— Артур… — окликнула Мира дремлющего телохранителя. — Как думаешь, с Валехом можно договориться?
— Смотря о чем, — сквозь сон ответил Артур.
— Он помогает мне вернуть все на прежние места, а я забываю про его дехрон… и Слупицу, и вообще, регулярно хожу в церковь, соблюдаю посты, ставлю свечки…
— Оборжаться с вашей светлости, да и только, — произнес Артур и перевернулся на другой бок, — то вас от голубцов воротит, то подавай их обратно.
— Мне надо точно знать, это возможно или нет? По каким-нибудь законам физики, могу я вернуться в прежнюю жизнь? Или это не от физики зависит?
— Это к Валерьянычу.
— Ты его не спрашивал, что он думает про того человека в пустыне?
Артур перевернулся на спину.
— Спрашивал.
— Ну и?…
— Ты что, не знаешь Валерьяныча? Он думает, что это галлюцинация.
— А труба, которая чуть не убила Оську? Обман чувств?
— Причем здесь труба? Она твоя! Ты же хотела отлупить Ханта.
— Я была дурой! Дурой! Дурой!
— Ну, так не будь ей.
— Нет! — заявила графиня. — Вставши на эту дорогу надо идти до конца. Надо искать выход. Радикальный! Нечего бегать по Парижу и приставать к начинающим модельерам, надо возвращаться в Слупицу и брать Валеха за капюшон. Что если, допустим, я верну эту огненную трубу, а они вернут меня в то измерение?
Артур открыл глаз.
— Опять хрень получится, — рассудил он. — Не от хорошей жизни ваше сиятельство выбросилось в пустыню.
— Ты думаешь, невозможно?
— Откуда я знаю?
— Если это параллельное измерение, надо только правильно перейти в него. А если Валерьяныч прав? Если существует только один реальный мир, который постоянно меняется вместе с памятью? Ведь кто-то его меняет. У одних получается лучше, у других хуже. Значит, каждый из нас наделен этой властью. Надо просто найти человека, у которого получается лучше всех. И найти его должны мы с тобой, потому что только мы можем увидеть разницу и оценить результат.
— Ну, — согласился Артур.
— Если Валерьяныч прав… Если прошлое меняется также как будущее… Зачем оно нужно, такое будущее? И прошлое, то же самое… Вот ты, например, потерял память… С тобой по крайней мере, поступили честно. Никто тебе не морочит голову, детей своих брошенных ты не помнишь, лежишь себе и не паришься. А мне за что воспоминания остались? За какие грехи?
— Вот я и говорю, — оживился Артур. — Нечего вашему сиятельству попусту убиваться. Пошли лучше завтра по реке кататься на кораблике. Я узнал: там загружаешься один раз и ездишь хоть целый день… всего за шестьдесят франков.
— Вот я тебя завтра загружу, и будешь ездить.
— Еще чего, — возразил Артур. — Чтобы ты ринулась в объятия к «Ю.Х.» и не вернулась? Нет! Даниеля я еще терпел, но с тем голубцом я тебя наедине не оставлю, и не мечтай.
Мира снова ушла в себя. Она пожалела, что потеряла телефон Даниеля. Им надо было явиться к Ханту вдвоем, и будь, что будет. С Даниелем ее шансы на успех возрастали. Если кто и мог привлечь внимание избалованного гомосека, то определенно не девочка из России. «Если бы мы пришли вдвоем с Даниелем…» — рассуждала графиня. Впрочем, она не была уверена… Был ли Даниель геем до встречи с Хантом? И не получит ли она по шее, сделав молодому человеку откровенное предложение? Даниель всегда был «вещью в себе». У него не было друзей, он не старался их заводить, со всеми одинаково ладил, и о себе почти не рассказывал. Все, что Мира знала о Даниеле, она знала от третьих лиц. Мира не припомнила случая, когда Даниель повышал на кого-то голос. Он не дрался, не смотря на то, что был силен, и каждый день качался на тренажерах. Мира считала, что Даниель качается для красоты. Только теперь графиня начала понимать: миролюбивый парень демонстрировал свое миролюбие мускулистым торсом, а она всякий раз старалась его уколоть, отыскать изъян за безупречно ухоженной внешностью. Даниель был снисходителен и относился к графине с теплотой. В Мире ему нравилось все, включая скверный характер, и идея жениться на русской графине после смерти Ханта приводила его в полнейший восторг. Даниель не злился никогда ни на кого. Вывести его из себя было практически невозможно. Единственный раз это удалось сделать Ханту. Обстоятельства ссоры Мира не знала. Хант прятался от любовника в будуаре графини, шарахался от телефона и всех, кто был ему дорог, предостерегал от двух величайших глупостей: пользоваться его билетом на самолет и ссориться с его любовником Даниелем.
— Артур, если бы тебе предложили заняться любовью с мужчиной… — спросила Мира.
— Дал бы в рыло, — предвосхитил вопрос Артур. — А что?
— Ничего.
— А что я должен сделать?
— Я б, допустим, не дала в рыло, если б мне предложили заняться любовью с женщиной.
— Так и я б не дал… если б с женщиной, — согласился Артур.
— Неужели неинтересно? В порядке эксперимента…
— С женщиной? Конечно же интересно.
«Хорошо, что я потеряла телефон, — решила графиня и накрылась с головой одеялом. — Интересно, если рассказать Ханни все откровенно? Как есть, так и рассказать!.. Следующей ночью я буду спать в психушке?» Мира почти решилась вернуться в Слупицу, но не вовремя вспомнила холодный взгляд Валеха. По прошествии времени она не смогла понять, издевалось над ней это существо или искренне желало помочь? Одно графиня знала точно: помощь у потусторонних сил следует просить только в самом крайнем, смертельном случае, когда сделано все возможное и терять нечего. Эту мысль ей бы с готовностью подтвердили и профессор Боровский, и Артур… и любой здравомыслящий человек. Чертовщина должна была прекратиться сама собой, но она продолжалась, и Мира готовилась к жестокому выбору: либо жизнь, либо чертовщина!
Ночью графиня Виноградова сотворила мир заново, наполнила его счастьем, и убедилась в том, что это хорошо. Следующий день был призван воплотить убеждения в реальность.
— Одну минуту… — администратор снял телефонную трубку с позолоченного рожка «а-ля ренессанс». — Мадмуазель Виноградоу… — сообщил он в номер. — По какому вопросу?
Графиня улыбнулась.
— По личному.
— Мосье спустится? Одну минуту… Видите ли, — смутился администратор, прикрывая ладонью трубку. Они заняты до вечера. Если можно, перезвоните завтра с утра.
— «Они» пьют? — уточнила Мира. — Тем лучше. От того, что я «им» скажу, «они» в момент протрезвеют.
— Мадмуазель настаивает, — доложил администратор постояльцу.
— Дайте-ка, я поговорю. Чего-то у «них» с утра с головой непорядок.
— Мадмуазель, я прошу прощения… — сотрудник гостиницы встал грудью на входе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
