— В Царское!
Забираемся внутрь. Уселись. Лошади взяли резво, с гиком за нами казаки… Банщиков весел и непринужден:
— В поезде поспать удалось, Сергей Васильевич?
— Конечно. Человек с чистой совестью всегда хорошо спит.
— Слава Богу, значит мы с Вами немного коллеги. Но я еще, бывает, громко храплю, что соседям по купе очень не нравится. Кстати, вы перекусили чего-нибудь, или сразу с вокзала?
— Честно: сразу с вокзала.
— Значит, предчувствие меня не обмануло…
Банщиков не спеша забрался под свое сиденье и, вытащив тщательно укутанную корзинку, добыл оттуда пироги и бутылку еще горячего чая. Поблагодарив за заботу, я предался трапезе с наслаждением. Оказалось очень кстати.
Дожевав последний пирог, спрашиваю:
— Михаил Лаврентьевич… Цель моего столь неожиданного вызова Вам известна, или я все узнаю непосредственно от Его величества?
— Вполне известна. Пока мы катим до Александровского дворца, как раз предварительно все сможем обсудить.
— Вы действуете по указанию Николая Александровича?
— Безусловно.
— Тогда, чем могу быть полезен? С моей то «неблагонадежностью»?
— Сергей Васильевич, о чем Вы… Какая неблагонадежность? Но, действительно: к делу. Если коротко: с Вашим уходом 3-й департамент преследуют весьма серьезные неудачи. Про инцидент с подачей петиции гапоновцев царю, Вы из газет, конечно, знаете. Затем диверсия на Транссибе. Слава Богу, не раньше на несколько месяцев… Возникающие стачки из чисто экономических буквально по прошествии нескольких часов становятся опасно радикальными, выбрасывают политические лозунги и требования. Итог ясен — нагайки, аресты и… Ответная реакция вплоть до террора.
Связаны эти все неудачи, по мнению Государя, конечно же, со стилем работы Вячеслава Константиновича. Он убежденный государственник, весьма жесткий человек, под его чутким, неусыпным руководством полиция и жандармы неплохо пресекают и искореняют. По факту происшедшего, как говорится. Но вот работа на опережение… С этим, увы, проблемы. И пока просвета никакого не видно. Поэтому…
Перебиваю:
— Мое отношение к методам работы господина фон Плеве, Вы, конечно, знаете?
— Конечно.
— И понимаете так же, надеюсь, по каким именно причинам я намерен НИКОГДА не общаться с этим… С этим господином лично, а тем более по служебным делам?
Вопрос повисает в воздухе…
Баньщиков внимательно смотрит на меня. Наконец отвечает. Тоже вопросом:
— А если Государь Вас попросит, как тогда?
Так же внимательно смотрю на него:
— Михаил Лаврентьевич… Я, может быть, дерзость сейчас скажу, но если речь пойдет о моей работе с господином Плеве под одной крышей, то уж лучше высадите меня прямо здесь! А Государю Императору передайте, пожалуйста, мои верноподданнические глубочайшее почтение и сожаление. Но с этим человеком в одном ведомстве я не буду служить. Увольте!
Баньщиков, чувствуя, как я распаляюсь, неожиданно улыбается, кладет мне руку на руку, которой я нервно сжимаю ручку моего саквояжика.
— Сергей Васильевич, дорогой, поставьте обратно свой саквояж, ради Бога. Никто не собирается Вам предлагать службу под Плеве, или мирить с ним. Придет время, если захотите — сами во всем с ним разберетесь.
Но тогда, полтора года назад, Вы понимаете… Вас просто очень профессионально подставили. Совершенно обдуманно. Даже, если здесь уместен такой термин, красиво. И могу Вас обрадовать, сейчас я уже без сомнения точно знаю, кто именно был режиссером сего многоходового действа.
Молчу. Хотя вопрос так и рвется…
— Это сделал господин Витте.
— Но…
— Да-да. Именно он. Злейший враг Плеве. Его вполне устраивала ситуация, когда два его врага грызутся не на жизнь а на смерть.
— Я!? Я враг Сергея Юльевича? Вот уж…
— Это Вы себя не считали его врагом. А вот он считал. Причем весьма и весьма опасным. И почему, объясню я Вам как дважды два. Вы, милостивый государь, своей так называемой «зубатовщиной», организовывали рабочих практически в профсоюзы. Пусть зачаточные, однобокие, ущербные в чем-то, но для фабрикантов и капиталистов не менее от того страшные. Понимаете чем? Вы же отбирали у них деньги! Для рабочих, конечно, для их детишек, в проголодь живущих, не себе любимому. Но им-то, господам предпринимателям, от этого веселее не становилось. Может быть, это были те самые деньги, которые они планировали отдать эсэрам или эсдекам на дело буржуазной революции!
Другое дело, если бы Вы денежку «отпиливали» себе в карман. С подобными типами они умеют быстро решать вопросы. Полюбовно. Но Вы — тут другой случай…
Вы попытались изменить для них правила игры в государственном масштабе. Вы радели интересы государства и не скрывали этого. Вы доказывали Императору, что государство должно стать арбитром в борьбе труда и капитала. Вы оказались, вдобавок, неподкупным чиновником! Форменной белой вороной! Моральным уродом в их понимании, и были просто обречены стать их врагом.
Да Вы, собственно говоря, и сами, не таясь, вызывали их на бой. Ваша идея сдержек и противовесов — в данном случае «прикормка» рабочих в противовес «нахальной» буржуазии? Вы ведь в письме к Ратаеву черным по белому свои взгляды предельно четко изложили. По пунктам. Чистосердечное признание — царица доказательств, не так ли?
— Но, простите, это же частная корреспонденция! Как оно оказалось… Хотя, про «царицу доказательств» — да… Сильно сказано.
— Поверьте мне на слово, — эта информация ушла не через него. Но, как Вы понимаете, осведомлен о Вашей позиции по данному вопросу не только я. А кто при Государе Николае Александровиче всегда был агентом промышленной и банковской буржуазии? Можно сказать — первейшим выразителем их интересов? Правильно, Сергей Юльевич. И его в Вашем клинче с Плеве больше устраивала, по большому счету, Ваша голова на подносе, любезный Сергей Васильевич. А уж без Вас и с Плеве ему справиться было много легче. Только вот незадача — не успел-с! — Банщиков тонко усмехнулся, — неужели Вы, с Вашей-то проницательностью легендарной, и не догадывались о таком раскладе?
— Догадывался. Но, к сожалению, уже потом, во Владимире… В тот же момент, к своему стыду, должен признаться, эмоции взяли верх, увы. Да и доброхоты разные подсобили…
Ежели на чистоту: позже только я понял, что наступил в столице на нечто большее, чем вся эта история с рабочими союзами. Она то как раз на виду, как и все брожение в рабочей среде. Но есть опасность, укоренившаяся много глубже. И она много опаснее…
Еще за пару лет до отставки, очевидным для меня стал стремительно идущий процесс финансового закабаления России международными банковскими синдикатами. Еврейскими в первую голову. С целью политического подчинения. И его требовалось срочно остановить, поскольку все эти удавки протянулись слишком высоко. Результат этой ползучей агрессии мне видится только один — расчленение и гибель Империи…
А Плеве в этом вопросе просто, простите, ни черта не соображал, не соображает до сих пор и никогда соображать не будет. Поэтому его нужно было срочно убирать. А получилось… Получилось так, как получилось…
И ведь мной были подобраны детальные досье практически на 90 % наших банкиров, отработаны их связи и там, и здесь. Я-то тогда полагал, что это поможет Сергею Юльевичу манипулировать ими на благо Империи, а оказалось… Как я понимаю, это Ваше появление при дворе каким-то непостижимым образом помешало подрывным планам фон Витте?
— В некотором смысле… А досье, о котором Вы упомянули, оно у кого…
— Полагаю, что подлинное уничтожено.
— Подлинное?
— Сохранилась еще и копия. Я, хотя и не имел права, переписывал для себя практически все значимые факты, чтобы иметь возможность спокойно проанализировать дома, когда никто не мешает. По ночам думается лучше…
— И эти записи существуют до сих пор, Сергей Васильевич!?
— Да. Вот в этом саквояже лежит моя синяя рабочая тетрадь. Но Плеве никог…
— Господи! Да оставьте же Вы его в покое, наконец, Сергей Васильевич! Давайте пока забудем о нем. Он и так до сих пор в прострации после того как чудом избежал смерти!
— То есть?
— Готовившееся покушение на министра внутренних дел боевой организацией партии социалистов-революционеров было сорвано месяц назад. Исполнители уничтожены при попытке оказать сопротивление аресту. Все. Кроме главного организатора. Господина Евно Фишлевича Азефа…
Удивились? Понимаю… Пес решил укусить хозяина. Однако, этот тип обманывал и продолжает обманывать не только Вас. Так что не расстраивайтесь сильно… Подонок пока на свободе и даже не догадывается, похоже, что его подлое двурушничество открыто. Ибо перед смертью несостоявшиеся бомбисты рассказали все…
