Ну, хорошо, подумал я, а всё-таки нужно было приехать. Я не жалею.
* * *
Я только слушаю, отвечаю и разговариваю, — это цитата из одного журнала, но я не уверен, что автор заинтересован в её обнародовании. А это сказано так точно, просто по-снайперски. Умел бы я так жить, не пришлось бы под старость… Ладно. Замнём.
* * *
Я возвращался из роддома, куда отвёз дочке передачу. Настроение у меня, не смотря на промозглую погоду, было радостное и тревожное — самое лучшее, что человек, вообще, может переживать.
Но потом была неприятная возня с малолетним хулиганьём у метро Отрадное, и это у меня до сих пор не идёт из головы. Я уже привык сюда записывать всё подряд, и это запишу.
Они вроде шутили, баловались с девчонками, а потом один из них ударил девчонку в лицо. Она плаксиво, испугано заматерилась. Это было напротив огромного супермаркета «Вавилон», и мимо брела, проходила, пробегала, текла неудержимым потоком в полутьме — освещение плохое — великая толпа исполинского мегаполиса. Никто ни на кого не обращал внимания. Милиции не видно.
Молодёжь собралась большой стаей. Это даже не кодла была, как когда-то, а именно стая, не могу придумать иного названия для такого сборища, у задней стенки какого-то сварного ларька. Слышалась оглушительная музыка со всех сторон. Эта музыка (пусть, кто помоложе, не обидится) на меня производит всегда неприятное впечатление, и я становлюсь зол, непонятно на кого, а тут — было на кого разозлиться.
Их оказалось очень много, я и считать не стал. Одних пацанов было человек двадцать. Никто не был сильно пьян, но все в кураже. У всех распахнуты кожанки. Девицы растрёпаны, расхристанны, несчастны и беспомощны. И многие из них-то, как раз, были сильно пьяны. В стае не все даже обратили внимание на этот локальный конфликт. Получила по морде. Умнее будет.
Я подошёл к ним и взял девушку, у которой сильно шла носом кровь, за локоть:
— Давай, пошли отсюда. У тебя есть платок? — своего у меня, как всегда, не было.
Тут надо кое-что объяснить. У меня почти совсем седая борода, такая короткая, что можно подумать, я просто небрит. И остатки таких же белых волос выбиваются из-под кепки. Смахиваю, то есть, на бомжа, а они опасны, если их плохо знать, потому что готовы на всё. Кроме того, я маленького роста. Когда спортом занимался весил 49 килограмм. И с виду очень щуплый. Это даёт в такой ситуации эффект внезапности. Да ещё у меня хроническое воспаление носоглотки, от этого голос сиплый и не очень приятный. А это временно может производить устрашающее впечатление.
— Всё о’кей, дедуля, — мирно и весело улыбаясь, сказал тот парень, который ударил. — Какой базар? Только это стоит полтораста баксов, потому что до квартиры пока…
А пока он говорил я подошёл к нему почти вплотную. С грустью придётся констатировать, что прекрасная дама, за которую я посылал вызов, уже куда-то исчезла. Увы, нет — не собиралась она увенчать венком из белых роз копьё победителя. Парень был очень высокий и понимал это как преимущество, а на самом деле, когда он подпустил меня вплотную, он утратил самое надёжное своё преимущество — наносить прямые. И я, как сумел, сориентировавшись и укрепившись на льду, а ноги у меня слабые, ударил его левой, коротко, боковым. Это не вышло из-за распахнутой куртки, которая удар погасила. Парень, на мою удачу, драться совсем не мог. Он обрадовался и нагнулся, предполагая захватить меня за шею. И тут же получил удар по челюсти, так что она клацнула. У него, видно, от этого помутилось в голове, хотя сильного удара и не вышло. А я совсем спятил от ярости. Пока он никак не мог сообразить, что голову надо держать подальше, мне удалось его достать прямым в переносицу, и он стал моргать, потому что брызнули слёзы.
Всё шло, как по маслу. Тут меня сзади кто-то прихватил за глотку локтем, и я оказался в совершенно безвыходном положении. Сейчас повалят на лёд и — ногами. Тогда не жалуйся.
В это время я услышал женский голос:
— Лёнька! А ну, живо иди домой. Живо, тебе говорю. Вот сейчас по шее как дам. Ты вот где околачиваешься? Ждём, ждём, сказал: приду к обеду. Опять от тебя водкой прёт? А ну, ребята, расходитеся. Вон, сейчас мент придёт. Позову, ей-Богу, позову.
Мне не было больше страшно, и я, нырнув, освободился от захвата. Передо мной стояла женщина лет сорока пяти. Её сильное, лицо, с крутыми скулами и грубым большим подбородком было исполнено невесть откуда взявшейся власти и уверенности в себе.
— Ты, дед, как — целый?
— Всё нормально, — сказал я. Мне было очень стыдно.
— Я тебя доведу. Ты сильно пьяный сам-то?
— Нет, я трезвый совсем.
— Нечего вязаться тогда к ним, — сказала она.
— Тётя Таня, дед первый полез, его никто не трогал. Он сам чего-то в драку, — заговорили сразу несколько голосов.
Вдруг я услышал звук полновесной оплеухи, от которой кто-то полетел и ударился спиной о железную стенку, так что она загудела.
— Вот попробуй ещё раз раскрой пасть. Я тебя к отцу отволоку. Пойдёмте. Вам в метро? — обратилась она ко мне, переходя на «вы».
— Спасибо. Я буду 23-го ждать.
Эта женщина стояла рядом со мной и терпеливо дождалась автобуса вместе со мной. Она мне очень просто объяснила своё самочинное вмешательство в это дело:
— Вижу, человек, хотя и немного не в себе, а интеллигентный. Я люблю интеллигентных. Безобидные люди. Меня тут боятся, потому что у меня муж участковый. Его-то не особо — он бухает, а меня боятся, — с гордостью сказала она и добавила с наивной откровенностью — А взять-то с вас всё равно нечего.
Мы с ней ещё немного поговорили о молодёжи, и она сказала:
— Все мы хороши. Я росла в Мариной Роще. Тогда там ведь что творили? И эти перебесятся, кого, конечно, не посадят или не убьют. Бандиты тогда, правда, были лучше. Они были с понятиями. Но бандиты — это так… Они всегда будут, но хорошего от них не дождёшься. Они все гнилые. Всегда гнилые были. Ребят этих жаль. Работы мало. Учиться вроде есть где, а надо за деньги. Пьянка идёт что-то уж совсем почёрному. Ох, беда! Такой пьянки никогда не было. Дуреет народ от всего этого. Мой вот почему пьёт? Деньги даровые, а службу исполнять — никто и спасиба не скажет. И он сам стал, как бандит. Только меня и боится.
— Скажите, а вы кого-нибудь боитесь? — спросил я.
— Нет, — сказала она. Чего мне бояться? Мне Бог детей не дал. Больше мне уж ничего не будет.
Мне хотелось похвалиться, что я ездил в роддом, и дочка родит тройню, но я вовремя смолчал, чтоб не сделать ей больно.
— Ну, давайте, не связывайтесь вы ни с кем, а то, я гляжу у вас карахтер. А сейчас трудно взять на карахтер. И всё будет хорошо, — сказала она.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
