письму (у нас, кстати, до сих пор есть стойкая нелюбовь к плате за нематериальное). А тут ещё наступила череда тощих лет, и всем стало известно, что должность писателя перестала быть хлебной. Нет ли тут ошибки? Или какого наваждения, морока?
Ошибки тут никакой нет. Сто лет назад, во время Гражданской войны в Петрограде, открылась Литературная студия Дома искусств. Вот что пишет сын Корнея Чуковского Николай: «Вся жизнь художественной и литературной интеллигенции Петрограда в знаменательное четырехлетие с 1919 по 1923 год была связана с Домом искусств. В Доме искусств завершилось многое из того, что пышно цвело в русской культуре в предшествующую эпоху. Дом искусств был колыбелью для многого, чему предстояло возмужать и расцвести в последующие годы». При всех экономических сложностях современности с военным коммунизмом нынешние времена никак не сравнить. А уж тогда семинары велись за паёк, ценность денег, казалось, была навсегда утрачена.
Но довольно много людей разного жизненного опыта, не рассчитывая на финансовую отдачу, устремилась в Студию, которая состояла из разного рода жанровых семинаров. Одни ходили на поэтический семинар Гумилёва. Семинаром по критике руководил Корней Чуковский. Он, по всей видимости, был неважным педагогом и долго издевался над работой одного из учеников — тот бледнел от обиды. Учебная статья была его первым произведением, и он, возмутившись, перешёл в семинар прозы, который вёл Замятин. Звали человека, написавшего неудачную статью — Михаил Зощенко. Ему было двадцать пять, и у него к тому моменту было пять орденов за войну с германцами.
Николай Чуковский вспоминал дальше: «Художественному переводу, и притом исключительно переводу стихов, был посвящен всего один семинар — М. Л. Лозинского. На занятиях этого семинара я тоже никогда не был. Особенность этого семинара заключалась в том, что состоял он исключительно из женщин, — ни одного мужчины, кроме самого Лозинского. Пятнадцать дам, изысканных, лепечущих по-французски, в возрасте от тридцати до сорока и, говорят, поголовно влюбленных в своего руководителя. А в него тогда мудрено было не влюбиться, — высокий, крепкий, обольстительно учтивый и пленительно образованный, Михаил Леонидович Лозинский привлекал все сердца. На своем семинаре они — в Петрограде 1919 года — сообща переводили сонеты Эредиа. По многу дней сидели над каждой строчкой. И сколько было вариантов, восторгов, тончайших наблюдений, остроумных догадок, пылких восклицаний, охов, ахов, шелестов, хрустов и трепетов! <…>Во время существования Студии делались попытки создать и ещё семинары, кроме вышеперечисленных. Но все они после трех-четырех занятий распадались. Был, например, одно время семинар Виктора Шкловского. Мне удаётся сейчас припомнить только одно занятие этого семинара, — вероятно, на других занятиях я не присутствовал. На том занятии, которое я помню, и речи не было о литературе — Шкловский просто рассказывал о своих приключениях в Турции и в Персии в конце мировой войны. Рассказывал он несравненно лучше, чем писал. Слушали его жадно. События, свидетелем которых ему пришлось быть, он передавал как ряд эксцентрических нелепостей, чрезвычайно занимательных.
Некоторое время существовали еще семинары: Акима Волынского, Шилейки, — бывшего в то время мужем Ахматовой, Н. Н. Пунина, который стал мужем Ахматовой несколько лет спустя, Евреинова, Шульговского, но об этих семинарах я ничего сказать не могу, потому что их не посещал»[198].
Это всё рассказано к тому, что чистый финансовый рационализм не всегда работает, а в нашем случае — уж точно нет.
В-третьих, нужно отделить всякого рода курсы для потенциальных журналистов и сценаристов от курсов собственно литературного мастерства. В первом случае как-то предполагается будущая работа и какой-никакой достаток, тут люди покупают курс, как свечку в церкви — для избавления от нищеты, а во втором — мотивация более чистая. Нет, будь я попаданцем в Петрограде, то непременно сходил бы на семинар к Гумилёву — не оттого, что считаю полезными советы Гумилёва с практической точки зрения (как раз наоборот), а из интереса к самой персоне.
Такой интерес к авторитетам, подозреваю, сохраняется и теперь — я легко могу представить себе читателя, который платит за общение с кумиром. Я вижу много таких гуру, что могут натолкнуть на интересное наблюдение, не говоря уже о том, что можно потом написать об этом мемуар. А уж если кумир отметит тебя, как случилось в своё время с поэтессой Одоевцевой, так и вовсе будет счастье:
«Был уже май месяц, когда Гумилев, войдя в класс, заявил:
— Сообщаю вам сенсационную новость: на днях открывается Литературная студия, где главным образом будут изучать поэзию.
И он стал подробно рассказывать о Студии и называть имена писателей и поэтов, которые будут в ней преподавать.
— Вам представляется редчайший случай. Неужели вы не сумеете им воспользоваться? — Он оглядел равнодушные лица слушателей.
— Боюсь, что никто, — и вдруг протянул руку, длинным пальцем указывая на меня, — кроме вас. Ваше место там. Я уже записал вас. Не протестуете?
Нет, я не протестовала. Мне казалось, что звезды падают с потолка»[199].
В общем, мотивации бывают разные.
Но и у меня тут рыло в пушку — я тоже ходил учиться литературе, хотя ничего за это не платил, даже наоборот.
Это было заведение особого рода, основанное ещё в 1933 году. Конечно, Литературный институт времён СССР — это одно, Литинститут в девяностые — другое, а Литературный институт сейчас — что-то третье. Мотивации
