Рельсовая рама образовывала каркас безопасности с открытым газовым двигателем. Варсава не знал возраст этой машины, но предположил, что она относится к доколониальному периоду. Несмотря на стремление кочевников сохранить машину, годы брали свое. Большая часть каркаса безопасности была изъедена коррозией, а блок двигателя покрыт ржавчиной в некоторых местах. Каким-то образом шаманы, используя древние знания и примитивные навыки ремонта, сохраняли жизнь в этом механизме.
Когда Варсава уселся на кожаное сиденье, машина заскрипела, но двигатель послушно пришел в движение. В данной ситуации Варсава считал этот транспорт ценным приспособлением. Восседая на древней машине, Варсава покинул лагерь с горсткой воинов.
Глава 14
По мнению Варсавы бесплодные земли на севере представляли собой гористый, бесформенный участок местности. На пути их следования из раза в раз повторялись унылые пейзажи. Но для кочевников местность выглядела, словно открытая книга, ведь они знали здесь каждое дерево и каждый камень.
Они прошли шесть километров пока не достигли зарослей иссохшей акации. Они ничем не отличались от остальных, встречавшихся им ранее. Однако именно эти три куста имели большое значение для кочевников. Варсава внимательно слушал их пояснения, собирая информацию в базу данных, встроенную в шлеме.
Дерево, говорили они, указывает на хорошо известную дорогу — линию, которую Варсава едва различал под слоем песка. Убедившись, что здесь не проходили мертвецы или Гнилостная пехота, кочевники продолжили путь.
Воины, некоторым из которых лишь недавно исполнилось десять лет, показывали следы различных животных: птиц с огромными когтями, коз, змей. По глубине и размеру следов они могли легко определить, что это было за животное и куда оно могло пойти.
В течение двух часов патрулирования окрестностей Гумед обнаружил несколько размытых следов на песке, словно кто-то бежал в противоположном направлении. Исходя из размера шагов, Гумед определил, что многие из бежавших были ранены, один из неизвестных оставил наиболее заметный отпечатки ног.
— Ранения, — заявил Гумед, убирая палец с отпечатка следа. — Много ранений.
— Скажи мне, что это значит, — произнес Варсава, полагаясь на опыт кочевника.
Варсава был профессиональным следопытом. Усовершенствованная память позволяла ему хранить знания для выживания на семидесяти восьми формах ландшафта. Однако эти следы были за пределами его знаний.
— Птицы-хищники. Они редко получают ранения, и если получают, то не так много. Их атаковали, — произнес Гумед. — Видите здесь? Следы указывают на то, что кто-то убегал. Птицы убегали от чего-то на север. Немного самцов, слишком много самок и птенцов. Это говорит мне о том, что многие из самцов были убиты, защищая остальных.
— Это свежие следы?
— Им не больше суток. Чтобы не атаковало этих птиц, оно находится в двух сутках отсюда, может меньше.
Варсава понял. Вне бесплодных земель ничто не могло угрожать устрашающим хищникам, кроме еще чего-то более устрашающего. Похоже, в птиц стреляли, или что-то вступило с ними в короткую стычку. Побежденные хищники бежали на юг, прочь от противника.
— Значит у нас мало времени. Враг близко, — произнес десантник.
— Мы должны предупредить лагерь.
Варсава улыбнулся и поднял болтер в воздух.
— Мы вернемся к сбору.
Кочевники были наготове, когда пришел враг. Противник двигался через поля кактусов прямо на жителей равнин. Четыре тысячи гнилостных пехотинцев, сопровождаемых легковооруженными орудийными платформами. Эхо от скрипа гидравлики и рокот двигателей разнеслись по бесплодным землям. Позади них спокойно двигалась рота чумных десантников.
Двадцать восемь воинов, включая знаменосца, несшего тяжелый штандарт Нургла.
Варсава приказал выстроить стену из вагонов протяженностью почти один километр, подпираемую с флангов горами, а спереди — полем кактусов. Позади находились палатки кочевников.
Варсава не питал иллюзий по поводу нерушимости линии обороны.
Тонкие стенки вагонов не выдержат попадание масс-реактивного снаряда.
Две тысячи храбрецов с Бассика выстроились в тонкую линию перед лагерем. Они противостояли врагу с луками и стрелами, забрасывая противника топориками и стреляя по нему из ружей. На их плечах и головах развивались перья птиц. Их головы были покрашены в красный цвет. Как понял Варсава: красный цвет придавал им грозный вид.
Враг наступал. Их ботинки давили поля кактусов. Звук двигателей перерос в монотонный гул.
Напуганные женщины и дети укрылись в землянках. Они были уязвимы.
Старики сидели вместе и разговаривали о ранних временах и о смерти. Более десяти тысяч кочевников скрывались за выставленными вагонами, наблюдая за полем боя через дырки и просветы. Глубоко внутри лагеря зараженные задергались в спазмах, ощутив приближение зла.
Стоя на одном из горных выступов, Варсава дал знак Гумеду поднять штандарт в воздух. Каждая из групп ответила на сигнал, подняв свои собственные «флаги». Десантник насчитал шестнадцать тысяч всадников. Шестнадцать тысяч птиц с нетерпением ждали своего часа.
— Не рыдайте. Все когда-то заканчивается, — обратился Варсава к Гумеду. — Соберите все свое мужество и сражайтесь как настоящие воины.
Вождь услышал слова Варсавы. Он поднял ружье в воздух и подал знак для наступления. Красный шар пронзил небеса. Шестнадцать тысяч голосов слились в один рев, и кочевники ринулись вперед.
Гнилостная пехота открыла огонь на расстоянии трехсот метров от кочевников.
Лучи лазружей пронзали кактусы и воинов насквозь. Комки грязи били по корпусу вагонов, пока дюжины и дюжины воинов падали, скошенные шквалом огня. Вспомогательные орудия пробивали дыры в вагонах, внося хаос и в без того нагнетенную атмосферу в лагере.
В первый раз в своей жизни Варсава чувствовал страх перед превосходящим противником. Теперь он понимал, что чувствовали его враги при встрече с огромными Астартес. Но все же он ждал, ждал, когда противника полностью захлестнет жажда убийства. Воины кочевников продолжали умирать, отстреливаясь из луков. Варсава ждал, пока враг полностью заполнит территорию внизу. А затем на них ринулись птицы. Словно лавина, шестнадцать тысяч рогатых скакунов, каждый весом в тонну, поднимали огромные клубы пыли своими хвостами.
Огромная волна поглотила гнилостных пехотинцев с фланга. Скакуны врезались в отделения пехоты, опрокидывая и давя последователей Нургла.
Раздавались выстрелы. Топорики взметались и обрушивались на противника. Люди в капюшонах бледного цвета отбивались прикладами ружей и пистолетами, но птицы, словно джаггернауты, топтали захваченных волной пехотинцев.
Рогатые скакуны устремились к орудийным платформам. Они начали клевать боевые машины, словно добычу в скорлупе. Птицы скидывали команды людей с платформ, орудуя своими когтистыми лапами.
Зажатые с фронта и флангов роты гнилостной пехоты дрогнули.
Их стрельбы стала беспорядочной. Молодой воин шестнадцати лет направил скакуна на трейлер с автопушкой, держа два окровавленных мешка в одной руке, словно трофей, и вращая топорик в другой.
Оглядев поле боя, Варсава на мгновение подумал, что кочевники смогут обратить врага в бегство.
Но тут в бой вступили чумные десантники. Они двигались медленно, не торопясь, словно скука заставила их ввязаться в битву.
Они были огромны, словно грузовая машина, а их плечи — шире грудной клетки самого крупного самца рогатых птиц. Они были самим воплощением чумы и казались неуязвимыми.
Топорики и стрелы отскакивали от их грязно-белой брони, слегка задевая колонии бактерий, гнездившихся на эмали. Шлемы противника — с широкими решетками и ужасающими линзами. Их ран сочилась серая и желтая жидкости, но десантники-предатели не обращали на это внимание.
Чумные десантники палили из болтеров, держа их в толстых пластинчатых рукавицах. Последователи Нургла также пользовались тесаками и ржавыми ножами, разделывая плоть противника. Каждый удар тесака или ножа убивал людей на повал. Они продвигались вперед, и Варсава выступил навстречу десантникам Хаоса.
Варсава спрыгнул со своего транспортного средства, когда лучи, выпущенные из лазружья, начали попадать в решетку древнего механизма. Хрупкая вагонетка не была приспособлена под боевого брата Кровавых Горгон. Десантник-предатель выбил каркас безопасности и начал вести прицельный огонь из своего болтера. Поводок обмотался вокруг его кулака, и Синдул начал панически извиваться. Связанный, с мешком на голове, темный эльдар мог лишь мычать от ужаса, не имея возможности наблюдать за битвой.
