— Было бы сражение на море, — протянул Эйрик Петля, после чего добавил. — А на суше «греческий» огонь может пугать тех, кто духом слаб или за гнев богов и посылаемое ими пламя его примет.
— Да только дружинники Владимира и верные ему князья духом не слабы. Урон огонек им нанесет, опасаться заставит. Гореть заживо страшно. А увидев, что это вышло со стоящими поблизости от тебя в строю, поневоле поболее обычного стеречься станешь.
После высказанного Магнусом мнения остальные немного помолчали. Огег Камень и вовсе развел руками. дескать, тут я вам всем не советчик. Зато Гуннар, тот всегда имел что сказать.
— Простые боевые машины, как их ромеи называют. Те, которые при приступе городов применяются. Только «греческий огонь» не для таранов и осадных башен, а для тех, что навесом камни метают. Заместо каменьев — бочонок с огнем хоть за крепостные стены, хоть в ценрт вражеского строя. Громоздко, сложно, но при удаче дает многое. Ведь камень многих не раздавит, а пламя, оно быстро распространяется, да и разбрызгивается во все стороны.
Бинго! Простая механика, но эффект хорош, по крайней мер, в нынешних условиях. Бешеный всегда был умен, да и историю военного дела с некоторых пор все мои побратимы читывать изволили. Ту самую, классическую, включающую в себя и походы Македонского, и греческие войны, и римские. Ну и относительно недавние. О которых уже византийские «товарищи» много понаписали. Вот и вспомнилось, что «греческий огонь» использовался и таким вот образом.
— Значит, придется нам строить именно такие боевые машины, — согласился я. — И в свете этого особенно важным становится сокрытие того, что у нас есть «греческий огонь». Вопросы? Нет вопросов. Тогда собираемся обратно в город, тут мы все свои дела закончили. Сифонофор замотать шкурами, доспехи, надетые на чучел, забираем и тоже открыто не везем.
— Это почему?
— Потому, Эйрик, что копоть и оплавленности на них могут навести умного человека на верные мысли, — пояснил я важный нюанс. — Лучше уж приложить больше осторожности, чем потом горько разочароваться в ее недостатке. Гуннар, отдавай приказ сворачивать тут все.
Делать тут и впрямь больше было нечего. Сифонофор показал свою работоспособность, бомбочки зажигательные тоже закончились, ну а стоять на морозце… это не для меня. В теплом доме куда уютнее, право слово.
Свернули все быстро, уже через четверть часа наш небольшой отряд неспешно двинулся в сторону городских стен. Ярлы-союзники оживленно беседовали между собой, обсуждая новое и страшное оружие, оказавшееся теперь на Руси. Спешили выговориться, понимая, что больше ни с кем обсуждать это не смогут. Клятва о молчании, она не пыстые слова, к ней тут относились очень серьезно. Особенно к той, которая давалась перед лицом одного их жрецов.
Побратимы тоже зацепились языками, но уже на тему боевых метательных машин, которые имеет смысл строить. Мне эта тема была не так уж и интересна по причине ее изученности, но поговорить все ж надо было. Однако…
— Ярл Хальфдан? — отвлекла меня Рогнеда, подъехавшая на своей смирной лошадке. — Коли не слишком занят, хотелось бы словом перемолвиться.
— Это просто. Все равно жена и побратимы обсуждают то, что лично меня сейчас не очень интересует. Так что слушаю тебя, княгиня.
«Де-юре» настоящая, а «де-факто» бывшая жена Владимира Святославовича лишь улыбнулась при моих словах. Ее сейчас радовало практически все, как и любого человека, сменившего тюрьму, пусть и богато обставленную, на волю, тоже не уровня соломенного шалаша. Да и отсутствие вокруг ненавистных «тюремщиков» тоже о многом говорило. Что тут сказать, расцвела Рогнеда, как цветы под ярким солнцем. И это было хорошо. Во всех отношениях, начиная от чисто человеческого и заканчивая сугубо прагматичным.
— Для начала я снова хочу поблагодарить, — заметив, что я хочу с ходу отмахнуться от уже знакомых слов, она быстро продолжила. — Не за себя, сейчас за сына. Тут ему гораздо лучше. Появились… не друзья, конечно. но приятели. Он не чувствует себя одиноким. Нет излишнего присмотра…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Есть, княгиня, еще как есть. И за ним, и за тобой нельзя не присматривать. Владимир Святославович с Добрыней будут просто счастливы, если с тобой что-то приключится, а Изяслав внезапно вновь окажется в Киеве.
— Излившего присмотра, ярл, — улыбнулась Рогнеда. — Теперешний не мешает жить, в этом его главное отличие. Но я не о том поговорить хотела.
— Я догадался, ведь смекалкой, смею надеяться, Локи не обделил. И могу предположить три направления твоего интереса: Полоцк, использование твоих денег в наших общих делах и конечно дела в Киеве, связанные с великим князем.
Рогнеда пристально посмотрела на меня. А поры бы привыкнуть, что я, пусть и не читаю мысли, но уж анализировать ситуацию и психотипы людей неплохо навострился.
— Да, ты прав, Хальфдан, это то, о чем я частенько вспоминаю. Но деньги, которые я у «мужа» взяла, никакого опасения не вызывают. Ты ими толково распоряжаешься…
— Скорее уж Олег. Недаром его Камнем прозвали, есть у него многие умения, полезные в такого рода делах.
— Князь или ярл, как ты любишь себя называть, и не должен сам вникать в дела казначея. Должен лишь следить за главными вехами, — замечание Рогнеды было близко к моим собственным мыслям, потому я согласно кивнул в ответ. — У тебя с эти все хорошо. Полоцк…Туда, как и в большую часть иных городов, послены отряды дружинников Владимира. Ходят, смотрят. Ищут возможные признаки смуты Без тайеной Стражи тоже не обошлось, знаю я Доброгу.
— Этого я и ожидал. Они не могут поступить иначе. И серьезной поддержки в Полоцке тебе не получить. Наместник и прочие бдят. Единственный выход — предложить все еще склоняющимся в твою сторону начать выдвижение к Переяславлю. Но не сразу, а по частям. Не стоит дразнить цепных песиков великого князя.
Четвероногая скотина, лошадью именуемая, опять изволила сгелка проявить характер. Поэтому некоторое время я с переменным успехом пытался ей втолковать, что есть много кулинарных изысков, на которые ее можно пустить.
Окружающих это, признаться забавляло. Хирдманы наслаждались втихую, а вот побратимы, не улыбок не скрывали. Знали, что рачный никогда с лошадьми особо не дружил. Ну а последнее время особенно. Ну да и не особо их это и волновало. В конце концов, у всех есть свои особенности. А это еще весьма безобидная. К пимеру, Снорри Вещий, тот буквально шарахался от белых волков, если такие попадались. То ли нагадал ему кто-то на рунах, то ли сам чего удумал… В любом случае, коли встречал подобную зверюгу и коли не удавалось сразу прикончить, то ходил с месяц мрачнее тучи, переживал. Видимо, вспоминал Олега с таким же прозвищем и напророченную тому змею.
Ну а я что, я всего лишь на лошадях ездить не люблю. Хотя и умею… кое-как. Меж тем Рогнеда снова заговорила, видя, что конфликт с живым средством передвижения исчерпан:
— Я покажу грамотки, которые буду отсылать в Полоцк. Может ты или кто-то из советников захочет усилить или немного изменить их. Но волнует больше всего мой муж, пусть стервятники заживо склюют его плоть, а кости растащат шакалы. Доколе мне считаться его женой? Может через верных тебе жрецов получится расторгнуть наше супружество? Причины на то есть, видоки подтвердят творившиеся многие годы унижения и непотребства.
— Серьезное намерение, которое я могу понять, принять и серьезно над ним задуматься. И задумался бы еще сильнее, не будь уверен в другом…
— В чем?
— Думаю, что очень скоро он и сам расторгнет этот союз. Помнишь про то самое ромейское посольство, что должно будет прибыть в Киев этой весной? Во-от! Надо еще подумать, стоит ли самим разрывать супружество. Хотя…
Долго разговаривать тет-а-тет с другой женщиной… Нет, подобного явления Роксана точно не могла вынести. Дело тут не в недоверии. А просто в исконном ее змеином ехидстве, что отлично суммировалось с женским любопытством. Вот и на сей раз все то же самое. Сначала ушки навострила. А потом, приблизившись ко мне с другой стороны и пустив свою лошадь как можно ближе к моей, вступила в разговор:
