За день до суда, в трехстороннем телефонном разговоре между юридическим советником, дежурным судьёй и мной, я подтвердил, что снимаю свой иск.
Интересными событиями полон весь период моей работы в Совете Директоров государственной муниципальной компании, осуществляющей компьютерное обеспечение муниципалитетов. Это относительно большая компания, разрабатывающая свои компьютерные программы и обеспечивающая компьютерную поддержку.
Совет Директоров состоял из большинства представителей муниципалитетов и меньшинства представителей государства. Это был Совет совершенно иного плана, в котором витал дух политиканства, грубого партийного и личного протекционизма. В нем абсолютно отсутствовал профессионализм и минимальная человеческая этика. С таким Израилем и с такими лидерами я ещё не сталкивался.
На третьем году моей каденции поднялся вопрос по замене Генерального Директора вместо уходящего на пенсию. Критерии конкурса на замещение вакантной должности разрабатывались представителями государства. Я предложил следующие: вторая инженерная степень, владение в совершенстве английским языком и опыт руководящей работы. Всё это я представил на Совете.
Но произошло совершенно непредвиденное. Один из членов Совета, как оказалось, хотел баллотироваться на эту вакантную должность. Он служил городским головой небольшого района. Ему категорически не понравились мои критерии, и у нас произошёл следующий диалог:
— А что, с первой степенью по криминологии нельзя?
— Нет, это же компания технологическая.
— Почему совершенный английский? А что, французский, разговорный, это вам не годится?
— Нет, не годится. Компьютерные программы, насколько мне известно, пишутся по-английски.
— Ты что, нас, сефардов, ненавидишь?
— Да я к вам, вообще, никак не отношусь, и мне всё равно.
— Ты что, не понимаешь, что ты нам должен, вы все нам должны! В пятидесятые годы нас привезли сюда из Марокко и поселили в отдалённых районах. Нас унижали и издевались над нами.
— Я тебе ничего не должен. В пятидесятых годах я жил в коммунальной квартире на Васильевском Острове с одним туалетом на 42 человека, рос в голодное послевоенное время, а потом работал и учился по ночам, чтобы стать инженером. Если тебя кто-нибудь обидел, возьми палку, езжай на кладбище и колоти по надгробьям тех, кто тебя обидел... Но ты же ещё в сотню раз хуже, чем те, кто тебя обидел. Третьего дня, не ты ли сидел здесь и спорил со своими друзьями, у кого из вас дома уборщица имеет большее образование? Ты хвастался, что твоя русская уборщица имеет вторую степень, программист и знает английский. Вот с ней и поменяйся, если ты борец против дискриминации и за предоставление равных возможностей.
Наш диалог хотели исключить из протокола. Я возражал, считая, что он вполне достоин увековечивания. Его всё же убрали, несмотря на мои протесты. А вот критерии изменены не были. Я настоял на своём.
Через некоторое время появилась ещё одна проблема. Оказалось, что один из членов Совета, тоже глава маленького городка, потерял популярность жителей и превратился в «мёртвую лошадь» для своей партии на следующих выборах.
Прошли какие-то закулисные переговоры, о которых я только догадываюсь. «Политбюро» решило выбрать его Председателем Совета Директоров, а ныне действующего выставить за дверь. Человек этот был необразован и груб, ничего не понимал в современной технологии, но — великолепный партийный манипулятор. На заводе я бы ему не доверил даже маленькую группу программистов. Но никто слушать не хотел. Это было похоже на массовый психоз. Мотивировка была советская: «Так надо!» Всё было заранее согласовано и работало как часы. Было назначено экстренное заседание. Начался этап подбора голосов.
Мои оппоненты стали искать по всему Израилю, кто и как мог бы на меня подействовать. За три недели до заседания меня начали «бомбить» телефонами звонками. Звонили все, кого я знал и не знал, и кто, по мнению организаторов, мог на меня подействовать. Это были члены Кнессета, руководители профсоюзов, руководители Авиационной Промышленности; главы муниципалитетов, включая мой собственный. Звонили видные деятели политических партий, разных направлений, люди, с которыми я даже не был знаком. Иногда я делал паузу в разговоре и «наивно» спрашивал, а за кого конкретно вы хотите, чтобы я голосовал? Голос по другую сторону линии сразу менялся. Меня начинали подозревать в том, что я записываю все на магнитофон, и тогда становившийся елейным голос на другой стороне линии, говорил: «Надо по справедливости, чтобы самый правильный человек был выбран на эту должность». При этом голос, вдруг забывал фамилию и имя человека, за которого просил.
Иногда я начинал спорить по-настоящему, объясняя, что этот человек не подходит и не может руководить такой организацией.
Позвонил и Щаранский. Он объяснил, что ему несколько раз звонили по этому вопросу, и он хотел бы знать, что происходит. Я ему рассказал. Он, к моему большому удовлетворению, повёл себя как государственный человек и друг, сказав мне: «Лёня, не слушай никого и поступай, как ты считаешь нужным!»
Вся эта компания сумела организоваться и добиться необходимого большинства без моего голоса. Они обеспечили себе подавляющее большинство Совета Директоров. Появилось, правда, одно незначительное «но». При проведения голосования обязан был присутствовать хотя бы один представитель государства. Причём его голос не имел решающего значения. Результат решался большинством голосов, но, в соответствии с Законом — факт присутствия представителя государства являлся решающим для легитимации голосования. Сложилось так, что единственным оставшимся представителем государства был я, поскольку остальные уже закончили каденцию, а процесс назначения новых представителей государства занимал длительное время. Мои оппоненты знали это требование, но они были уверены, что я этого не знаю. Им требовалось только одно — чтобы я любой ценой появился на совещании Совета Директоров.
Мне весь этот некрасивый спектакль уже давно надоел. Я считал эту игру неприемлемой и недостойной. В голове всё время вертелась мысль, что если бы все эти деятели беспокоились о своих гражданах так, как они пекутся об этом неподходящем назначении, то мы сами могли бы жить в другой стране.
Атаки возобновились, но, на этот раз, все «встали на мою сторону» и говорили, насколько важно появиться на Совете Директоров и высказать своё мнение. Теперь «все были согласны», что это было недостойное назначение, и, безусловно, следует «высказать им в лицо, чтоб знали». Вы только представьте, за какого идиота они меня принимали! Я решил дать им урок по всем правилам, и просто не появиться на заседании! Поменял тактику — со всеми соглашался в том, что надо сделать именно так, как они советуют. Заседание Совета Директоров было назначено в середине недели на 12 часов дня. Мне с утра «оборвали» телефоны. Звонки шли непрерывно. На меня, буквально, выливали ушаты вранья и лицемерия. Все разговоры заканчивались одним вопросом, когда я выезжаю, в порядке ли моя машина. Я всех успокаивал — у меня всё идёт по моему плану. В 11 часов я отключил телефон, оставшись дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});