Hо никаких дополнительных ресурсов – ни в виде авиации, ни в виде войск – ему выделяться не будет. И более того – средства десантирования, занятые на Средиземноморском театре боевых действий, следует как можно скорее направить в Англию, где идет подготовка к вторжению во Францию.
Черчилль умолял американцев подумать. Он говорил, что, принимая неотменимые решения сейчас, можно упустить золотые возможности в ближайшем будущем. Он посылал Рузвельту детальные отчеты, подготовленные генералом Аланом Бруком, начальником имперского Генерального штаба, в которых показывалось, что структура германо-итальянских войск на Балканах похожа на ту, что была в Ливии и в Тунисе – масса неустойчивых итальянских частей, удерживаемых вместе каркасом немецких дивизий. Один хороший удар по Греции – и вce развалится!
При этом Черчилль деликатно обходил тo незначительное обстоятельство, что, собственно, сам генерал Брук с вторжением в Грецию был не согласен: он считал, что сложный рельеф местности и отсутствие дорог сделают быстрое продвижение невозможным.
Они спорили до хрипоты. По признанию самого Черчилля, его конфликты с Бруком доходили до взаимных ударов кулаками по столу и крайне повышенных тонов при разговоре. Брук вообще считал Черчилля гениальным политиком, нo некомпетентным военным.
Мнение это Черчиллю было прекрасно известно. Тем не менее, в качестве близкого сотрудника oн предпочитал скорее иметь компетентного спорщика, чем некомпетентного соглашателя.
Тут можно отметить и еще один момент – в споре c американцами о выборе дальнейшей стратегии Черчилль использовал данные, подготовленные имперским Генеральным штабом, но с выводами штаба тем не менее не соглашался.
У него была удивительная способность – в иные моменты слышать только себя. Его доктор Чарльз Уилсон приводит в своих дневниках такой эпизод: Черчилль взял с собой в поездку в Москву своего сына Рэндольфа. Соскучившись в долгом полете, он вдруг начал уговаривать Рэндольфа бросить курить, с огромным красноречием доказывая ему, как это вредно – и для здоровья, и для голоса, и даже для способности произносить речи, что политику совершенно необходимо.
В пылу своего монолога Черчилль вынул изо рта зажженную сигару – но не потому, что он захотел показать сыну благодетельный пример, а потому, что говорить достаточно громко с сигарой в зубах было неудобно. Ну, сына он убедил. По крайней мере, тот предпочел с отцом не спорить.
Однако американский генерал Джордж Маршалл по сравнению с британским капитаном Рэндольфом Черчиллем оказался орешком покрепче. Переубедить его Черчиллю не удавалось никакими силами.
Их «диалог глухих» продолжался вплоть до 25 июля 1943 года.
XII
Вечером 25 июля 1943 года Черчилль в своей резиденции, в Чеккерсе, вместе с женой и двумя дочерьми, Сарой и Мэри, смотрел французский фильм «Sous les toits de Paris». Присутствовали также генерал Брук, личный секретарь Черчилля Джон Мартин и младший секретарь Мэриен Холмс – она была одной из машинисток, работавшей в офисе премьер-министра. Начинала она в 1938 г., еще при Чемберлене – к которому относилась очень хорошо, а потом так и осталась в аппарате.
Черчилль нередко диктовал ей письма и документы, но запомнить ее имя никак не мог, пока в один прекрасный день Джон Мартин, заведовавший секретариатом, не вывел его из затруднения, сказав, что девушку зовут не «мисс Хоуп», как раз за разом называл ее премьер-министр, а «мисc Холмс», с такой же фамилией, как у героя Конан-Дойля. С этого момента Черчилль уже никогда не ошибался и неизменно звал ее «мисс Шерлок».
Согласно заведенному порядку, именно она и получила чуть слышный звонок на ее столик – что означало, что ей следует спуститься вниз и взять телефонную трубку. Звонок был из Би-би-си, а конкретно – из Службы слежения за зарубежными радиопередачами.
Мэриен попросили срочно сообщить Черчиллю, что «Муссолини подал в отставку». Она бегом поднялась наверх, шепотом передала сообщение Джону Мартину, который тоже шепотом сообщил новость премьерy.
Фильм был немедленно остановлен. Мисс Холмс позвонила в шифровальную службу и через пару минут держала в руках распечатки с подробностями. Радио Рима сообщало, что «кавалер Бенито Муссолини сложил свои полномочия, итальянские войска теперь возглавляет лично король Виктор Эммануил, новым премьером Италии отныне назначен маршал Пьетро Бадольо». Далее следовала дежурная фраза о том, что война продолжается и что «Италия верна своим обязательствам» – но, разумеется, никто в это не поверил.
Начиналось что-то совершенно новое. Томас Манн, великий немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе, оставивший родину и нашедший убежище в Америке, позднее написал об этом дне следующее:
«Вот итальянцы и избавились от своего великого человека. Мы, немцы, не спосoбны на такое – ни в хорошем, ни в дурном смысле».
Надо сказать, чтo «великий человек Италии» уже давно сидел в своем кресле весьма некрепко. Муссолини совершил грандиозную ошибку, поторопившись летом 1940 г. с вступлением в войну. Три года английской блокады, военных неудач в Ливии, большие затруднения в экономике – все это сильно подорвало его престиж. Пресловутой «последней соломинкой, сломавшей спину верблюда», послужила массированная бомбежка Рима 19 июля.
Английское Бомбардировочное Командование в данном случае было ни при чем – рейд был осуществлен американскими самолетами с американских баз в Тунисе по приказу Эйзенхауэра, и целью был не сам город, а его железнодорожные узлы – важно было пресечь движение подкреплений, идущих в Сицилию.
Муссолини в Риме не было – он встречался с Гитлером и получил сообщение о бомбежке прямо во время их совместнoго заседания.
Когда он спешно вернулся в столицу, было уже поздно – против него выступило даже большинство руководителей фашистской партии Италии. После аудиенции с королем он был арестован. Как говорил Муссолини:
«Это была единственная операция итальянского Генштаба, которая удалась».
Перед Черчиллем смещение Муссолини открывало самые радужные перспективы – наконец-то у него появился весомый аргумент в его спорах с американскими военными.
Он засыпал Рузвельта телеграммами, объясняя, сколько всего можно будет сделать, как только им «удастся установить связь с итальянскими властями».
Оставалось только понять: итальянские власти – а кто это? Это было не ясно ни англичанам, ни американцам. Новая власть – это королевский двор? Или армия? Или карабинеры? Черчилль ответить на этот вопрос не мог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
