— Ну да? Сам Пушкин им написал? — удивился Артур.
— Почему эти письма должны лежать в сейфе, а не в музее, я не понимаю? Почему мы должны жрать сэндвичи с ветчиной, вместо того, чтобы по-человечески посидеть в ресторане?
— Им не надо бегать за голубцом. Для них это память. Ты ведь тоже не продаешь свой перстень.
— Перстень?
— Кольцо с бриллиантом, которое я нашел в Люксембурге.
— Нет, — отрезала Мира. — Эту вещь я завещаю музею кино. Что ты?! Продать… Это единственный случай, когда Хант сделал предложение женщине! Это мой шанс остаться в истории. Второй такой реликвии нет, и не будет.
— Он не был женат? — удивился Артур.
— Был. Но предложений не делал. Женщины сами делали ему предложения, а он выбирал. Нет, о продаже перстня не может быть речи. Я еще не отчаялась! Я ему еще покажу!
Вечером Мира упала на кровать без ног и послала Артура за вином. «Надо найти человека, который войдет в дехрон, чтобы просить за меня», — решила графиня и задумалась. Найдется ли на свете идиот, готовый подарить свой шанс чокнутой дамочке с дурной репутацией? Среди знакомых графини на это был способен только Артур, который однажды бездарно упустил удачу.
— Прекрати греметь мелочью! — рассердилась Мира на пса. — За углом продают дешевое молодое вино. Возьмешь мне бутылку, а себе булочку.
— А тебе булочку?
— Не хочу.
Артур обулся.
— Ваше сиятельство фигуру портит. Вчера ни черта не скушали, позавчера то же самое. Хочешь получить роль узника Бухенвальда?
— Купи себе что-нибудь и съешь по дороге, а то меня вырвет.
— А ты не залетела, подруга?
— От Святого духа? Постой, Артур, как выглядит камень, на который ты выменял «День Земли»?
Артур вернулся, запер дверь на ключ и на всякий случай задернул шторку.
— Разве я не показывал? Я ж нарисовал его. Вот!
Мира отложила книгу, с которой не расставалась с утра. На странице блокнота был изображен кристалл с симметрично выпуклыми боками. Его форма не была похожа на ювелирную огранку, но камень явно для чего-то предназначался, поскольку подвергся обработке.
— Технический кристалл? — предположила Мира. — Знать бы, для чего он. Почему эти камни стоят сумасшедшие деньги? Почему нельзя вынуть из колечка обыкновенный рубин, обработать его примерно так же, и подсунуть Привратникам?
— Нельзя. Эти камни особые. Философские.
— Почему философские?
— Доктор Русый сказал.
— Твой Русый — доктор философии?
— Нет, он спец по какашкам…
— По каким какашкам?
— По всяким. Он работал в лаборатории, куда анализы носят.
— Боже… — вздохнула графиня. — Видел бы Ханни, в каких я какашках! Ему столько дерьма за всю жизнь не снилось! Он думает, я здесь круасаны жую и запиваю растворимым кофе…
Артур захлопнул дневник.
— Может, купить вина на троих? — рассердился он. — Поставим стакан для Ханни, попросим раскладушку для него принести. Да ладно, я могу поспать и на коврике…
— Ступай, — Мира вытянулась на кровати и развернула книгу. — Иди, сказала!
— Как вашему сиятельству угодно…
— Моему сиятельству угодно напиться!
Артур вернулся, дожевывая на ходу круасан, поставил бутылку на тумбу у кровати графини.
— Пляши, — сказал он.
— С какой такой радости? — Мира отложила мемуары.
Небрежным жестом Деев достал из кармана записку.
— Вахтер забыл тебе передать.
— От кого? — у Миры заколотилось сердце. — От Ханни?
— От кого же еще? Тебя же никто в Париже не знает.
— Дай!
Артур спрятал бумажку в рукав.
— А сплясать?
Мира треснула его книгой по голове и отняла записку.
«2 часа 10 минут, — было написано на обороте гостиничной квитанции. — Был. Тебя не застал. Давай встретимся, надо поговорить…» — эйфория отступила. Мира не узнала почерк Ханни. Вернее сказать, это был не его почерк. Она отказывалась верить глазам: «…не застал. Давай встретимся, надо поговорить. Позвони… Целую. Твой Даниель».
Графиня Виноградова вспыхнула яростью, но быстро взяла себя в руки.
— Что он написал? — спросил Артур. — Чтобы ты возвращалась?
— Это Даниель. Мой сладкий мальчишка… Целоваться хочет! Дай-ка я его поцелую. — Мира схватила телефонную трубку и стала набирать номер. — Сейчас я его так поцелую… Ты хорошо поел?
— Смеешься? — удивился Артур, стряхивая сахарную пудру с рубашки. — Один чертов пончик. Мой желудок кудахтал от счастья.
— Если ты прошлую жизнь прожил в Париже, то должен вспомнить название «пончика».
— Куртизан, — вспомнил Артур.
— Куртизан… Даниель, салют! — поздоровалась Мира. — Нет, не ты куртизан. Это мой пес учит французский…
— Ничего, что я был в гостинице? — спросил Даниель.
— Ну что ты…
— Ты забыла у меня карту, на которой записала телефон. Я подумал, вдруг ты захочешь мне позвонить? На карте был штамп отеля. Я шел мимо… честное слово.
— Я рада, что ты заглянул.
— Всю ночь думал о тебе, Мирей. Откуда я тебя знаю? Я тебя знаю, это факт. Но, представляешь, как будто провал в памяти. Если б ты знала, как я несчастен от этого. Если б мы с тобой провели вечер, поговорили… Ты занята сегодня?
— Нам действительно стоит поговорить, — согласилась Мира.
— Тогда выбери сама, куда хочешь пойти.
— Но мне не с кем оставить собаку. Я не могу его бросить в гостинице одного.
— Тогда приезжай с ним ко мне, поужинаем дома.
— Давай в «Навигаторе». Помнишь такой ресторанчик?
— Как скажешь!
— Прекрасно.
— Ты уверенна, что туда пустят с собакой?
— Почему нет? Главное, чтобы ты не был против.
— Я люблю собак.
— Тогда в шесть часов у входа.
Мира повесила трубку и схватила записную книжку.
— Вы о чем-то договорились?
— Да, — ответила графиня. — Неужели понял?
— Ты смотрела на часы и прикидывала, сколько ехать.
— Какой сообразительный пес…
— Я еду с тобой.
— Разумеется! — Мира снова набрала номер. — Добрый вечер. Кауфман? Это Мирей. Хант у себя?
— Вышел, — сдавленно произнес Алекс.
— Помнишь меня, гадючий сын? Мы говорили утром.
— П…помню…
— Ты можешь с ним связаться прямо сейчас? Собственно, что я спрашиваю? Разумеется, можешь. Вот что, Алекс, немедленно позвони ему и передай, что в семь вечера сегодня я жду его у «Навигатора». Ты меня понял?
— Понял.
— Скажи, что я собираюсь сделать ему подарок. Он еще любит дорогие подарки? Передай, что это будет самый дорогой подарок в его жизни. Скажи, от сердца отрываю… Понял меня, прохвост?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
