Отдел сочинений истолковательных. Максим написал: 1) шесть небольших статей с толкованиями на Священное Писание, в одной объяснил семь стихов из Псалтири, в другой - шесть выражений, или мест, из разных священных книг, в третьей - часть 18 псалма, а в остальных трех - только по одному священному стиху (3. 5 - 41, 49); 2) статью с толкованиями на некоторые непонятные "речения" в Слове святого Григория Богослова (3. 42) и 3) восемь мелких статей с толкованиями на некоторые молитвы, священнодействия и предметы, относящиеся к церковному богослужению и обрядности, и именно статьи: о значении слов в ектении "о свышнем мире... Господу помолимся" (3. 92), о воздвижении хлеба Пресвятой Богородицы (3. 104), о значении греческих надписей на иконе Спасителя и на иконе Богородицы (3. 115), о свадебных венцах (3. 117), об освящении воды в заутрии Богоявления (3. 118), об образе Спасителя, называемом Уныние (3. 122), о значении того, что на некоторых церквах бывают водружены кресты как бы на луне (3. 124).
Отдел сочинений исторических и повествовательных - самый скудный из всех. К этому отделу можно отнести: а) предисловие к житию Соловецких чудотворцев (3. 263); б) краткую повесть об одном новоявленном мученике в Греческой земле (3. 240); в) краткий рассказ об одном случае из жизни святого Пафнутия (3. 259); г) такой же рассказ об одном случае из жизни святого Спиридона (3. 269); д) краткое сказание о Сивиллах (3. 281); е) четыре весьма кратких сказания: о преподобном Иоанне, называемом Тревеликим (2. 447), о блаженной Фомаиде (2. 448), о мученице Потамии (2. 449) и о некоем безымянном мученике, - с похвалами им (2. 450); ж) краткое сказание о бывшем в Твери пожаре и о возобновлении после пожара соборного храма епископом Акакием с похвалою ему (2. 290); з) краткое послание к старцу Вассиану о жительстве на святой горе Афонской (3. 243) и и) статью "Повесть страшна и достопамятна и о совершенном иноческом жительстве". Эта статья наиболее замечательная из всех исторических статей Максима. Рассказав в ней сначала о внезапной кончине одного знаменитого парижского ученого, преподававшего богословские науки, который при отпевании его в церкви три раза оживал и в первый раз изрек: "Я поставлен пред Судиею", в другой: "Я испытан", в третий: "Я осужден", после чего умер уже навсегда, Максим продолжает, что, пораженные таким чудом, многочисленные ученики покойного, юноши богатые и знатные, отрекшись от всего, удалились в пустыню, построили там монастырь и вели в нем самую строгую жизнь; и при описании этой жизни делает замечание, что нет у них стяжания злата и сребра, нет празднословия, сквернословия, безвременного и бесчинного смеха, нет пьянства, лихоимства, ростов, лжи и ослушания, нет обычая часто переходить из обители в обитель, как переходим мы бесчинно и вопреки нашим обетам. Затем Максим рассказывает вообще о западных, или латинских, монастырях, хвалит их внутреннее управление, их нестяжательность, братолюбие, благопокорство и выбор в них игуменов и прибавляет: "Так бы следовало и у нас выбирать игуменов Собором, а у нас желающие приобретают себе игуменскую власть приношениями злата и сребра народным писарям, и весьма многие игумены вовсе не научены Божественному Писанию, бесчинны по жизни, постоянно упражняются в пьянстве, подчиненные же им братия, оставленные без всякого попечения и призора, скитаются по распутиям, как овцы, не имеющие пастыря". Далее, как бы в пример нашим игуменам, Максим рассказывает об игумене одного флорентийского монастыря, Иерониме Саванароле, который так часто и с такою ревностию поучал во храме своих развращенных сограждан, что половину города обратил на путь благочестия, хотя впоследствии по проискам врагов был осужден папою и сожжен (3. 178).
Наконец, отдел смеси, к которому мы относим как сочинения Максимовы смешанного содержания, так и те, которые, не принадлежа ни к одному из отделов, доселе нами рассмотренных, сами собою по своей единичности или малочисленности не могут составить особых отделов. Таковы: а) две молитвы: одна Пресвятой Троице, другая Пресвятой Богородице (2. 432 - 445); б) краткие обращения Максима: к самому себе (2. 452), к чреву (2. 153), к дьяволу (2. 154); в) краткие заметки, например о том, что грамота никому и никогда не была сослана с неба (3. 286), что святые места не оскверняются, если и долго остаются во власти неверных (3. 156), что русские епископы несправедливо дают пред своим рукоположением обет не принимать митрополита от Цареградского патриарха (3. 154); г) краткие размышления и изречения: о правде и милости (3. 236), о великодушии и совете (3. 237), о хранении ума (3. 271), о птице Неясыти (3. 272), о птице голубе и незлобии души (3. 273), о седми степенях человеческого жития и подобное (3. 281); д) краткие решения некоторых вопросов, например, о том, какой грех первый в человеческом роде (1. 546), о Левиафане (3. 274), о проскурнице (3. 239) и др. (3. 245); е) некоторые письма Максима: к попу Сильвестру (2. 379), к Алексею Адашеву о тафиях (2. 382), к князю Петру Шуйскому (2. 415), к брату Георгию и пр. (2. 420, 421, 424, 386).
Сочинения Максима представляют собою как бы зеркало, в котором до некоторой степени отразились и современная ему Россия с нравственной стороны, и его собственная судьба. Максим по своей природе и убеждениям сердца до того был восприимчив, что не мог не отзываться на происходившие вокруг него крупные явления. А обстоятельства жизни его были таковы, что невольно заставляли его вооружаться пером в защиту себя и своего дела. В России жива еще была ересь жидовствующих, хотя уже осужденная и подвергшаяся жестокому преследованию, - Максим подал свой голос против этой ереси и ее проповедников. Русских сильно беспокоили тогда происки придворного врача Николая Немчина, старавшегося распространять между ними и латинство и астрологию, - в обличение его Максим написал несколько сочинений. Между грамотеями русскими были тогда в большом ходу разные апокрифы, и число их еще увеличивалось переводом новых подобных книг с латинского языка - Максим, разбирая эти апокрифы, показывал их нелепость, несостоятельность. В народе русском господствовали суеверия, лицемерие, грубые пороки; между властями - крайняя несправедливость, мздоимство, жестокосердие к бедным и несчастным; в духовенстве - небрежность к своему долгу, попечение о мирском, соблазнительный образ жизни - Максим смело обличал все эти недостатки и учил всех, как жить и действовать по-христиански. Одним из главнейших вопросов времени был вопрос о монастырских имуществах - Максим прямо и твердо высказался и по этому вопросу. Максима судили, осудили, томили в заточении, как будто еретика, когда он считал себя совершено невинным, - и вопль страдальца выразился в целом ряде оправдательных его посланий. Максим не оставлял без ответа и частных вопросов, предлагавшихся ему тем или другим лицом; пользовался и частными случаями (каковы пожар в Твери, победа над татарами), чтобы обличать, вразумлять, наставлять.
По внутреннему своему достоинству сочинения Максима далеко не равны между собою. Есть между ними очень удовлетворительные по единству содержания, по основательности мыслей, по стройности и последовательности изложения, по силе убеждения или назидательности, но таких сочинений немного. Между догматико-полемическими таких можно указать не более трех, между нравоучительными - пять-шесть, между апологетическими - два-три, а в остальных отделах нельзя указать и по одному. Наибольшая часть сочинений Максима более или менее неудовлетворительны и слабы: одни - слишком растянуты и многословны, другие - бессвязны и малопоследовательны, третьи рассматривают предмет односторонне или поверхностно; многие по краткости своей едва касаются своего предмета и почти бессодержательны. Некоторые же можно назвать вовсе неудовлетворительными, каковы, например, "Слово обличительное на агарянскую прелесть" и "Слово на арменское зловерие". В первом Максим доказывает ложность магометанской религии, к изумлению, тем, между прочим, что догматы ее несогласны с учением пророков и апостолов, с догматами и преданиями христианства, а все последнее Слово, направленное против армян, состоит в опровержении одной еретической мысли, будто Бог пострадал на Кресте, тогда как армяне отнюдь не держатся этой ереси и обвиняются в ней несправедливо. Причину слабости и неудовлетворительности многих сочинений Максима мы полагаем в том прежде всего, что он писал сочинения эти почти всегда наскоро, в виде писем к знакомым и кратких ответов на предложенные ему вопросы, иногда же не имел времени, как сам сознается, за другими занятиями, написать о чем-либо обстоятельно и подробно, а с другой стороны - и в степени тогдашнего образования русских, для которых Максим мог считать достаточным и того немногого, что он говорил им, не вдаваясь в более обширные рассуждения или исследования. Впрочем, надобно сознаться, что некоторые, даже слабые, сочинения Максима, например из числа написанных им против латинян, гораздо выше и основательнее тех, какие писались у нас прежде для той же цели; а к апокрифам, или лживым книгам, которые прежде у нас только перечисляли в индексах и запрещали читать, Максим первый отнесся критически и разбирал самое содержание их как человек мыслящий и ученый. Направление в сочинениях Максима догматико-полемических, как и естественно, - полемическое и обличительное, нередко отзывающееся самою крайнею резкостию и бранчивостию, особенно против Магомета и его последователей. А в нравственных сочинениях преобладающее направление - учительное и руководственное; особых статей в нравственно-обличительном роде Максим написал до пяти; в других же некоторых сочинениях своих он касается нравственных недостатков и обличает их только мимоходом. Слог в сочинениях Максима нельзя назвать ни чистым, ни правильным. Сначала, по приезде к нам, Максим почти не знал русского языка; потом хотя изучил его и писал на нем, но не владел им в совершенстве. В статьях Максима встречаются нередко слова греческие, латинские, гораздо чаще и русские, или славянские, но им самим придуманные неудачно, или искаженные, или ложно понятые и невразумительные. Встречаются также весьма часто не только выражения, но и целые обороты речи чисто греческие и множество всякого рода погрешностей против правил русского языка, от чего иногда речь писателя до того темна, что ее почти невозможно постигнуть.
