Я спросил в шутку, могу ли упомянуть в своих будущих мемуарах это событие. Мне ответили всерьёз, что факт встречи не представляет секрета. Интересно, что визитную карточку Ивана Ивановича невозможно было переснять. Это было чудо технологии — при копировании оставался белый лист.
Это — мой первый опыт общения по делам государственным. Потом было ещё много различных миссий и поручений, которые я выполнял для государства. Однажды, в составе узкой израильской правительственной делегации, пришлось вести переговоры в Москве об «утечке мозгов» в Иран. Естественно, что я об этом ничего не знал.
Дали шпаргалку. В разгар переговоров, подсмотрев в эту шпаргалку, я с негодованием заявлял: «Но ведь Иванов Иван Иванович, тот, который из Челябинска, уже давно живёт и работает в городе X., что же Вы, господа, нам тут сказки рассказываете! »При этом я выражал всем своим телом возмущение и выставлял руку вперёд, как в монологе Чацкого «А судьи кто?», которому меня учили в кружке художественного слова в 24-й школе имени Крылова. Это действовало безотказно.
Наши российские партнёры только удивлённо разводили руками от такой осведомлённости, смущались и начинали меня успокаивать. Интересно, что в этих переговорах российскими партнёрами были генералы с двумя, тремя и четырьмя звёздами. Обычно в кулуарах наши партнёры по переговорам всегда спрашивали о моём воинском звании в израильской армии. Я отмалчивался, как меня инструктировали. Мои российские коллеги всегда смеялись и говорили: «Мы знаем, мы знаем — ты, Леонид Натанович, полковник, а может тебе уже и генерала присвоили?». Я спросил потом в Израиле: «Почему в России мне всегда присваивали звание полковника?». Мне ответили: «Какая тебе разница? Ты ездишь один. Владеешь тремя языками. У тебя всегда есть полномочия. По российским понятиям — это полковник».
В составе российско-израильской комиссии по авиации и космонавтике, где я был Сопредседателем, я договаривался о совместных программах, которые были нужны Концерну. Как мне стало постепенно понятно, в России не было принято, чтобы один и тот же профессионал выполнял несколько функций, как это делается в Израиле.
Например, в нашей стране, если ты считаешься специалистом в авиации, знаешь языки и имеешь опыт международных переговоров, тебя могут пригласить принять участие в правительственных переговорах по темам близким тебе. Я, например, участвовал во многих встречах и переговорах вместе с вице-премьером Натаном Щаранским. Так я познакомился с Министрами промышленности Японии, Южной Кореи и других государств, принимая участие в переговорах с ними. Вместе с Натаном я объездил многие страны СНГ и познакомился с Президентами Украины, Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и другими, приняв также активное участие в межгосударственных переговорах. В составе делегации, возглавляемой Министром промышленности Коганом, я посетил Москву. Вместе с Щаранским и Львом Леваевым представлял нашу страну на праздновании 300-летия Санкт-Петербурга, моего родного города.
Израиль подарил Санкт-Петербургу огромного льва — символ Иерусалима. Лев Леваев зафрахтовал небольшой пароход и возил нас всех по Неве. Мне это нравилось. Кроме всего прочего, я воспринимал всё как почётную обязанность и выполнение своего гражданского долга. На одном из этапов этой деятельности мне предложили стать послом Израиля на Украине. Моя жена Рахель сразу же отвергла эту возможность по семейным обстоятельствам.
Пришлось принять её аргументы. Когда мы были на Украине, Президент Кучма одолжил Щаранскому свой самолёт, и мы полетели в Донецк, родной город Натана. Нас повели на завод, где работали его родители. При осмотре завода, Щаранский неожиданно мне сказал: «Ты знаешь, Лёня, я тебе завидую! Ты сумел стать авиаконструктором и проектируешь самолёты. Я же никогда не работал и всегда жил за счёт государства, сначала в тюрьме, а потом как член Правительства».
Я был удивлён, но ничего не ответил. На Крещатике я попросил остановиться около сувенирного магазина. К моему изумлению, мгновенно было перекрыто движение с двух сторон, наш кортеж остановился. Мотоциклисты кортежа выстроили живой коридор по направлению к магазину. Я почувствовал себя очень неуютно, поскольку причиняю столько неудобств гражданам. Больше таких просьб я уже не выдвигал, а предпочитал тихонько ускользнуть и купить то, что мне было надо.
Я был первым израильтянином в составе делегации из трёх человек, побывавшим в Звездном городке под Москвой. Мы осмотрели тренажёры и космические корабли. Затем великолепно провели время с несколькими российскими и одним американским астронавтом. Выпито было много водки. От общения с ними у меня осталось довольно странное впечатление. У всех космонавтов, была неадекватная психологическая реакция, отличающаяся от реакции нормального человека на улице. Она выражалось в том, что, у них не было понятия «интимного пространства». Космонавты абсолютно естественно говорили и шутили на все темы, даже на те, о которых обычный человек говорит только с личным врачом. Все космонавты были очень милыми и приятными ребятами, мы подружились.
В своих поездках я познакомился и подружился с Игорем Чкаловым, сыном легендарного советского лётчика Валерия Чкалова. Он много рассказывал мне о «тайнах Кремля», о механизмах находящихся под Мавзолеем, которые давали возможность членам ЦК выдерживать долгое стояние на трибуне. Игорь очень гордился тем, что «сумел» родить ребёнка с молодой женой в своём почтенном возрасте. Он познакомил меня с известными военачальниками и маршалами СССР, с которыми мы вместе отмечали годовщины авиации в Москве. Я был единственным израильтянином на этих «пьянках».
Крепко выпив, Игорь сетовал на то, что его не очень жаловали за «длинный язык», и поэтому он не получил генерала. Он доказывал мне, что его отца, Валерия Чкалова, убил Сталин из-за соображений конкуренции. Часто, в первые годы после распада СССР, он звонил мне в Тель-Авив и просил привести пару пачек разовых пелёнок для ребёнка. Это было его самым важным желанием в те годы, которое я с удовольствием всегда выполнял, несмотря на косые взгляды моих коллег и таможенников. Игорь всегда оставался для меня верным другом и хорошим человеком.
В Ташкенте я, во главе нашей делегации, поехал осматривать Авиационный завод имени Чкалова, который возглавлял мой старый приятель Кучеров.
Ислам Каримов, Президент Узбекистана, сам по профессии авиационный инженер, попросил нас посмотреть, что можно сделать с этим заводом, чтобы «вдохнуть в него жизнь». Дело было в воскресенье, в нерабочий день. Кучеров очень хотел показать «товар лицом», хотя на самом деле, показывать было нечего. Завод — в очень плохом состоянии и уже давно не функционировал. Несмотря на воскресенье, Кучеров пригнал всех оставшихся работников и на нескольких незаконченных самолётах Ил-76, стоящих в ангаре, стал убирать и выбрасывать шасси (колёса самолёта). Поскольку ангар был огромным, и эхо повторялось многократно, создавался необычайный грохот, сопровождаемый непрерывными «бумами». Из-за этого шума находиться там было невозможно. Когда наш кортеж подъехал к ангару, около него стояло, выстроившись в ряд, всё начальство во главе с Кучеровым. Увидев меня, он смутился, но, быстро оправившись, бросился обниматься.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
