и дважды выстрелил доктору Фервурду в голову.
С залитым кровью лицом Фервурд упал. Охрана схватила стрелявшего. Обе пули, выпущенные в упор, пробили череп премьер-министра, но невероятное упорство и воля к жизни, а также превосходная медицинская помощь спасли его.
Менее чем через месяц он выписался из больницы и снова приступил к исполнению обязанностей главы государства. Покушение, казалось, было совершено без мотива или причины, убийцу признали невменяемым и поместили в лечебницу для душевнобольных. К тому времени как доктор Фервурд полностью оправился, спокойствие в стране в целом было восстановлено и полиция Манфреда Деларея повсюду полностью контролировала положение.
Реакция международного сообщества на бойню и последующие меры, естественно, была жестко критической. Возглавила компанию Америка, и через несколько месяцев было объявлено эмбарго на продажу Южной Африке оружия. Более тяжелым ударом, чем реакция иностранных правительств, оказался крах Йоханнесбургской биржи ценных бумаг, падение цен на недвижимость и бегство капитала из страны. Чтобы предупредить это, сразу были установлены строгие правила обмена валюты.
Манфред Деларей действовал в сложной ситуации чрезвычайно решительно и энергично, и его позиции заметно усилились. Он действовал так, как от него ожидали, – не колеблясь и жестко. Не осталось никаких сомнений в том, что он один из старших членов кабинета и прямой наследник Хендрика Фервурда. Он раздавил Панафриканский конгресс и АНК. Лидеры этих организаций в смятении скрывались или бежали из страны.
Восстановив безопасность государства, Фервурд смог обратиться к труднейшей задаче осуществления золотой мечты африкандеров – созданию независимой республики.
В октябре 1960 года был проведен референдум, и чувства – за и против, – вызванные перспективой разрыва с британской короной, были настолько сильны, что явка на голосование достигла девяноста процентов. Фервурд предусмотрительно провел решение, что достаточно будет простого, а не конституционного большинства в две трети, и в день голосования получил требуемое большинство: 850 тысяч против 775 тысяч. Африкандеры откликнулись истерией радости, речами и всеобщим празднованием.
В марте следующего года Фервурд со своей свитой отправился в Лондон на встречу премьер-министров Британского Содружества наций. На этой встрече он заявил всему миру:
– В свете мнений, высказанных другими правительствами стран Содружества наций относительно расовой политики Южной Африки, и в свете будущих планов относительно этой самой расовой политики я заявил остальным премьер-министрам, что после обретения статуса республики моя страна выйдет из Британского Содружества.
Манфред Деларей телеграфировал Фервурду из Претории: «Вы сохранили достоинство и гордость своей страны, и народ будет вечно благодарен вам».
Фервурд вернулся домой, окруженный лестью и преклонением своего народа. В общей эйфории мало кто даже из англоговорящих граждан сознавал, сколько дверей закрыл и запер за собой Фервурд и какие холодные, мрачные ветры, предсказанные Макмилланом, будут дуть над южной оконечностью Африки в предстоящие годы.
* * *
Добившись благополучного запуска проекта создания республики, Фервурд наконец смог заняться созданием собственной преторианской гвардии для защиты и продвижения этого проекта. Эразмус, прежний министр юстиции, который в период чрезвычайного положения действовал без нужной жесткости и решительности, был отправлен послом в новую Римскую республику, и Фервурд представил правительству двух новых членов.
Министром обороны стал Бота [301], депутат от избирательного округа Джорджа в Кейпе, в то время как на посту министра юстиции Эразмуса сменил Балтазар Йоханнес Форстер [302]. Шаса Кортни хорошо знал Форстера и, слушая его первое выступление в качестве министра правительства, думал о том, как он похож на Манфреда Деларея.
Они были примерно одних лет, и, как и Манфред, Форстер во время войны был членом крайне правого крыла антисемитской пронацистской организации «Ossewa Brandwag». Официально считалось, что все годы войны Манфред провел в Германии, хотя он всегда молчал об этом периоде своей жизни, а Джон Форстер провел войну в концентрационном лагере Сматса Коффифонтейн.
И Форстер, и Деларей учились в Стелленбосском университете, цитадели африкандеров, и их политическая карьера развивалась параллельно. Манфред впервые попал в парламент во время исторических выборов 1948 года; Форстер прославился тем, что на тех же выборах оказался единственным в истории Южной Африки кандидатом, проигравшим с разницей в два голоса. Позже, в 1953 году, он отомстил за себя, получив в том же самом избирательном округе Бракпан большинство в семьсот голосов.
Теперь, когда они сидели за длинным столом в зале заседаний правительства, их сходство казалось разительным. Оба крупные, с бульдожьими чертами, оба упрямые, решительные и жесткие – образец истинного бура.
Форстер подтвердил это впечатление Шасы, когда заговорил, агрессивно подавшись вперед, уверенный и красноречивый:
– Я считаю, что мы ведем смертельную борьбу с силами коммунизма и не можем искоренить подрывную деятельность или предотвратить революцию, соблюдая правила Квинсберри [303]. Мы должны отбросить старинный принцип habeas corpus [304]и вооружиться новым законодательством, которое позволит нам опережать врага, арестовывать его предводителей и помещать их под стражу, лишая возможности причинять вред. Это совсем не новая концепция, джентльмены.
Форстер улыбнулся, и Шасу изумило, как эта озорная улыбка осветила мрачные черты его лица.
– Все вы знаете, что я без всякого суда провел годы войны в заключении. Позвольте сказать прямо – это сработало. Это уберегло меня от неприятностей, и именно так я собираюсь поступить с теми, кто хочет уничтожить эту землю, – оберегать их от неприятностей. Мне необходимо право без всякого суда задерживать на срок до девяноста дней любого человека, известного мне как врага государства.
Это было великолепное выступление, и Шаса испытывал даже некоторое искушение согласиться с Форстером, тем более что его взгляды на будущее вовсе не были оптимистичными.
– В данный момент у меня две главные заботы, – серьезно говорил он коллегам. – Первая – эмбарго на продажу нам оружия, наложенное американцами. Я считаю, что другие страны вскоре подчинятся давлению американцев и присоединятся к эмбарго. И однажды мы окажемся в нелепой ситуации, когда Великобритания откажется предоставлять оружие, необходимое нам для самозащиты. – Сидящие за столом заерзали и недоверчиво посмотрели на него. Шаса заверил: – Нельзя недооценивать истерию американцев по поводу того, что они называют гражданскими правами. Не забывайте: они послали войска, чтобы водворить черных учеников в школы для белых. – Это воспоминание
