В 1934 г. создается Союз писателей, ставший главным директивным органом советских писателей. Ему предшествовала история с «приручением» властью М. Горького. Как известно, Горький уехал за границу в 1921 г., поселился в Италии, на острове Капри. В отличие от других русских писателей, оставшихся за границей, в СССР его не называли белогвардейцем и даже эмигрантом – уж слишком велико было значение «пролетарского писателя». Когда созрела идея образования Союза писателей, для этой цели решили использовать Горького. С 1928 г. была организованная кампания по возвращению «любимого Алексея Максимовича» в СССР. В Италию шли тысячи писем от коллективов и частных лиц. Горький поддался на уговоры, приехал в СССР погостить раз-другой. Его встречали как небожителя, а в пятый раз, в 1933 г., Горького попросту не выпустили из страны.
Его, прежде отважного борца за справедливость и гуманизм в годы революции, как будто подменили, околдовали. Даже из-за границы он писал Сталину, что в советской прессе слишком сгущают краски, чересчур много печатают самокритики. Сталин утихомиривал своего друга-максималиста: «Мы не можем без самокритики. Никак не можем, Алексей Максимович. Без нее неминуемы застой, загнивание аппарата, рост бюрократии». Из-под пера Горького стали выходить такие слова, от которых волосы встали бы дыбом у его покойных друзей – гуманистов Толстого, Чехова, Короленко: «Если враг не сдается – его истребляют». Эта знаменитая фраза – подлинный лозунг чекистов – стоит в конце абзаца горьковского письма: «Внутри страны против нас хитрейшие враги организуют пищевой голод, кулаки терроризируют крестьян-коллективистов убийствами, поджогами, различными подлостями, – против нас всё, что отжило свои сроки, отведенные ему историей, и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны. Отсюда вывод: „…если враг“…» и т. д.
Существует версия о том, что после знаменитого очерка «Ленин», написанного Горьким, Сталин очень хотел, чтобы классик написал книгу о нем. По-видимому, об этом с Горьким велись переговоры. В январе 1932 г. в Италию на его адрес прислали из Москвы «материалы для биографии» Сталина. Несомненно, Горький восхищался Сталиным, называл его «мощным вождем», писал о нем: «Как прост и доступен мудрый товарищ Сталин». Он даже называл Сталина по-холопьи «хозяином» («с хозяином… не успел поговорить, ибо хозяин – нездоров и не был у меня»).
Но произведения о Сталине все не было и не было, также «не вышла… – писал Горький, – пьеса моя о вредителях», не удалась и пьеса «о кулаке». Возможно, причина молчания Горького была в его творческой немощи, с годами он растерял весь свой талант. Как бы то ни было, к 1936 г. Горький не оправдал возлагаемых на него надежд. Возможно, он был отравлен по воле Сталина. По другой версии, профессор Плетнев, лечивший Горького, говорил: «Мы лечили Горького от болезни сердца, но он страдал не столько физически, сколько морально: он не переставал терзать себя самоупреками. Ему в Советском Союзе уже нечем было дышать. Он страстно стремился назад, в Италию. На самом деле Горький старался убежать от самого себя – сил для большого протеста у него уже не было. Но недоверчивый деспот в Кремле больше всего боялся открытого выступления знаменитого писателя против режима». Из последней фразы прямо вытекает упомянутая выше версия об убийстве Горького…
Начало «Большого террора»
Это понятие, которое пришло в историографию из знаменитой книги английского историка Роберта Конквиста, имеющей именно такое название, относится к середине 1930-х гг. Хотя террор в виде массовых арестов и казней, как во времена революции и Гражданской войны, вспыхнул вновь (после некоторого ослабления) в 1927—1928 гг. Тогда, после победы над «объединенной оппозицией», десятки тысяч «троцкистов» были исключены из партии, уволены с работы, арестованы, посажены в политизоляторы, высланы в дальние города. К началу 1930-х гг. почти всех их вернули в центр. Пройдя унизительный ритуал раскаяния, многие были восстановлены на работе. Затем тот же путь прошли десятки тысяч рядовых «правых уклонистов» – бухаринцев.
Параллельно с террором внутри партии сажали беспартийных. С «Шахтинского дела» 1928 г. начались массовые расправы с «вредителями» – спецами, а также – по мере укрепления имперской идеологии – с «буржуазными националистами» в республиках СССР. Одновременно выявляли и сажали бывших членов запрещенных после революции партий. С концом нэпа в тюрьмах оказались «нэпманы», с началом коллективизации прошли чистилище ученые-аграрники, а потом чекистская секира обрушилась на головы миллионов «кулаков».
Всего за 1927—1936 гг. потери, понесенные советским народом, составили более 8 млн человек. На этом-то фоне и возник «Большой террор». Начало ему положило убийство С. М. Кирова 1 декабря 1934 г. в Ленинграде, в Смольном. Тогда в город на Неве срочно приехал Сталин, который лично допросил убийцу Кирова Леонида Николаева и других причастных к делу людей. Тайна убийства ленинградского руководителя не раскрыта и до сих пор. Неясны многие обстоятельства самого убийства, а также проведенного чекистами расследования. Одни историки, вслед за Н. С. Хрущевым, считают, что сам Сталин спровоцировал (или через своих людей организовал) устранение опасного для него партийного лидера, а потом развязал кровавую расправу над своими противниками. Другие ученые полагают, что в убийстве Кирова главным мотивом была ревность Николаева. Известно, что его жена являлась любовницей Кирова. Но многие согласны с тем, что гибель Кирова (как и поджог Рейхстага в Берлине в 1935 г., позволивший Гитлеру совершить переворот и установить диктатуру в Германии) была использована Сталиным для решительной расправы со своими реальными, потенциальными и воображаемыми врагами. В обстановке страха и подозрительности террор приобрел гигантские масштабы и охватил не только правящую элиту, но и широкие слои народа.
Уже первые действия Сталина после убийства Кирова отличались продуманностью и решительностью. Как было сказано в «Правде» от 4 декабря, Президиум ЦК на заседании 1 декабря (т. е. в день убийства Кирова!) принял особое постановление, шедшее вразрез даже с тогдашним советским правосудием: «1. Следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. 2. Судебным органам не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению. 3. Органам Наркомвнудела приводить в исполнение приговор о высшей мере наказания в отношении преступников вышеуказанных категорий немедленно по вынесению судебных органов».
В тот же день поспешно внесли изменения в Уголовно-процессуальный кодекс: следствие по этим делам осуществлять в 10-дневный срок, обвинительное заключение вручать обвиняемым за сутки до суда, дела рассматривать без адвоката, кассационное обжалование и подачу ходатайства о помиловании не допускать, приговор о расстреле приводить в исполнение сразу же после его вынесения. Так была подготовлена «правовая база» террора, открывшая возможности для бесконтрольной расправы с миллионами людей.
Прежде всего Сталин свел счеты со своими прежними противниками, которые боролись с ним в 1920-е гг. Убийство Кирова приписали «молодежной части бывшей зиновьевской оппозиции». За спинами убийц якобы стояли Зиновьев, Каменев, Евдокимов и другие зиновьевские активисты, хотевшие «дезорганизовать руководство Советской власти, изменить таким образом нынешнюю политику в духе так называемой зиновьевско-троцкистской платформы», имевшей два центра – Московский и Ленинградский. Так был назван главный враг. В архиве Сталина есть собственноручно составленные им 2 декабря 1934 г. списки Московского и Ленинградского центров, причем вначале Сталин поместил фамилии Зиновьева и Каменева в Ленинградский, а потом перенес их в Московский центр. Вскоре – в начале 1935 г. – был назван и главный сталинский опричник. Им стал Н. И. Ежов, который в сентябре 1936 г. сменил на посту наркома НКВД Г. Г. Ягоду.
Характерной чертой террора стали закрытые и открытые судебные процессы над «врагами народа». Сообщения в печати о закрытых процессах были крайне скупы, что позволяет подозревать, что порой никакого судебного разбирательства и не производилось. Так в конце 1934 – начале 1935 г. судили участников «Ленинградского» и «Московского центров» в связи с убийством Кирова. Потом таким же был процесс так называемой «Московской контрреволюционной организации – группы „Рабочая оппозиция“» А. Г. Шляпникова, С. П. Медведева и др. В 1937 г. тайно судили лидеров комсомола (А. В. Косарева, П. И. Смородина и др.), вождей Коминтерна (Б. Куна, Ф. Платтена и других руководителей более десятка иностранных компартий).
