этим каждый день и уже считает это частью своей работы.
Мы катили по Шенкилл-Роуд. Невысокие обшарпанные дома, встречались и заброшенные, повсюду граффити, мусор, разруха.
— Учитывая мою религиозную принадлежность, — заметил Джон, — я, вероятно, не должен был здесь находиться, но сейчас утро субботы, а ирландские террористы не ездят на «Моррис-майнор»[96], так что, если нас кто-нибудь тормознет, я попрошу тебя с ними поговорить и предъявить паспорт — он же у тебя с собой, нет?..
Я кивнула.
— Как только они узнают, что ты американка, сразу оставят нас в покое. То же самое касается и Фоллз-Роуд. Но, скорее всего, никаких проблем у нас не будет.
— Я целиком полагаюсь на вас, сэр.
Сделав два поворота, мы подъехали к такому месту, где броневики, танки и солдаты мелькали на каждом шагу.
— Ты, наверное, уже догадалась, я говорил именно об этом перекрестке, — сказал Джон.
Бронетранспортеры стояли так, что между ними образовался узкий коридор, через который могли проезжать машины. Мы медленно продвигались вперед, когда компания местных подростков, подойдя сзади, начала выкрикивать в нашу сторону оскорбления, как будто сам по себе тот факт, что мы собирались перейти на другую сторону, уже обличал нас как врагов. На капот машины внезапно упал воздушный шарик, перепугав меня, тем более что он взорвался, обрызгав лобовое стекло жидкостью.
— Что это было? — спросила я, искренне пораженная случившимся.
— Скорее всего, один из мальчишек помладше помочился в этот шарик, бросил его на дорогу и просто ждал, когда на него наедет машина. К несчастью, это оказались мы.
Я заметила, что солдаты британской армии на нас поглядывают. Остановил нас один из них — постучал в окно и попросил предъявить наши документы. Джон отдал свое удостоверение преподавателя университета Квинса, а я протянула свой паспорт. Солдат оказался шотландцем.
— Могу я поинтересоваться, что привело сюда вас, янки? — спросил он.
— Она работает под моим руководством над диссертацией о волнениях в Ольстере, — пояснил Джон.
— Тогда, значит, вы привезли ее в нужное место. Кажется, эти маленькие засранцы забросили один из своих шариков с мочой вам на капот. По крайней мере, ваша фамилия должна уберечь вас от неприятностей на той стороне.
С этими словами солдат махнул нам рукой. Вокруг толпились еще какие-то люди, но на них не было ни формы, ни каких-либо опознавательных знаков. Все они были в куртках, на головах балаклавы, оставляющие на виду лишь глаза да губы. Собравшиеся ухмылялись, выставляя напоказ скверные зубы.
— Не бойся, это не так страшно, как кажется. — Джон попытался меня приободрить.
Один из этих типов постучал в окно нашего автомобиля. Джон опустил стекло и вежливо поздоровался. Оба мы держали наготове свои удостоверения личности. Тип в балаклаве взял удостоверение Джона, просмотрел его и молча вернул, показав большим пальцем, что можно проезжать.
Как только машина двинулась вперед, Джон сказал мне:
— Второе данное мне при крещении имя — О’Коннелл, и этот факт всегда помогает мне пройти границу без лишних вопросов.
— Потому что они понимают, что вы католик?
— Еще потому, что некий Дэниел О’Коннелл был известен как Великий освободитель — он выступил против британцев в начале девятнадцатого века.
— А почему вы получили свое второе имя? Кто-то из Киггов приходился ему родственником?
— Ничего подобного, но им я в этом точно не признаюсь.
Шенкилл-Роуд производила тяжелое впечатление из-за беспросветной нищеты. Улица выглядела как реконструированная версия викторианских трущоб начала 1970-х, если прибавить толику военной напряженности. Но Фоллз-Роуд была совершенно другой. Полное запустение шокировало, всюду стены пестрели трехцветными пропагандистскими лозунгами: «Британцы, убирайтесь!», «За Единую Ирландию!», а также портретами республиканских мучеников, подвергшихся жестокому обращению или убитых «оккупантами». Я обратила внимание на то, как много вокруг детей. Была суббота, и они гуляли по улицам: чинно прохаживались девочки с игрушечными колясками, пинали мяч мальчики, подростки обоего пола с сигаретами настороженно поглядывали друг на друга. Мягкой походкой хищников прогуливались бандитского вида парни, некоторые с дубинками в руке, очень похожие на местных силовиков. На каждом углу стояли какие-то суровые мужчины — взъерошенные, хмурые, с подозрительными глазами, — с интересом провожавшие каждую проезжающую машину. Впечатление они производили неприятное, мне не хотелось бы с такими столкнуться.
— Вы уверены, что здесь безопасно? — прошептала я.
Джон мне улыбнулся:
— Там, на улице, нас не слышат. И нам ничего не грозит. Потому что, как только мы выехали на Фоллз-Роуд, один из парней, не сомневаюсь, связался по рации с дорожными патрулями и сообщил, что мы прошли проверку. Как бы то ни было, ты же хотела на все это взглянуть. В башне на вершине горы Дивис — я о той большой многоэтажке — расположен сейчас командный пункт британской армии. Вертолет — единственный способ, которым британцы могут доставить своих людей. Нелегко им там, в углу.
Мы поехали прямо туда, наверх. Навстречу машине вышла компания молодых парней, настроенных, как мне показалось, агрессивно — лица у них были закрыты платками, как у плохих парней из старых вестернов. Один из них ударил по оконному стеклу чем-то вроде мясницкого молотка. Я застыла. Джон жестом велел мне не показывать страх, после чего опустил стекло.
— Ну и чё вы тут делаете? — задиристо спросил хулиган. Хотя его лицо было закрыто, я поняла, что ему не больше шестнадцати.
— Даю возможность вот этой американской студентке взглянуть на здешнюю жизнь.
— Все наше дерьмо — это, по-твоему, долбаный туризм? Дайка сюда свои права, до поживей.
Немного растерявшись, Джон вытащил из бумажника водительские права и передал парню.
— А эта девчонка с тобой… она, блин, янки, что ли?
— Я правда гребаная янки, — сказала я очень громко.
Главарь швырнул права Джону на колени:
— Валите отсюда к черту.
Как только они отошли, Джон повернулся ко мне:
— Ну, насмотрелась?
Я кивнула. Джон запустил мотор, и мы поехали обратно.
Через пятнадцать минут мы уже были в спокойном университетском квартале, в итальянском ресторанчике. Джон настоял на том, чтобы заказать бутылку домашнего красного вина.
— Надо отметить — я почувствовал, что это было настоящее боевое крещение.
— Но я сама попросила.
Пауза.
— Ты, наверное, думаешь: почему мы с Энн не удерем отсюда? — спросил Джон.
— Нет, об этом я не думаю. — Я помотала головой.
— Думаешь, и правильно делаешь. Нам давно следовало бы переехать, но мы оба упрямы. В этой злополучной дыре мы оба выросли, получили образование, встретились, полюбили друг друга и решили жить вместе. Ольстер для нас — это что-то вроде брачной клятвы: «В радости и в горе».
Принесли вино. Официант наполнил бокалы.
