Очарованные пропагандой неомеркантилизма, люди пользуются выражениями, противоречащими принципам, которыми они руководствуются в своей деятельности, и всем характерным чертам общественного порядка, в условиях которого они живут. Давным-давно Британия начала называть заводы и фермы, расположенные в Великобритании и даже в доминионах, в Восточной Индии и в колониях, нашими. Но если человек не хочет просто продемонстрировать свое патриотическое рвение и произвести впечатление на других, то он не будет готов платить более высокие цены за изделия собственных заводов, чем за продукцию иностранных заводов. Даже если бы он поступал именно так, обозначение заводов, расположенных в политических границах страны, как наших не было бы адекватным. В каком смысле до национализации лондонец мог называть угольные шахты, расположенные в Англии, и которыми он не владел, нашими шахтами, а шахты Рура иностранными? Какой бы уголь он ни покупал, британский или немецкий, он всегда должен был платить полную рыночную цену. Не Америка покупает шампанское у Франции. Во всех случаях отдельный американец покупает его у отдельного француза.
Если еще остается некоторое пространство для действий индивидов, если существуют частная собственность и обмен товарами и услугами между индивидами, то нет никакого Volkswirtschaft. Только тогда, когда полный государственный контроль заменяет выбор индивидов, Volkswirtschaft становится реальностью.
XXIII. ДАННЫЕ РЫНКА
1. Теория и факты
Каталлактика теория рыночной экономики не является системой теорем, действительных только в идеальных и неосуществимых условиях и приложимых к реальности только с существенными ограничениями и видоизменениями. Все теоремы каталлактики строго и безо всяких исключений действительны для всех явлений рыночной экономики при условии, что соблюдаются специфические условия, предполагаемые ими. Например, наличие прямого или косвенного обмена представляет собой просто вопрос факта. Но там, где присутствует косвенный обмен, все общие законы теории косвенного обмена имеют силу в отношении актов обмена и средств обмена. Как отмечалось выше[См. с. 40.], праксиологическое знание представляет собой строгое и точное знание реальной действительности. Любые ссылки на эпистемологические проблемы естественных наук и любые аналогии на основе сравнения этих двух радикально различающихся областей реальной действительности и познания вводят в заблуждение. Кроме формальной логики не существует другого набора методологических правил, приложимых и к познанию посредством категории причинности, и к познанию посредством категории телеологии. Праксиология имеет дело с человеческим действием как таковым в общем и универсальном виде. Она не исследует ни специфические обстоятельства окружения, в котором действует человек, ни конкретное содержание оценок, направляющих его действия. Для праксиологии исходными данными являются физические и психологические характеристики действующих людей, их желания и субъективные оценки, теории, доктрины и идеологии, разрабатываемые ими, чтобы целенаправленно приспособиться к условиям своей среды и тем самым достичь целей, к которым они стремятся. Эти данные, хотя и неизменны по своей структуре и строго определены законами, управляющими порядком во Вселенной, подвержены беспрестанным колебаниям и изменениям; они меняются с каждым мгновением[Cм.: Strigl. Die ??ц??konomischen Kategorien und die Organization der Wirtschaft. Jena, 1923. P. 18 ff.].
Всю полноту реальной действительности можно мысленно охватить разумом, только прибегнув и к концепции праксиологии, и к пониманию истории, а последнее требует использования учений естественных наук. Познание и предсказание обеспечиваются совокупностью знания. Все, что предлагается различными отдельными отраслями науки, всегда фрагментарно; оно должно быть дополнено результатами всех остальных отраслей. С точки зрения действующего человека специализация знания и его разбиение на различные науки является просто механизмом разделения труда. Подобно тому, как потребитель использует продукцию множества отраслей производства, субъект действия должен основывать свои решения на знании, предоставляемом различными отраслями мысли и исследований. Имея дело с реальной действительностью, недопустимо пренебрегать ни одной из этих отраслей. Историческая школа и институционалисты хотят объявить праксиологические и экономические исследования вне закона, а сами заняться простой регистрацией фактов, или, как они называют их сегодня, институтов. Но относительно этих фактов невозможно сформулировать ни одного утверждения без ссылки на какой-либо набор экономических теорем. Когда институционалист приписывает определенному событию определенную причину, например, массовую безработицу считает мнимым недостатком капиталистического способа производства, он прибегает к помощи экономической теоремы. Возражая против более пристального изучения теоремы, неявно подразумеваемой в его выводе, он просто стремится избежать разоблачения ошибочности своего аргумента. Простой регистрации фактов, отделенной от ссылок на теории, не существует. Как только два события регистрируются вместе или объединяются в класс событий, начинает действовать теория. Ответ на вопрос о том, существует какая-либо связь между ними, может дать только теория, в случае человеческой деятельности это праксиология. Бесполезно вычислять коэффициенты корреляции, если не отталкиваться от теоретического понимания, полученного заблаговременно. Коэффициент может иметь высокое численное значение и в то же время не служить признаком никакой существенной и необходимой связи между двумя группами[Cм.: Cohen and Nagel. An Introduction to Logic and Scientific Method. New York, 1939. P. 316 322.].
2. Роль власти
Историческая школа и институционализм порицают экономическую науку за пренебрежение ролью, которую власть играет в реальной жизни. Основное понятие экономической науки, а именно выбирающий и действующий индивид, по их словам, представляет собой нереалистическую концепцию. Реальный человек не свободен в выборе и действии. Человек подвергается общественному давлению, воздействию неодолимой силы. Рыночные явления определяются не субъективными оценками индивидов, а взаимодействием властных сил.
Эти возражения так же ложны, как и все остальные утверждения критиков экономической науки.
Праксиология вообще и экономическая наука и каталлактика в частности не утверждают и не предполагают, что человек является свободным в каком-либо метафизическом смысле, приписываемом термину свобода. Безусловно, человек подчиняется естественным условиям своей среды. Действуя, он должен приспосабливаться к неумолимой регулярности природных явлений. Как раз редкость природой данных условий его благополучия и заставляет его действовать[Большинство социальных реформаторов, и прежде всего Фурье и Маркс, обходят молчанием то, что данные природой средства, устраняющие человеческое беспокойство, редки. На их взгляд, тот факт, что не существует изобилия всех полезных вещей, вызван просто неадекватностью капиталистического способа производства и поэтому исчезнет на высшей фазе коммунизма. Выдающийся меньшевистский автор, который не смог удержаться от того, чтобы не сослаться на естественные барьеры на пути к процветанию людей, в истинно марксистском стиле назвал Природу самым безжалостным эксплуататором (cм.: Gordon М. Workers Before and After Lenin. New York, 1941. P. 227, 458).].
В своей деятельности человек руководствуется идеологиями. Он выбирает цели и средства под влиянием идеологий. Могущество идеологии является либо прямым, либо косвенным. Оно является прямым, когда действующий субъект убежден, что содержание идеологии правильно и что в его собственных интересах соглашаться с ней. Оно косвенно, когда действующий субъект отвергает содержание идеологии как ложное, но по необходимости учитывает в своих действиях то, что эта идеология разделяется другими людьми. Нравы социального окружения являются силой, с которой люди вынуждены считаться. Тот, кто признает ложность широко распространенных мнений и обычаев, в каждом случае должен выбирать между преимуществами, которые можно извлечь из обращения к более эффективному способу действия, и вредом от презрения к распространенным предубеждениям, суевериям и нравам.
То же самое верно и по отношению к насилию. Делая выбор, человек должен принимать в расчет то, что существует фактор, готовый применить к нему насильственное принуждение.
Все теоремы каталлактики действительны и по отношению к действиям, находящимся под влиянием социального или физического давления. Прямое или косвенное могущество идеологии, а также угроза физического принуждения являются просто данностью рыночной ситуации. Не важно, например, какого рода соображения побуждают человека не предлагать более высокую цену за товар, чем та, которую он предложил, но еще не получил заданный товар. Для определения рыночной цены не имеет значения, добровольно ли он предпочел израсходовать деньги на другие цели или испугался, что окружающие будут считать его выскочкой или транжирой, побоялся нарушить установленный государством потолок цен или бросить вызов конкурентам, готовым прибегнуть к насильственной мести. В любом случае его воздержание от предложения более высокой цены точно так же вносит лепту в возникновение рыночной цены[Экономические последствия вмешательства в рыночные явления внешнего сдерживания и принуждения разбираются в части 6 этой книги.].
