Заручившись поддержкой такого влиятельного человека, как Фридрих Саксонский, Лютер вполне мог рассчитывать на практическое осуществление этих идей. Свое отношение к мессе как к отвратительной мерзости он определил еще в 1522 году, теперь же пошел еще дальше. Месса, провозгласил он, не должна рассматриваться как явление исключительно духовной жизни, потому что она совершается в общественном месте и при большом скоплении народа. В связи с этим он писал курфюрсту: «Я больше не желаю слушать ни о каких закрытых мессах (ибо и закрытая месса оборачивается открытым безобразием). Между тем здесь, в замке есть священник, который в духе самого гнусного идолопоклонства ежедневно служит мессу». Этим священником был тот самый мужественный человек, который не бросил своего поста вопреки всем преследованиям и гонениям. Ионас с Меланхтоном обратились к курфюрсту с ходатайством о скорейшем запрещении мессы, уверяя его, что терпеть далее эту мерзость на земле, вверенной его попечению, никак нельзя. Однако Фридрих еще колебался. Полученные им уроки богословия, кажется, пока не убедили его, что его личная власть простирается столь далеко. Лютер снова взялся за перо, надеясь с помощью своих сочинений разжечь в народе и его правителях мстительное чувство к священникам, отказавшимся отправлять божественную службу по новому уставу — Ordo Missae.
Он, многократно заявлявший, что не нуждается в ином мече кроме Слова, пообещал курфюрсту не прибегать к силе для распространения своего учения. Он и в самом деле отдал предпочтение другим средствам. В том же самом году он отправил пастором в Альтенбург небезызвестного нам Цвиллинга. Однако местный капитул наотрез отказался признать за вновь прибывшим какие-либо полномочия на территории своей епархии. Лютер, узнав об этом, обратился за помощью в муниципальный совет Альтенбурга, большинство в котором составляли приверженцы его учения. Совет вынес постановление, смысл которого сводился к следующему. Учитывая, что муниципальные власти несут ответственность не только за сугубо материальные стороны жизни города, но обязаны также следить за процветанием «христианского братского милосердия», они считают своим долгом «изгнать прочь хищных волков», то есть каноников, «увязших в сетях ложного учения». Глава капитула попытался было сослаться на постановления соборов, однако после соответствующего строгого внушения нехотя признал, что право принимать решения по вопросам внутрицерковной дисциплины принадлежит не соборам, а каждому отдельному христианину. Согласно Писанию, каждый вправе иметь собственное суждение о том или ином учении, каждый вправе признать в волке волка и постараться избежать встречи с опасным хищником. В результате назначение на должность священника против воли местного капитула получил Венцеслав Линк. Курфюрст взирал на происходящее с ледяным спокойствием. Еще через год Лютер лично благословил брачный союз Линка с уроженкой Альтенбурга, жители которого таким образом получили с подачи гражданских властей женатого священника, пылающего ненавистью к католицизму.
Столь многообещающее начало требовало продолжения. В соседнем с Мерзебургом Айленбурге Лютер попытался повторить тот же маневр. Он дважды предлагал муниципальному совету кандидатуру своего ставленника на должность приходского священника и дважды получал отказ. Тогда он обратился за содействием к Спалатину, который благодаря своему положению духовника курфюрста пользовался практически неограниченной властью в решении церковных дел. И Спалатин направил в Айленбург лютеранина Андре Кауксдорфа, которого совет безропотно утвердил. Как видим, Реформатор действительно сдержал свое слово и не допустил никаких насильственных мер: физически никто не пострадал. Светская власть попросту прибрала к рукам церковные дела, вот и все.
К тому же источнику поддержки обращался Лютер и в тех случаях, когда приходилось бороться с инакомыслием в собственных рядах и самому наказывать еретиков. Так, единственный способ образумить Карлштадта он видел в том, чтобы «властью закона и силой меча принудить его к соблюдению благочестия — держат же в клетках диких зверей, прежде заковав их в цепи». Чем же заслужил Карлштадт такую немилость? «Эта земля принадлежит саксонским князьям, а вовсе не Карлштадту, который на ней лишь бесправный гость. Кто же откажет хозяину в праве и возможности в любой миг выставить вон надоевшего гостя или нерадивого слугу? Жалок тот хозяин, которому приходится объяснять слугам причины своих поступков и вступать с ними в юридический спор, ибо он больше похож на пленника в собственных владениях, чем на хозяина, а истинным хозяином в его доме является тот самый слуга». Как известно, Карлштадт сумел привлечь к сотрудничеству иенских печатников, благодаря которым успешно распространял по всей стране литературу антилютеранского содержания. Подпольная типография, возмущался Лютер! Сочинения, публикуемые без ведома университетской цензуры! Какое неслыханное оскорбление! В конце концов он добился-таки закрытия типографии, правда, к самому Карлштадту отнесся достаточно снисходительно. «Прежде всего, — делился он планами со Спалатином, — мы от имени университета призовем его вспомнить о своем долге и приехать сюда, в Виттенберг. Если же он откажется, тогда напустим на него князя».
Карлштадту и в самом деле пришлось явиться в Виттенберг с повинной, однако, едва вернувшись в свой приход в Орламюнде, он как ни в чем не бывало продолжил свою прежнюю деятельность, хотя курфюрст по настоянию Лютера официально лишил его на это права. Лютер решил разобраться со строптивцем на месте. Он очень рассчитывал на свой авторитет, однако местные крестьяне, едва заслышав о том, что их собираются лишить пастора, подняли страшный крик. Лютер разозлился не на шутку: «Ваш пастор? Да вы не имеете никакого права называть его гак! Его не признают ни государь Фридрих, ни университет!» Страсти кипели вовсю, когда в дом эшевена, где Лютер беседовал с прихожанами, явился сам Карлштадт и скромно попросил разрешения присесть. «Прочь отсюда! — закричал на него Лютер. — Знайте, что вы отныне — мой враг и делать вам здесь нечего! Немедленно вон!» Однако паства явно настроилась не давать в обиду своего пастора и набросилась на Лютера, которому в итоге пришлось спешно уносить ноги. Вернувшись в Виттенберг, он дал волю своим чувствам. «Этот человек жаждет одной лишь шумихи и известности, — сокрушался он о погубившем свою душу Карлштадте. — Не Божья слава занимает его мысли, нет. Этот несчастный одержим диа-волом. Поистине, милость Божья нужнее ему, чем любому другому, ибо он погряз в смертных грехах». Одними воздыханиями дело, конечно, не кончилось. Лютер атаковал своими жалобами не одну инстанцию, пока не дошел до Страсбурга, гражданский суд которого вынес постановление о закрытии типографии в Орламюнде и запрете на распространение сочинений еретика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
