Вчера были на 81°07 северной широты; днем раньше на 81°11 , а в прошлый понедельник (23 июля) на 81°26 . Но это меня больше не занимает; знаю, что рано или поздно наступит перемена – знаю, что путь к славе усеян терниями. Я открыл новый мир: мир животных и растительных организмов, которые кишат почти в каждой луже пресной воды здесь на льду. С утра до вечера, до самой поздней ночи я поглощен микроскопом и ничего не замечаю вокруг.
Я живу с этими крошечными нежными существами в их собственном мире, где они родятся и умирают, поколение за поколением, где они преследуют друг друга в борьбе за существование, ведут свои сердечные дела с теми же чувствами, теми же страданиями и радостями, как и всякое другое живое существо – от микроскопической букашки до человека, – стремясь к самосохранению и размножению.
Как ни горячо борется человек, пробивая себе путь в жизненном лабиринте, но и их борьба, наверное, не менее тяжела; безустанно и беспокойно спешат они туда и сюда, отталкивая друг друга в стороны и отнимая для себя то, что им нужно. А что касается любви, то посмотрите, с какой страстью ищут они друг друга. Всеми нашими мозговыми клеточками мы не чувствуем так сильно, как они, никогда не живем чувством так всецело. Но что такое жизнь? Что значит страдание одного среди всей этой всеобщей борьбы? И эти мельчайшие одноклеточные комочки клейкого студенистого вещества родятся и живут тысячами и миллионами почти на каждой льдине, среди этого беспредельного моря, на которое человек готов смотреть как на царство смерти. Мать-природа обладает чудеснейшей властью производить жизнь везде, даже этот лед для нее плодородная почва.
Вечером в наше монотонное, лишенное событий существование внесено некоторое разнообразие: Йохансен к юго-западу от судна заметил медведя, который, однако, находился вне выстрела. Медведь расхаживал там довольно долго, пока мы сидели за ужином; он был сравнительно близко, но затем, чем-то встревоженный, ушел на восток. Я и Свердруп пустились за ним в погоню, но безуспешно: мешали полыньи; немного погодя поднялся вдобавок туман, и мы после долгого и трудного хождения по льду вынуждены были повернуть назад».
Мир организмов, о котором я здесь говорю, в течение короткого лета был главным предметом моих исследований и во многих отношениях оказался замечательным. Лишь только солнечные лучи стали сильнее пригревать и снег на поверхности льда начал таять, образуя снежницы, тотчас на дне их появились небольшие желто-бурые пятна, настолько незначительные, что с первого взгляда их трудно было заметить. День ото дня они увеличивались; поглощая, как все темные предметы, тепловые лучи солнца, они ускоряли таяние снега и льда, в результате чего возникли круглые ямки, часто в несколько сантиметров глубиной. Эти бурые пятна и были водорослями и диатомеями, о которых говорилось выше, они быстро и пышно разрастались на летнем солнце и выстилали толстым слоем дно углублений. Но тут были не одни растения; вода кишела роями мелких животных, главным образом инфузорий и флагеллат,[189] питающихся растениями. Я нашел здесь и бактерии. Даже эти области не свободны от них!
Но все-таки я не мог постоянно сидеть за микроскопом. Порой, когда слишком манила хорошая погода, я выбирался погреться на солнышке и помечтать, конечно, о том, будто сижу я дома в Норвегии.
«Суббота, 4 августа. Вчера и сегодня прекрасная погода. Легкие белые облачка плывут по ясной лазури неба, наполняя душу страстным желанием парить так же свободно и высоко, как они. Сегодня вечером я умывался на палубе. Совсем как дома, у фьорда. Вечерним миром дышит природа.
Наши парусных дел мастера Свердруп и Амунсен сегодня закончили обтяжку парусиной первого двухместного каяка. В окончательном виде он весит 30,5 кг. Сделан каяк превосходно. Я и Свердруп испытали его на озерке; он нес нас как нечто невесомое и оказался настолько устойчивым, что мы без труда управляли им. Он легко поднимает двух человек с полным снаряжением на сто дней. Более удобного и легкого судна для этих вод я не могу и представить себе».
«Воскресенье, 5 августа. 81°7,3 северной широты.
Фьорда блестящего мне не забыть,В нем так чудесно на лодке плыть.
Яркий летний день. Греюсь на солнце и воображаю себя дома в горах или – уж не знаю почему – в фьордах Вестлан-на. Те же легкие белые облака на ярко-синем летнем небосводе; высоко над головой небо, мечты взлетают к нему свободно. Какое значение имеет, что мир здесь другой и льды безбрежные, сплошные, а не отдельные ледниковые вершины и сверкающие фирновые поля? И здесь в далекой синеве такие же легкие белые облака, – разве не их ищет взгляд там, дома, в такой сияющий день? Уплывая к ним, фантазия стремится в страну далеких желаний, к этим сверкающим далеко-далеко глетчерам.
Почему же летний день здесь не обладает той прелестью? О нет, он прекрасен, он прозрачен и чист, как мечта, без желаний, без мыслей; настоящая поэма из чистых белых лучей солнца, которые отражаются в холодной кристальной лазури льда. Каким пленительно прекрасным представляется этот мир человеку в жаркий и душистый летний день!
Сегодня отдыхали, соблюдая воскресенье. Но я не мог целый день высидеть в каюте и предпринял большую прогулку по льду. Двигаться легко, если бы не полыньи.
Скотт-Хансен попробовал после обеда овладеть искусством гребли в каяке по окружающему нас пресноводному озеру, от которого идут по льду многочисленные каналы. Но он не удовольствовался тем, что объехал вокруг судна, а захотел опрокинуться и снова подняться, как это делают эскимосы. Попытка, конечно, кончилась тем, что подняться ему не удалось, он потерял весло, повис вниз головой и барахтался под водой, пока каяк не наполнился водой, а сам гребец не принял «полную» холодную ванну с головы до ног. Нурдал, стоявший на льду, на случай если Скотт-Хансену потребуется помощь, счел необходимым в конце концов, к великому веселью всех остальных, влезть в воду и поставить каяк надлежащим образом.
Лето дает себя знать. Сегодня вечером играли в карты на палубе; столом служил «патентованный» кухонный котел. Можно было, пожалуй, вообразить, что это августовский вечер дома; не хватало лишь пунша; сигары и трубки были налицо».
«Воскресенье, 12 августа. Утром устроили стрельбу на призы. Великолепный вечер. Хожу и брожу по льду среди полыней и торосов. Тихо-тихо. Ни звука, кроме тихой капели с глыбы льда да глухого шума вдали, – должно быть, обрушился торос. Солнце стоит низко на севере, а над ним высится бледно-голубой небосвод и облачка с золотистыми краями. Глубокий покой ледяной пустыни. Мысли несутся свободно и далеко. Если бы можно было передать словами все то, что трепещет в душе в подобный вечер! Какую необъяснимую власть над человеком имеет обстановка! Отчего я жалуюсь порой на одиночество? Когда вокруг тебя природа, когда ты погружен в книги и занятия, никогда не бываешь совершенно одиноким».
