Моя любовь была настолько глубока, что я поверила ему, хотя и знала: он великий любовник, а великий любовник умеет сказать женщине то, что ей больше всего хочется услышать. Впрочем, даже теперь я по-прежнему ему верю, ибо наша любовь превосходила обычное влечение мужчины и женщины. Мы оба это знали.
Я продолжала водить пальцами по линиям отметин на его спине. Он слегка поежился — то ли от холодных прикосновений, то ли от щекотки, — потом повернулся со вздохом и поцеловал меня.
— Вообще-то я уже собирался идти, но…
Цезарь вновь заключил меня в объятия, и мы погрузились в пучину страсти.
Забрезжил рассвет, когда он оделся и приготовился уходить.
— Мне уже почти пора возвращаться сюда, — усмехнулся Цезарь, надевая сандалии. Было так светло, что я без труда различала их цвет и количество ремешков.
— Ты можешь посмотреть на него сейчас, — предложила я. — Уже не понадобится лампа.
Взяв Цезаря за руку, я подвела его к маленькой кроватке в соседней комнате, где на спине спал наш сын.
Меня поразил вырвавшийся у Цезаря стон и выражение боли на его лице. Он уставился на малыша, даже опустился на колени, чтобы рассмотреть его поближе, а потом взял мою руку и сжал ее. Очень долго он оставался в этой позе, не произнося ни слова, а потом резко поднялся и направился к двери. Уже у порога Цезарь обернулся и бросил на меня печальный взгляд.
— Это истинный я, — прошептал он.
После чего ушел.
Глава 23
Я стояла в саду у каменного фонтана и смотрела, как восходит солнце. Я выждала в своей комнате, пока Цезарь покинет виллу, и выскользнула из спальни, не в силах дожидаться пробуждения остальных. Я устремилась навстречу голосам проснувшихся птиц. Утренний воздух был свеж и прохладен; статуи, клумбы и живые изгороди окутывала легкая дымка, которую вскоре разгонят солнечные лучи. Я ощущала себя обессиленной от переизбытка впечатлений: долгое путешествие, прибытие в незнакомую страну, а потом прекрасная бессонная ночь. Голова моя кружилась. Я опустила руку в чашу фонтана и плеснула воды себе в лицо. Жаль смывать его поцелуи, но что поделаешь.
Потом я села на одну из каменных ступеней и подумала: наверное, следовало бы свято хранить не только память, но и реликвии той ночи — никогда не умываться, не менять платье и покрывала на постели. Мысль о вечно развороченной постели со священными неприкосновенными простынями заставила меня молча рассмеяться. Мусейон любви — разумеется, нелепая идея, но ведь на миг она пришла мне в голову.
Солнце поднималось выше, и щебет птиц затихал. Как он говорил, «официальные обязанности поглощают целиком»? Когда я увижу его в следующий раз, он будет принадлежать дневному времени, миру римской политики, дипломатии и этикета. Мы вручим друг другу подарки, он пригласит меня на свой триумф, и мы будем обмениваться политическими любезностями. Встреча двух глав государств, ничего более.
Вскоре Цезарь вернулся на виллу верхом в сопровождении внушительной свиты, одетый в тогу столь ослепительной белизны, что я заморгала. На коне он держался с удивительной грацией и исключительно прямо. Возможно, благодаря этому он казался выше ростом. Перед ним шли ликторы со странными связками прутьев, в середину которых были воткнуты топорики. Я знала, что такие связки считаются в Риме символом власти. Количество ликторов показалось мне огромным. Позади Цезаря вышагивал отряд солдат. Это личная гвардия? Телохранители?
Я ожидала его у входа в дом, сидя на маленьком троне, предусмотрительно привезенном из Египта, — ведь было ясно, что без церемоний не обойтись, а просить Рим одолжить мне трон по меньшей мере недипломатично. Оделась я в наряд для обычного, а не парадного приема, поскольку визит считался личным, а на дворе было утро. Признаться, самочувствие мое оставляло желать лучшего, да и внешний вид тоже; воодушевление ночи сменилось усталостью и нервозностью. Право, мне не хотелось видеть его сейчас. Не так скоро. Может быть, в другой день.
Цезарь приблизился. Я вцепилась в подлокотники трона. Он направился вперед, оставив свою свиту позади. Я слышала, как цокают по гравию копыта его коня. Цезарь взирал на меня с седла, и его лицо не выдавало ни малейших признаков узнавания и вообще никаких эмоций. Некоторое время мы находились на одном уровне — он на коне, я на троне, установленном на широкой лестнице виллы.
Потом он одним быстрым движением спешился и неторопливо поднялся по ступенькам, не сводя с меня глаз — темных и бесстрастных.
Ко мне приближался незнакомец, представляющий Рим и окруженный сонмом людей с причудливыми символами власти в руках. Я терпеть не могла топоры, а тут их было множество, и все повернуты в мою сторону. А Цезарь — он казался совсем другим. Неожиданно мне стало страшно. Зачем я вняла его зову и доверилась ему — и Риму? Топорики поблескивали в лучах солнца, издевательски ухмыляясь.
Здесь я была пленницей.
Ликторы остановились, отсалютовали мне сверкающими топориками, развернулись, и процессия удалилась. Вскоре стих даже топот сапог.
Когда я вернулась в комнату, в ней уже незаметно навели порядок: помещение проветрили, постель сменили, полы подмели и развесили повсюду пучки ароматических трав. Все исчезло; бурной волшебной ночи словно и не было. Интересно, видел ли кто-нибудь из слуг, как приходил и уходил Цезарь? Вряд ли. Он наверняка позаботился об этом.
Хармиона уже одела Цезариона, и он играл посредине комнаты с Птолемеем. Все они выглядели хорошо отдохнувшими и исполненными любопытства.
— Что это за солдаты тут маршировали? — поинтересовался Птолемей. — А какие чудные штуковины у них на плечах: забавные связки прутьев с лентами и топориками.
— По-моему, эти штуковины являются символами власти или знаками достоинства должностных лиц, — пояснила я.
И тут же осознала, что мне не помешал бы хороший советчик, знаток римских обычаев и истории. Цезарь, ясное дело, эту роль на себя не возьмет. Но как найти нужного человека самой, не поставив себя в неловкое положение?
— Все здесь так странно! — продолжил Птолемей, радуясь новизне впечатлений. — Деревья невиданные, язык — сплошная тарабарщина, а чуднее всего — эти тоги. Разве в них не жарко?
От дальнейшего развития щекотливой темы мальчика отвлекли слуги: они принесли подносы с едой. Птолемей тут же принялся пробовать кушанья, интересуясь, из чего они сделаны и как называются.
После еды мы отправились гулять по вилле и садам. Всегда интересно получить доступ к чьим-то владениям в отсутствие хозяина. Тень Цезаря незримо присутствовала здесь, в каждой детали сада и домашнего убранства, но самого его не было, и я могла свободно выбирать и не торопиться, если что-то меня особенно интересовало. В детстве меня очаровала история о Психее во дворце невидимого Купидона. Я выучила ее наизусть.
