Михаил Пробатов
Я — Беглый
Пробатов Михаил Александрович. Родился в Москве, в 1946 году в семье учёных-ихтиологов. После окончания средней школы (в Калининграде) около десяти лет работал матросом на промысловых судах в Атлантике и Тихом Океане. Дважды поступал в вуз — в МГПИ и Литинститут, оба раза бросал после первого курса. Сменил множество работ, профессий, мест жительства. Некоторое время принимал участие в работе диссидентских организаций (конец 70-х — начало 80-х). Помимо прочего, работал на кладбище и в бане, и таким образом неплохо знает криминальный мир Москвы накануне перестройки. Сейчас имеет одновременно израильское и российское гражданство.
Links:
www.livejournal.com/users/beglyi
polutona.ru/?show=probatov
Мат
Ребята, вы украли весьма ценный и очень сложный в эксплуатации инструмент и вот уже много лет, ещё задолго до эпохи Всемирной Паутины, стали пользоваться им не по назначению, даже не поинтересовавшись, для каких целей он был нужен тому, у кого вы украли его.
Совершенно невозможно представить себе русской речи без матерной брани, как невозможно говорить по-итальянски, не жестикулируя — будет звучать итальянский язык, но это не будет живая итальянская речь, не так ли? В этой связи у меня в течение минувших тридцати лет копилось горькое раздражение, и, как мне показалось, вполне уместно будет выразить его в виде реплики в этом Журнале, о существовании которого я узнал несколько дней тому назад, когда к моему компьютеру подключили Интернет.
Кажется, в начале пятидесятых (я ещё в начальную школу ходил) Юз Алешковский написал и спел «Окурочек». Песня была, как сейчас говорят, знаковая для всей страны. В «Окурочке» дважды прозвучали матерные ругательства — очень правильно, к месту, в самый больной, мучительный, пульсирующий неутолённой страстью момент. Ни разу в жизни мне в голову не пришло возразить великолепному поэту: Что это ты, мил человек, прилюдно материшься? А много лет спустя, уже стариком, я прочёл «Николая Николаевича» и был тяжко оскорблён. Не знаю для чего Алешковский, устроил это безобразие, а он сделал это сознательно, потому что русским владеет прекрасно, и знает, какое место в русской речи занимает мат, и знает, насколько он разрушает живую ткань речи, возникая не вовремя и не к месту.
В течение нескольких дней я бегло просмотрел многочисленные страницы в Интернете, где люди мучительно пытаются достучаться друг до друга — вполне естественно, и парадоксально лишь на первый взгляд — по мере технического усовершенствования средств общения, реальные возможности для общения становятся острейшим дефицитом. Из множества возникших у меня вопросов: Почему так много матерной брани, которую употребляют люди, явно к ней не привычные и не ощущающие этот специфический языковой приём как нечто органичное? И ещё: Вообще, почему такой вымученный, ёрнический, временами злой, временами отчаянный тон? Что случилось? Неужто вы испугались грядущего конца света?
Может быть, кто-то захочет мне ответить, поскольку я теперь тоже нахожусь в Интернете, но человек новый, возраста преклонного и, конечно, многое меряю устаревшим аршином. А действительно ли точнее этот новый аршин? — но последнее, уже из вечных стариковских вопросов, на которые, наверное, не следует отвечать.
Тускозырный
В самом начале шестидесятых я работал на Магаданском телевидении. Это мода была такая. В то же время там, в «Магаданском Комсомольце», если я ничего не путаю, работал Кохановский. «Мой друг уехал в Магадан». Я часто по делам своей Редакции Детских передач бывал в Облдрамтеатре. И всегда заходил к администратору, которого звали Эммануил Абрамович. Мне тогда исполнилось восемнадцать, и я, попавши на Север, конечно, с энтузиазмом взялся за спирт. У Эммануила Абрамовича, в его каморке, всегда была фляжка со спиртом, и он научил меня пить его не разведённым, не запивая водой:
— Миша, послушайте, пожалуйста, сюда. Научитесь брать от спирта всё, что он может вам дать. И тогда вы получите то, что можно от этого яда получить. Если же вы не хотите этого — не пейте спирт совсем. Это продлит вашу жизнь. Ну, я вам скажу: она будет немножко не так ярко светить, зато дольше. Как вам нравится?
Мне, дураку, хотелось поярче, мне так нравилось. И в своё время я получил, чего и следовало ожидать. Но это к слову. Эммануил Абрамович провёл в лагерях двадцать лет — с 36-го по 56-й. Этот человек никогда не бывал пьян. Знать бы мне, что он-то от спирта получал. Но я этого до сих пор не знаю.
А надо сказать, что в то время я переживал первую в своей жизни драму. Ведь я в Магадане-то очутился, потому что меня бросила женщина. Она была на два года старше меня, но, как это часто случается, уже настоящей женщиной была, а я ещё был пацан. Ей стало скучно со мной. Эта давняя боль сейчас слышится, как далёкая песня, мелодия которой мне очень дорога. Когда мы с Эммануилом Абрамовичем пили спирт, я рассказывал ему об этой женщине, и горевал, и мучился: что она там делает в Москве, главное — с кем! И я даже плакал.
Как-то я зашёл к нему в очередной раз, выпили, и я завёл эту тягомотину, которая ему, видно, здорово надоела.
— Миша, — сказал он. — Послушайте сюда, пожалуйста. Посмотрите на меня.
Я посмотрел. Передо мной сидел лысый, совершенно седой, маленький, сморщенный старичок. Он мягко улыбался.
— Вы, Миша, знаете мою фамилию? — я не знал, не поинтересовался как-то. — Моя фамилия Тускозырный. Понимаете?
Я не понимал.
— Дорогой мой. Я уже старый человек. Я был хорошим портным. Шил для Ермоловой, вы не верите? Не верьте. Мне самому теперь не верится. Это было очень давно. Я, вообще, был театральным портным. В Москве. При этом… следите за моей мыслью, пожалуйста. При этом я еврей. Зовут меня, вы знаете как, а фамилия Тускозырный. И что вы думаете? Это легко? Нет! Миша, это очень, очень трудно. Уверяю вас.
Вероятно, такое несчастливое сочетание данных действительно было ему нелегко.
Позднее я узнал, что в 36 году жена Эммануила Абрамовича Тускозырного, который был арестован как немецкий шпион, публично отказалась от него, а к тому времени они уже прожили вместе пятнадцать лет, и у них было четверо детей. Он получил десять лет без права переписки и, не смотря на то, что это означало расстрел, почему-то остался жив, только отбыл в лагерях вдвое больше. Когда же он был реабилитирован, жена прилетела к нему в Магадан. На самолёте ТУ-104. А Эммануил Абрамович отказался встретиться с ней. Причины мне неизвестны. Вернее всего их было много. Одна из них, несомненно, та, что, оказавшись на воле и работая в Магадане, он стал желанным мужем — может ему так подозревалось? — из-за колымского коэффициента. Многие колымчане боялись тогда, что женщины относятся к ним корыстно. Эммануил Абрамович Тускозырный, однако, и детей своих видеть не пожелал. До сих пор мне кажется, что он жестоко поступил. Хотя, кто меня поставил над ним судьёй? Людей такой судьбы и небесный-то суд, наверное, судит особым совещанием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});