В тот же миг всадник налетел на графа, опрокинул наземь: Гилберт увидел мелькнувшие перед глазами подковы лошади.
— Ты жалок! Поднимайся! — рявкнул дир Ваден, осаживая вставшую на дыбы лошадь.
Щелкнула плеть, захлестнув локоть — Гилберт закрыл лицо от удара — и барон рванул на себя, вздернул его вверх с земли. Дир Ваден злорадно расхохотался: приятно посмотреть, в таком беспомощном состоянии сейчас его враг! Он грубо подхватил мальчишку под руку, едва не выдернув плечо из сустава — и подбросил в седло перед собой, пришпорил лошадь.
— Я простил бы тебя, сопляк, если б ты победил меня в честном поединке! — прошипел дир Ваден на ухо. Одной рукой держа поводья, другой обхватил за шею, как тисками, прижав к себе спиной, чтобы никоим образом не позволить пленнику уйти, хотя тот и не мог сопротивляться. — Но ты, гадёныш, обманул меня и подлыми трюками заставил сдаться. Покрыл позором на глазах у черни и двора! Чтобы я — я! — спасовал перед мальчишкой?! Теперь ты за это поплатишься!
Толпа хлынула следом за всадником, самые любопытные зеваки бежали бегом, съедаемые желанием увидеть продолжение зрелища.
Лошадь промчалась через улицу — вынесла на базарную площадь, где в любой час дня толпился народ. Горожане оглядывались с изумлением, едва успевали увернуться от несущегося во весь опор всадника. Подавив попавшие под копыта клетки с домашней птицей и корзины овощей, барон направил лошадь к высокому помосту эшафота. Резко осадил — и швырнул свою жертву на почерневшие доски настила. Законное место для публичной казни.
К эшафоту с разных концов площади поспешила охрана, приставленная следить за порядком торговли. Но увидев барона, замешкались в сомнениях, не решаясь перечить знатному рыцарю.
Соскочив с лошади, барон взбежал наверх по короткой лесенке сбоку от помоста. Как он и желал, толпа взирала на него, затаив дыхание. И барон с упоением принял на себя роль глашатая.
— Радуйтесь, горожане! — заорал он, распахнув руки, точно собираясь обнять каждого и всех сразу. — Ликуйте! Сегодня наконец-то пойман душегуб-чернокнижник!
— Слава Небесам! Смерть ему! Казнить убийцу! — заволновались в толпе.
— Слышал? — вкрадчиво обернулся барон к пойманному. — Народ требует твоей казни!
Дир Ваден рывком поставил графа на ноги, даже пришлось поддержать его, настолько тот ослабел от потери крови. Он грубо заставил Гилберта поднять голову выше, схватив за волосы, чтобы народ смог рассмотреть уличенного чернокнижника. Гилберт подчинился, выпрямился, обвел мутным взглядом людское море, заполнившее всю площадь. И шум поутих. Люди примолкли, увидев бледное юное лицо с тусклыми от боли глазами, заметили, как изуродованы и смяты доспехи, кровавые лохмотья виднеются в прорехах вспоротой когтями чудовища стали. Кровь выкрасила латы в алый цвет.
***
Войдя в город, Гортензия Хермелин направилась прямиком во дворец. Она намеревалась получить аудиенцию у самого короля. Как это сделать, она пока не знала. Но была твердо уверена, что добьется своего. Король озолотит ее за такие вести! Или назначит придворной ведьмой, что тоже неплохо. Или прикажет и то и другое — почему бы нет? Сегодня ведьме всё удавалось! Она втридорого продала княжеских коней в пригородном трактире. По понятным причинам хороших коней нынче просто не достать — и княжеский подарок значительно вырос в цене. Трактирщик тоже был доволен сделкой, поэтому охотно сделал вид, будто оставшийся в номере дракон — и не дракон вовсе.
Фредерике и Мериану Гортензия велела дожидаться сумерек, раньше провести их в город было невозможно. К этому времени ведьма рассчитывала получить особый королевский пропуск, который защитит маленького дракона от солдат, рыцарей и прочих охотников до редкостных зверей. Ну, а если не удастся, в сумерках провести своих подопечных через охрану городских ворот будет всё равно легче, чем пытаться прорваться средь бела дня.
Гортензия радовалась знакомым улицам, не думала она, что ей удастся вернуться в столицу так скоро, да еще с такой великолепной вестью. Мысли ее были заняты речью, которую она произнесет, когда предстанет перед его величеством Стефаном... Но шум, доносящийся со стороны базарной площади, заставил ее отвлечься.
— Что стряслось? — спросила Гортензия, приблизившись к краю шумящего людского моря. Площадь была заполнена толпой горожан. Даже странно — на протяжении стольких месяцев видя вереницы повозок на тракте и переполненный постоялый двор, Гортензия считала столицу наполовину опустевшей.
— Чернокнижника, говорят, поймали, — сообщил ведьме крайний из зрителей, пытающийся хоть что-то разглядеть поверх голов. — Да врут небось. Оклеветал барон парнишку, не иначе.
Гортензию ошарашила эта новость. Неужели вправду схватили хозяина Иризара?.. Но отсюда ничего не было видно, и ведьма решила подобраться поближе к помосту.
Над площадью гремел обличающий голос барона. Ему неуверенным блеяньем вторил королевский судья, подтверждая правильность названных дир Ваденом законов.
Дир Ваден триумфально призывал в свидетели всех, кто был возле здания ратуши. И действительно, многие видели, как этот парень схватился с ужасным чудовищем, видели, как засветились, а после треснули камни в стенах башен, видели, как по его воле сгорели сети, опутавшие дракона.
— Вы все видели, как он летал верхом на той крылатой твари, заявившейся в столицу? Как он напал на монахов, пытавшихся защитить от дракона всех вас? — орал барон. Он уже охрип, стараясь, чтобы его услышал каждый. — Мне же пришлось увидеть вещи более ужасные! Я видел, как этот мерзавец оживлял мертвецов. Собственными глазами видел! И готов подтвердить свои слова под присягой!
— Твое слово против его — не равно ли будет? — бросил кто-то из толпы. — Мало ли кто что увидел, не разобравшись толком... Рыцари вечно собачатся между собой.
— Рыцарь? — взъярился дир Ваден. — Помоечная крыса больше достойна носить это звание, чем он!!
— Уличенный в колдовстве и не имеющий на то разрешения, равно как не состоящий в Гильдии чародеев, лишается права называться рыцарем, а также... — запинаясь, принялся зачитывать по памяти судья.
— Не забывайте об осторожности! — оборвал его барон. — У некроманта были помощники, возможно, сейчас они находятся на площади, среди вас, — он обвел тяжелым подозрительным взглядом толпу, и больше никто уже не решался повысить голос, боясь оказаться в руках стражи.
Дир Ваден обнажил кинжал — и с явным наслаждением принялся сдирать с обвиненного рыцарские доспехи, нимало не заботясь о том, что, разрезая крепеж и вскрывая застежки, грубо задевает раны — и сам добавляет новые.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
