Интересный пример повальной коррупции спартанских властей мы находим у Павсания. Случай относится к тому же времени, о котором писал Аристотель. В 346 г. спартанцы в качестве союзников фокейцев приняли участие в захвате Дельф. Вот как об этом рассказывает Павсаний: "Когда главари фокейцев разграбили святилище в Дельфах, то и спартанские цари, каждый персонально, и многие влиятельные лица в Спарте, вся коллегия эфоров в полном составе, равно и герусия приняли участие в разделе сокровищ бога" (IV, 5, 4).
Напоследок добавим, что спартанцы не только охотно брали взятки, но и сами нередко выступали в роли взяткодателей. Для решения своих военно-политических задач спартанцы очень рано отработали методику взяток. Павсаний даже утверждает, что "лакедемоняне - первые из всех, кого мы знаем, подкупили дарами своего врага, первые, которые победу на поле битвы сделали покупным товаром" (IV, 17, 2). В качестве примера он приводит решающий эпизод Второй Мессенской войны - сражение у т. н. Большого рва, которое мессенцы проиграли из-за предательства своих союзников аркадян. Согласно Павсанию, Аристократ, царь аркадян, был подкуплен спартанцами (IV, 17, 2).
Фукидид в своем рассказе о судьбе героя Греко-персидских войн, спартанского военачальника Павсания, замечает, что тот подчинился требованию эфоров и вернулся из Малой Азии в Спарту только потому, что надеялся "уладить дело подкупом" (I, 131, 2).
Павсаний, автор "Описания Эллады", даже утверждал, что спартанцы были единственными, кто осмелился подкупить Пифию (III, 4, 5-6). В качестве примера Павсаний приводит случай с царем Клеоменом, который подкупил дельфийских жрецов, чтобы те объявили его соперника Демарата не сыном царя Аристона024_156. После того как это преступление раскрылось, Клеомен вынужден был бежать из Спарты, а его агенты в Дельфах лишились своих должностей (Her. VI, 66). В достоверности данного сообщения Геродота вряд ли можно сомневаться: хорошо зная многие скандальные истории, связанные с Дельфами, Геродот в данном случае счел нужным сообщить даже имена тех, через кого действовал Клеомен.
Еще одну примечательную историю, свидетельствующую о постоянных и очень тесных связях спартанских царей с Дельфами, рассказывает Фукидид. По его словам, царь Плистоанакт исключительно благодаря усилиям Дельф в 426 г. смог вернуться на родину после почти двадцатилетнего изгнания (V, 16). Фукидид прямо не говорит, что жрецы действовали в пользу царя, будучи подкупленными им. Но он сообщает такие подробности, которые заставляют думать о весьма высокой вероятности того, что царь использовал все средства, включая взятки, и с их помощью добился от дельфийских жрецов столь необходимой ему поддержки. По словам Фукидида, в Спарте постоянно ходили слухи о "противозаконном возвращении" Плистоанакта из изгнания. Противозаконность, по-видимому, усматривалась в том, что царь использовал запрещенные средства, добиваясь от жрецов регулярного провозглашения сфабрикованного по его требованию оракула. Действительно, как сообщает Фукидид, всякий раз, когда спартанцы посещали Дельфы, они неизменно получали один и тот же оракул: "Лакедемоняне должны вернуть с чужбины в свою землю потомка полубога Зевсова сына. Иначе им придется пахать землю серебряным лемехом" (V, 16, 2). Очень высока вероятность того, что спартанский царь нашел понимание в Дельфах исключительно с помощью взяток и подарков024_157.
Можно вспомнить также широко развернутую кампанию по подкупу наиболее влиятельных святилищ как в Греции, так и вне ее, автором которой был знаменитый спартанский адмирал Лисандр (Diod. XIV, 13, 3-7; Nepos. Lys. 3, 1-4; Plut. Lys. 25, 3-4). Целью этой кампании было добиться божественной санкции для нового закона о престолонаследии, который (в случае его принятия) открывал Лисандру дорогу к царской власти. Вот как объясняет Диодор обращение Лисандра к оракулам: "Зная исключительную склонность лакедемонян к оракулам, он решил подкупить пророчицу в Дельфах; ибо он считал, что если ему удастся получить изречение, соответствующее его замыслам, то он легко добьется своего выбора" (XIV, 13, 3-4). Для такой операции, конечно, требовались значительные средства, что, однако, противоречит утверждению Феопомпа о крайней бедности Лисандра (Plut. Lys. 30, 2). Но личная бедность Лисандра вовсе не мешала ему как главе партии пользоваться средствами своих друзей и единомышленников. Эфор и Диодор говорят о больших суммах денег (polu; crusivon у Эфора и crhmavtwn plh'qo" у Диодора), которыми оперировал Лисандр и его агенты для подкупа оракулов в Дельфах, Додоне и Ливийском оазисе Зевса-Аммона (Ephor. ap. Plut. Lys. 25, 3-4; Diod. XIV, 13, 33-7). В этой истории больше всего поражает масштабность акции и циничность ее авторов. Сам факт подобной многоэтапной авантюры свидетельствует о том, что ничего экстраординарного в подкупе жрецов Лисандр и его окружение не видели. Просчитался Лисандр только в одном - в Дельфах, Додоне и Ливии не захотели иметь дело с полуопальным полководцем, и ему отказали в том, что не раз делали для представителей спартанской элиты, начиная уже с Ликурга. Эта манипуляция с оракулами, предпринятая Лисандром, несмотря на свой провал, - бесспорное свидетельство того, сколь давно и хорошо в среде спартанской знати была отработана методика взяток.
В качестве заключения следует отметить, что уже к сер. V в. взяточничество в среде спартанского высшего сословия воспринималось как вполне рядовое явление024_158. Но по-настоящему опасными и разрушительными для общества процессы, связанные с коррупцией, становятся на исходе V в. Источники свидетельствуют, что брали взятки и обкрадывали казну не отдельные "чиновники", а вся спартанская элита вкупе, включая царей, геронтов, эфоров и генералитет.
Наши свидетельства о взятках в силу специфики источников относятся, как правило, к области внешней политики024_159. Что происходило внутри спартанского общества и насколько платными были те или иные "хлебные" должности, мы можем только догадываться.
Хотя, судя по количеству бездарных и продажных навархов последнего десятилетия Пелопоннесской войны, нельзя полностью исключить вероятность скрытой купли - продажи выгодных должностей.
Тема коррупции в Спарте, конечно, не исчерпывается данным обзором. Здесь собрана только часть данных, относящаяся главным образом к классическому периоду. Но и на основании рассмотренных материалов можно сделать вывод, что коррупция в Спарте приобрела к концу V в. такие масштабы, что оказывала свое негативное влияние на все сферы жизни гражданского общества, в том числе резко ухудшая моральный климат в нем. Если говорить о кризисе греческого полиса IV в., то для его спартанского варианта, бесспорно, характерна повышенная степень коррумпированности всего общества и особенно его правящей элиты.
* * *
В современной науке об античности как в нашей стране, так и за рубежом, принято считать, что Пелопоннесская война, не будучи сама по себе причиной кризиса полиса, тем не менее необычайно ускорила его приход024_160. Вариативность кризисных явлений в различных греческих полисах определяется историческими особенностями и специфическими чертами тех или иных гражданских общин, на почве которых протекал общий для всей Греции IV в. процесс. В Спарте, чья социально-экономическая и политическая структура в период архаики и ранней классики была достаточно стабильной, кризис полиса имел свой местный колорит. Уникальность спартанского варианта кризиса полиса во многом определялась тем, что здесь негативные для полиса процессы долгое время протекали в скрытой форме. Греческие историки и философы подметили эту особенность Спарты, где многочисленные явления кризисного порядка произошли как бы сразу, без всякой предварительной подготовки. Тот процесс дестабилизации, который имел место в Спарте на рубеже V-IV вв., воспринимался современниками как некий единовременный акт или внезапный взрыв, одним ударом разрушивший все структуры спартанского общества.
Как это ни парадоксально звучит, но именно активное участие и победа Спарты в Пелопоннесской войне сильнейшим образом ускорила те процессы дестабилизации, которые исподволь накапливались в спартанском обществе. По словам М. Финли, "трагедия Спарты заключалась в том, что она не могла жить в вакууме"024_161. По-видимому, как раз в силу запоздалого вступления Спарты в полосу кризиса все его проявления носили здесь исключительно бурный и неожиданный по своей силе характер.
Так кризис "верхов" в Спарте выразился в непрекращающейся на рубеже V-IV вв. партийной борьбе, которая парализовала весь механизм управления Спарты и привела к большим колебаниям в ее внешнеполитическом курсе. Выражением кризиса "верхов" можно считать также попытки лидеров спартанского полиса Лисандра и царя Павсания изменить существующий порядок с помощью реформ. Неудача, которая постигла обоих лидеров, - свидетельство политической стагнации общества. Правящая корпорация не желала ничего менять, апеллируя к законам Ликурга как к Библии. Это привело к тому, что социально-политический и экономический кризис в Спарте так и не был преодолен. Даже вступление на престол такой сильной личности, как Агесилай, кардинально не изменило положения дел. Процесс деградации общества приобрел черты постоянно текущего процесса, а отдельные проявления его, очевидно, еще более тщательно, чем раньше, скрывались от внешнего мира. Только случайно мы узнаем, например, что зимой 370/369 г. в Спарте было раскрыто сразу два заговора. Источники сообщают об этом ad hoc, в связи с подготовкой к отражению нападения Эпаминонда на Спарту (Nepos. Ages. 6, 2-3; Plut. Ages. 32; Polyaen. II, 1, 14). Если относительно первого заговора можно думать, что в нем участвовали в основном молодые люди (Корнелий Непот называет их adulescentes, а Полиэн - neanivai), не обладающие полными гражданскими правами (они могли относиться к любой подобной категории - к гипомейонам, мофакам или неодамодам), то ядро второго заговора, по-видимому, составляли полноправные спартиаты (Плутарх их определяет как ajndrw'n Spartiatw'n). Отдельные детали - оперативность, проявленная Агесилаем, и жестокая расправа над заговорщиками, которых казнили без суда и следствия024_162, - очень напоминают реалии, о которых рассказывает Ксенофонт в связи с заговором Кинадона (Hell. III, 3, 4-11). Наличие подобных заговоров, в которых принимали участие различные категории гражданского населения, включая даже "равных", свидетельствует о том, что социально-экономический и связанный с ним демографический кризис приобрел в Спарте характер затяжной болезни. Усилия государства, построенного на жесткой кастовой системе, задержать социальные перемены приводили только к тому, что смертельная болезнь загонялась внутрь.
