Однажды он был на охоте и просто упал в осеннюю листву, не понимая зачем ему вставать и куда-то идти. Карнвир скулил, тащил за руку, рычал, наконец сдался и ушел на охоту один. А Бишоп лежал, не чувствуя, как начал накрапывать дождь, как вечер сменился ночью, а звери, не чуя человеческого запаха, безбоязненно приближались к нему и рылись рядом в поисках пищи. Бишоп так бы и замерз, если бы Карнвир не вернулся и не устроил истерику. Схватил рейнджера за сапог и тащил того до самого тракта. Бишопу пришлось подняться, когда Карнвир вдруг решил его пометить, чтобы застолбить своего человека прежде, чем снова уйти охотиться. Выйдя на тракт Бишоп с удивлением обнаружил себя неподалеку от Рифтена, и ноги сами понесли его в Буйную Флягу…
— Сколько? — рейнджер с трудом вынырнул из мрачных мыслей.
— Что «сколько»? — переспросил Векел.
— Сколько всего золота у меня теперь?
Трактирщик на минуту задумался, бормоча и загибая пальцы, наконец озвучил:
— Пес его знает. Может, тысяч пятьдесят-семьдесят. Каждый месяц ведь новые деньжата капают. Твое золотишко можешь забрать в любой момент из Хранилища. С тебя даже процент за сохранность не возьмут — Бриньольф распорядился. Считай это данью уважения Пит.
— Хорошо…
Они какое-то время помолчали, отхлебывая каждый из своей бутылки.
— Ты знаешь, — первым нарушил тишину Векел, — она ведь и гильдии здорово помогла… Одно письмо было адресовано Бриньольфу. Там, помимо заклинаний перемещения и прочего, была наводка на одно двемерское подземелье, где лежали нетронутые Глаза Фалмера… Два гигантских камня, каждый с мою голову, представь себе! Гильдия расквиталась с долгами и сейчас настолько богата, что даже от жирных заказов нос воротит.
— Понятно… — Бишоп почти не слушал трактирщика, развернул конверт печатью кверху и аккуратно разгладил.
— Еще одно…
— М? — промычал Бишоп, надеясь поскорей закончить этот разговор.
— Что произошло в ту ночь?
Рейнджер поднял на Векела темный взгляд, но трактирщик не стушевался:
— Все говорят разное. Что Пит читала заклинание, потом вдруг случилось землетрясение, и из расщелины полезла живая Тьма. Делвин клялся, что место, где вы стояли, она накрыла почти сразу; затопила, как волна — все уже думали, что вам конец. Алдуин рвался в гигантский портал, вас не видно, кругом нежить и драконы, и вдруг — пуф! — и Алдуин просто исчез! Драконы, потеряв своего вожака, улетели, а потом вдруг исчезла и Тьма. Но до сих пор так и не ясно… А что стало с Пит? Ты там был, видел… В смысле, она вернулась домой?
— Я не знаю, — Бишоп допил остатки меда и поднялся, пряча конверт в броню на груди. — Если у тебя для меня больше нет писем, то и мне сказать нечего… Мне пора. Прощай, Векел…
Рейнджер тронул своего волка за холку, и, выйдя за комнаты, они тихо растворились в темноте подземных переходов. Векел долго смотрел ему вслед, наконец откинулся на стуле и покачал головой:
— А говорил «не сломался»… — трактирщик сгреб забытый кошель с золотом и припрятал его обратно в тайник. До лучших времен…
Бишоп вышел на «свежий» воздух Рифтена. Сразу пахнуло знакомой сыростью, рыбой и водорослями. Рейнджер, не глядя побрел по улицам, сам не заметил, как вышел из города и направился к озеру Хонрик, и очнулся, лишь когда неподалеку показался тот самый охотничий лагерь. Бишоп ускорил шаг.
Когда он выскочил из кустов, вспугнув стайку пичуг, ровное зеркало озера словно горело — солнце садилось за горизонт, окрашивая мир в огненно цвета. Бишоп бросил мешок под ноги, опустился на оставленное кем-то бревно. Пальцы сами собой скользнули за пазуху и вытащили конверт. В закатном свете, казалось, что он пылал, и Бишоп почувствовал, как в замерзших пальцах начало разливаться тепло. Он осторожно надломил восковую печать и развернул несколько листов, исписанных мелким ровным почерком.
«Дорогой» — было написано, но затем яростно перечеркнуто.
«Бишоп.
Если ты читаешь это письмо, значит, все прошло в точности так, как я задумала и… зря ты ругал мои планы, честное слово. Ну да, возможно, они не всегда срабатывали так, как задумывались, но в конце концов мы оказывались в выигрыше. И, да… Я позволила себе сказать «мы». Мне кажется, из нас получился неплохой тандем*
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
// *Если ты не знаешь, что такое тандем, мой средневековый друг, то это партнерство, сотрудничество и тому подобное //
Так вот. Возвращаясь к теме письма. Ты наверняка задаешься вопросом, что же все-таки произошло во время последней битвы*
// *А если не задаешься, то просто пропусти следующие два (зачеркнуто) — три абзаца и переходи к строчкам про деньги //
Во-первых, портал.
Сейчас, когда ты читаешь это письмо, портал в наш мир уже закрыт, и слава нейронам — закрыть его надо было обязательно.
Закрыть портал между нашими мирами может только тот, кто полностью прочтет заклинание в здесь, в Скайриме, ведь в нашем мире магия не сработает. Проблема заключается в том, что дочитавший до конца заклинание навсегда останется по эту сторону. Кречет вместе с довакинами должен вернуться на базу и закончить операцию. Тебе чтение заклинания я не могу доверить из-за шашней с даэдра. Остаюсь я.
Ты сам видел, что мой «якорь» — мое настоящее тело — умирает. Иногда задыхаюсь, конечности немеют; думаю, что и до паралича осталось не долго. Отсюда следует логичный вывод: пожертвовать надо именно мной, т. к. я все равно не жилец.
Когда ты прочтешь это письмо, меня скорее всего уже не будет среди живых. Да и среди мертвых тоже, если на то пошло. Я собираюсь… проклятье… Я исчезну… Сотру свой код и код Алдуина из наших вселенных — пусть Скайрим вздохнет с облегчением. Мне придется удалить само наше существование из известных миров, на которые теоретически может подействовать заклинание. Не знаю, как это будет выглядеть, но скорее всего мы просто исчезнем. Я тут прикинула, что в 7 случаях из 10 мы появимся где-то в другом мире. Но это будут уже не ваши проблемы. А может, и нигде не появимся, ведь 30 % — это все еще много, это тебе не мышь накакала. В общем… Это… Это страшно, Биш…
Я всегда старалась жить мозгами и руководствоваться логикой, а не эмоциями, из-за чего меня часто обвиняли в циничности и эгоизме. Но правда в том, что логика — беспристрастна. И оттого кажется циничной. Она работает в обе стороны: как в мою пользу, так и против меня, и в этот раз вышло так, как вышло. Жизнь одного человека (пусть такого невероятно замечательного и крайне скромного, как я) немногого стоит в сравнении с разрушением двух миров. Казалось бы, эта мысль должна меня успокаивать, ведь она так красиво и логично все обосновывает, но… Впервые хочется молиться, представляешь? Не знаю кому — ни в кого не верю, но страшно аж желудок сводит…
Ладно, тебе это не интересно, наверное. А вот что тебя действительно заинтересует…
Не знаю, в курсе ли ты, но о твоих шашнях с даэдра знало много народу, и я в том числе. Надеюсь, ты сейчас не слишком удивлен? Все твое поведение говорило, что ты круто влип, и тебе очень не хотелось таскаться со мной, но пришлось. Потом мне успели намекнуть об этом из моего мира, а потом я увидела кое-что в Свитках. Свитки показывают прошлое, настоящее и многие варианты будущего этого мира, но вот беда… Они не могут показывать то, что касается других планов и деяний даэдра. Я знала, что ты с кем-то повязан договором или сделкой, но не знала с кем именно. Пришлось действовать вслепую…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Помнишь ночь на озере? Когда рыба едва не отхватила тебе пол-жопы? Я тогда довольно быстро (и демонстративно — что уж скрывать) напилась снотворным зельем и уснула. Всегда пожалуйста, как говорится. В Свитках я видела будущее, в котором ты бьешь меня по голове, травишь, парализуешь ядом, шаришься в сумке и крадешь дневник или не крадешь и просто сбегаешь, видела, как убиваешь ради него. Точнее ради собственного спасения, ведь в вариантах, когда ты просто сбегаешь, я видела как тебя поглощает некая черная субстанция. Что-то напоминающее живой, очень подвижный мазут. Эта дрянь сначала разрывала тебе грудь, а потом заливалась тебе в рот, уши, ноздри, может и в другие естественные отверстия — тут я не берусь утверждать, но выглядел и кричал ты при этом весьма однозначно. Как человек в агонии…
