но важном городе Арам на широком плато к югу от бывшего Сарантия, присоединился ко двору османов в Сарнике, первом крупном городе, оккупированном ими во время наступления, а затем к армии Гурчу Завоевателя (пока не получившего этот титул) пятнадцать лет назад, будучи таким же молодым человеком, как и сам Гурчу.
Он умел обращаться с луком, но в остальном не был воином. Зато обладал другими способностями, которые принесли больше пользы, когда они овладели Ашариасом во всем его великолепии.
Он был высоким, приятным на вид мужчиной. Гурчу тоже был очень высоким, конечно. Хамади выработал привычку в присутствии халифа слегка сутулиться и следовал ей, пока однажды, когда они остались наедине, если не считать немых слуг, Гурчу не сказал ему тихо:
– Нет необходимости стоять вот так. Это может оскорбить меня – то, что ты думаешь, будто я настолько чувствителен, что мне не все равно.
После этого Хамади перестал сутулиться.
Ровесник халифа, способный вести с ним умные беседы, ибн Хайан стал его советником по вопросам отношений с миром джадитов, – с теми его частями, в которые Гурчу не намеревался вторгаться. И поэтому год за годом терпевшие крах попытки отвоевать у Священного Императора джадитов часть земель, чтобы в конце концов прорваться к самому Обравичу и захватить его, как они захватили Сарантий, не были его неудачами.
Увольняли, а иногда и казнили генералов и командующих обозами снабжения. Они винили погоду и расстояние, разливы рек, нарушение субординации в войсках. Ничто из этого им не помогало, хотя иногда и было правдой.
Ибн Хайана не обвиняли ни в одной из таких катастроф. Как и в проблемах с Тракезией, где скрывались Скандир и его мятежники, которые время от времени выходили из укрытий, сея смерть и хаос, а потом снова исчезали. Отправленных туда поселенцев убивали в таких количествах, что это все больше затрудняло… ну, отправку туда поселенцев.
Нет, ни одно из этих возмутительных обстоятельств не ставили в вину Хамади ибн Хайану. Его задачей было улучшать жизнь в Ашариасе и вести дела с теми джадитами, которые хотели вести с ними дела на условиях взаимной выгоды. Он также наблюдал за киндатами. Полезно для торговли.
В задачу ибн Хайана входило возрождение былого величия огромного города дворцов, куполов и садов, базарных площадей, массивных стен и моря; города, в котором давным-давно устраивали гонки колесниц.
Но еще одной частью его обязанностей действительно было формирование и укрепление полезных альянсов на западе. Сейчас большое значение имело сотрудничество с Серессой, истинным богом которой была прибыль, и с быстро набирающим силу Фериересом, чей честолюбивый король хотел раздавить короля и королеву Эспераньи, кажется, еще больше, чем этого хотел Гурчу.
Противостояние врагу друга может скрепить дружбу, сказал ибн Хайан Гурчу перед тем, как отплыл в сопровождении четырех кораблей в порт Марсены. Оттуда он отправился по суше на север, в Оран, ко двору короля Эмери.
Он был хорошим наездником, как почти все ашариты-османы. Он вез подарки, еще более богатые, чем обычно, и весьма конкретные предложения, имея полномочия пойти еще дальше, если возникнет необходимость.
Ибн Хайан путешествовал не тайно. Это было невозможно. Но он и не взял с собой сопровождение, которое обычно полагается высокопоставленному придворному и официальному посланнику. Слишком большим стал бы в этом случае караван, и он двигался бы медленно. Тем не менее с ним отправилось немало телохранителей.
Существовала возможность, что его похитят или даже убьют по приказу Верховного патриарха, если Скарсоне Сарди (будь проклято его имя) узнает, что ибн Хайан здесь, и найдет его. Хамади этого не исключал, но не поддавался страху. Вряд ли его найдут в море, а в Фериересе он окажется на землях правителя, желающего их альянса.
Он был человеком, склонным относиться ко всему философски, и уже не очень молодым. Ему нравилась его работа, его положение и то, что давало это положение и власть в Ашариасе, в том числе достойная жена и несколько наложниц. Он был в меру набожным, здоровым, не имел ничего против путешествий. Он мог бы сказать, что его жизнь хороша и приятна, не зная, что вскоре в ней произойдут события, внутренние и внешние, которые многое изменят.
Король Фериереса вызвал к себе господина Фолько д’Акорси и его делегацию, как только они прибыли в его охотничий домик в Шерво, к западу от Орана, в живописном, поросшем лесом местечке у реки. Им сказали, что он уже ждет их в комнате для приемов. Гонцы заранее предупредили его об их приезде, их кавалькаду увидели издалека на дороге. Их сопровождали на последнем отрезке пути до Шерво, к королю.
Пока они шли по домику, глядя в высокие окна на реку, Фолько сказал, что правители любят так поступать: ставить посетителя в невыгодное положение, даже если рады его принять. А если не рады, то тем более. Чтобы сделать вывод о том, как он справится с быстрым течением событий. Это значит, сказал он, что вас считают важной персоной: многие ждут дни или недели, прежде чем их примут. Рассказывали о том, что некоторые умирали раньше, чем король удостаивал их приема.
Однако Фолько д’Акорси – это Фолько д’Акорси, он дал ясно понять в Оране, перед тем как отправиться в охотничий домик, что представляет Верховного патриарха. Его бы не заставили ждать. Король Фериереса Эмери понимал, что в его нынешних отношениях с Родиасом не все так просто.
Поэтому Ления все еще была одета в запыленные, покрытые пятнами темно-коричневые штаны для верховой езды и зеленую тунику с поясом, когда вошла в комнату для приемов вместе с д’Акорси и тремя другими спутниками. Он сказал, что ей следует пойти с ним, но не объяснил почему. Сапоги у них всех были заляпаны грязью. Ления сняла шляпу. Без особой пользы попыталась расчесать пальцами волосы. Увидела, как Фолько сделал то же самое, пытаясь привести в порядок остаток волос.
Они вошли в красивое помещение с высоким потолком, где присутствовало много придворных; король сидел на массивном дубовом кресле почти в самом его конце. Это был охотничий домик только по назначению и расположению. В действительности он представлял собой еще один дворец, украшенный вместо портретов, статуй и ценных предметов головами добытых на охоте животных. В основном она видела головы оленей и кабанов. В обоих концах длинной комнаты стояли два громадных чучела медведей, поднявшихся на задние лапы. Еще Ления насчитала четыре камина, во всех к концу дня развели огонь. Они заехали дальше на север, чем ей доводилось бывать
