- Берта - очень милая старуха, - продолжала чесать языком Франциска. - С ней, правда, очень тяжело общаться. Она совершенно глухая. И ещё она курит, но мне это почти не мешает. У нас многие этим... балуются, - призналась она. - Но зато она так бережно относится к Микки! И готовит прекрасный кофе. Мне не нравится Москва, но в этом доме я чувствую себя в безопасности...
- Вы уверены? - не удержался Власов.
- Я разбираюсь в людях, - уверенно заявила фрау.
Навигатор издал возмущённый писк: машина проскочила нужный поворот. Возвращаться пришлось по сложному маршруту с проездом через какие-то тёмные дворы. Фридрих полностью сосредоточился на дороге и довольно невежливо прервал фрау, попытавшуюся было возобновить разговор. Та решила обидеться и замолчала совсем.
Зато, выбравшись из дорожной ловушки, Власов попал в "зелёную волну" светофоров. Дорога, в виде исключения, была относительно свободна, так что ехать можно было практически без остановок.
Абстрагировавшись от недовольно сопящей женщины на соседнем сиденье, Фридрих позволил себе вернуться к своим размышлениям.
О разбитом целленхёрере и телефонном звонке думать больше не хотелось: всё, что мог сделать Власов в этой ситуации - как можно скорее известить Никонова о происшествии и отдать ему аппаратик. Разумеется, с условием: держать его, Фридриха, в курсе дела...
Потом его мысли приобрели более абстрактный оттенок. Всплыли - и не хотели идти прочь из головы - слова американца о победе и поражении в споре. Надо признать, решил Власов, что определённый смысл в них есть. В самом деле, что толку быть правым, если твоя правота отвращает слушателя и настраивает его против истины? Не стоит ли и в самом деле подслащивать пилюли? С другой стороны, сколько не добавляй сахара в целебную микстуру, она всё равно не будет столь же сладкой, как чистая патока... Вообще говоря, - решил про себя Фридрих, - дойчи не умеют одного: убедительно лгать. Они всегда проигрывали в этом важном умении тем же англосаксам (которых, похоже, вообще не интересует истина). Это признавал даже Хитлер, призывавший учиться пропаганде у англичан. Власов вспомнил о различии между юридическими системами Райха и западного блока. Дойчская правовая система основана на понятии объективной истины, дело суда - её установить. Англосаксонское же "общее право" понимает процесс как судебный поединок: его выигрывает тот, кто продемонстрировал лучшее ораторское искусство, чем его противник. Умение выдать черное за белое вызывает восхищение; чем тяжелее преступление и несомненнее вина, тем большим авторитетом пользуется адвокат, добившийся оправдательного приговора заведомому душегубу, и тем больший гонорар он получает, словно бы сделал чрезвычайно полезное для общества дело. Либеральные демагоги любят сравнивать профессии адвоката и врача, который-де тоже должен оказывать помощь независимо от моральных качеств и заслуг пациента. Однако ни один настоящий врач не доказывает, что больной якобы здоров и должен быть выпущен из инфекционного отделения или сумасшедшего дома... Похожая ситуация и в образовании: дойчская система - опять же так или иначе воспринятая континентальными европейскими народами, включая Россию, - предполагает усвоение объективной истины, когда учитель говорит, а ученики слушают. В западных же школах и университетах центром образовательного процесса является обучение полемике. Или, скажем, отношение к торговле: дойчи считают важнейшим фактором качество продукции, которое говорит само за себя, а скунсы во главу угла ставят рекламу. В результате, - мысль Фридриха потекла по привычному руслу, - обе великие цивилизации Европы пришли к противоположным политическим системам: национал-социализму, основанному на научной антропологии и расовой биологии, и западной плутократии, основанной на изощрённой манипуляции мнением толпы...
Уже подъезжая к дому на Бутырском Валу, он вспомнил старухино "вы придёте ещё". Интересно, будет ли у него повод к этому визиту? Старуха прекрасно знает всю местную либеральную тусовку - благо, работает по ней много лет. Но согласится ли она сотрудничать? И если да, то на каких условиях? Хм, а может быть, задействовать покладистого майора? Но тут опять встаёт вопрос об условиях... Как ни крути, - решил он, паркуясь, - сначала нужно получить информацию о погибшем, а потом уже что-то решать.
Фрау Галле вышла из машины, не попрощавшись. Фридриха это вполне устроило: дуться и (подумать только!) ревновать она может сколько угодно, все равно деваться ей теперь некуда.
Вернувшись к себе, Власов для начала занялся своим трофеем. Криминалистическую экспертизу на дому он провести не мог, да и не собирался. Однако, он заново просканировал микросхему в аппаратике, узнал её уникальный номер и сохранил все эти сведения у себя в нотицблоке. Вряд ли эта информация будет ему чем-то полезна, но всё-таки. Записи звонков он тоже скопировал на нотицблок.
Дальше он сосредоточился на том, что хотел бы узнать у Никонова. Первым делом хорошо бы получить сводку происшествий по городу. Вообще говоря, такие вещи в ведении крипо. Впрочем, весьма вероятно, что как раз та смерть, которая его интересует, уже и без просьб извне попала в поле зрения ДГБ. В таком случае, неплохо будет, если он сам продемонстрирует определенную осведомленность - тогда шансов, что майор скажет правду (и возможно даже всю правду) намного больше. Едва ли по каналам Управления уже есть какая-то оперативная информация, значит, надо реконструировать происшествие по фразе из трех слов. "Наш друг умер", - сказал Эдик. Не "найден мертвым". Значит, смерть, скорее всего, произошла на глазах у каких-то свидетелей - или таковые подоспели сразу после. И это не был, скажем, сердечный приступ: от внимания Фридриха не укрылась пауза, когда Эдик заменил нейтральным "умер" готовое вырваться слово. Итак, смерть была насильственной. Или, возможно, закамуфлированной под несчастный случай. Какая-нибудь упавшая с погруженной во тьму крыши сосулька. Вполне реальная опасность при такой слякотной погоде... Или машина. Занесло на скользкой дороге. Бывают варианты поизящнее - когда срывается с тормозов и скользит под горку тяжелый грузовик. В кабине никого нет, никто не виноват... хотя либералы, конечно же, сразу заподозрят руку ДГБ. Фридрих, однако, изрядно сомневался, что Департамент к этому причастен. Хотя отдельные его сотрудники, действующие ради собственных целей - может быть.
Раз уж выпал случай побеспокоить майора, о чем его еще спросить? Фридрих вспомнил о телефонах, переснятых из записной книжки Франциски. Надо бы ими заняться. Хотя вряд ли, конечно, там что-то существенное... И вот еще что - Марта. Похоже, случайная встреча в троллейбусе оборачивается все-таки на пользу. Марта, пожалуй, единственный человек в либеральной тусовке, которого он может без опасений распросить о Вебере. Видела ли она его неделю назад или, может быть, раньше... Впрочем, возможно, о визитах туда Вебера известно не только либералам?
Фридрих взял трубку и выбрал из памяти аппарата номер Никонова.
Майор отозвался далеко не с первого звонка - Фридрих собирался уже дать отбой - причем отозвался недовольным голосом человека, которого отрывают от важного занятия. Но, услышав, кто звонит, сменил тон на деловитый:
- Сейчас я перезвоню вам.
- Конечно, - согласился Фридрих, разрывая связь. Предосторожность вполне разумная - так Никонов будет уверен, что говорит действительно с Власовым.
Через минуту целленхёрер выдал первые такты песни про Катюшу.
- Прошу прощения, что вынужден снова беспокоить вас, майор. У меня есть срочная информация для вас. Точнее, для отдела по борьбе с наркотиками.
- Вот как? Слушаю вас внимательно, - сказал майор.
Власов вкратце изложил свою историю. Майор почти не перебивал, только в самом конце задал вопрос, точно ли Фридрих уверен, что слышал голос самого Спаде.
- Мне нужна эта трубка. Прямо сейчас, - даже не пытаясь быть вежливым, заявил Никонов, когда Власов закончил. - Не выходите из квартиры. К вам уже едут.
- Нет, - решительно произнес Фридрих. - Давайте так: я вызову своего человека, он встретится с вашим.
- Как говорят деловые люди, к чему нам лишние посредники? Лучше я сам приеду к вам.
- Хорошо, - сдался Фридрих. - Адрес знаете? Впрочем, понимаю, вопрос риторический.
Никонов удовлетворенно хмыкнул.
- Значит, я выезжаю, - деловито сказал он. - У вас ещё есть какие-нибудь сюрпризы?
- Только просьбы и вопросы, - признался Власов. - Мне нужно кое-что выяснить. Вы, полагаю, уже располагаете информацией о сегодняшнем убийстве?
- Убийстве? Каком убийстве? - весьма натурально удивился Никонов.
- По-моему, в Москве совершается не так уж много убийств, - усмехнулся Власов. - Мы же не в Нью-Йорке каком-нибудь. Хотя, в последнее время... Хорошо, если вам нужны уточнения, я имею в виду убийство, совершенное около 18: 40. Жертвою которого стал видный деятель либеральной оппозиции.
