Краем глаза герцог заметил наблюдающую за ним украдкой королеву. Он тотчас отошел от окна и рассыпался в любезностях перед женой "царственного брата", своей названой "сестрой".
- Вы правы, несомненно правы, герцог, - читая его мысли между ничего не значащих слов, сказала королева. - Он жалок, этот длинный бродяга в латах. Право, отчего бы вам не взять его к себе ко двору в качестве шута?
- Шута? - изумился герцог.
- Ну конечно! Он так смешон. Будет вызывать вас на поединки! Полюбуйтесь сами.
Герцог, мельком взглянув в окно, учтиво улыбнулся.
Как бы ему самому не выглядеть шутом перед этой опасной интриганкой, подумал он и произнес:
- Ваш острый ум, ваше всевластие, убеждает меня в нашем несомненном родстве.
- Еще бы! - усмехнулась королева Лилия, недавняя девица де Триель. - У короля слабые нервы, я предвижу, что мне не раз придется заменять его, как сегодня, хотя это будет для меня так же тяжело, как и для вас: ведь она наша близкая родственница.
- Святая скалийская церковь учит смирению и стойкости, - благоговейно склонившись, проговорил герцог и добавил вполголоса: - Конечно, жаль, прискорбно жаль, что наш брат коронован колдуньей.
С удовлетворением заметил герцог, как сверкнули глаза королевы Лилии.
"Ничего! Пусть помнит о своей роли и скромном происхождении", подумал он. Она же, прищурясь, вспомнила о своем обещании королю.
Придворные дамы и вельможи издали наблюдали за несомненно важной беседой двух представителей дружественных теперь корон.
В зал своей мягкой крадущейся походкой вошел папиец св. Двора Кашоний, алую мантию которого оттеняла сегодня широкая черная лента - знак предстоящего события.
- А вот и вы, ваша святость. Надеюсь, ваше доброе сердце не терзается вынесенным колдунье приговором? - развязно встретил его герцог.
- Я могу терзаться, ваше всесилие, лишь завистью к той, которая, пройдя через очистительный огонь, раньше многих других познает дали небесного блаженства.
- Верьте, ваша святость, блаженство достижимо куда более простым способом, - лукаво заметила королева.
Смущенный папиец св. Двора опустил глаза, молитвенно сложив руки.
Он и возглавил процессию важных особ, идущих к помосту, возведенному в достаточном отдалении от очерченного палачом круга, чтобы не ощущать жара костра.
За папийцем в его мрачно величественном одеянии следовали герцог и королева, которой тот галантно предложил руку. Королева успела накинуть на себя черную мантилью, выражая этим скорбь о своей и герцога осужденной "сестре" Надежанне.
Конечно, подлинная сестра герцога Эльзия выйти из замка не решилась, объятая ужасом от всего здесь происходящего.
На помосте оказалось тесновато от придворных, стремящихся туда подняться, к тому же из учтивости им пришлось посторониться от папийца, герцога и королевы, а вельможи в задних рядах едва не оступились на головы теснящейся на площади толпы, когда раздался крик, что "колдунью" ведут.
Из замка один за другим выходили тритцанские стражи в темных доспехах с алебардами. По сравнению с ними фигурка в серебряных доспехах казалась особенно маленькой и беззащитной.
Однако Надежанна шла спокойно и гордо, вскинув голову в "боевом шлеме" с открытым забралом, через которое виднелось ее прекрасное, как всем казалось, отрешенное лицо.
В толпе шептались, осеняя себя символами скалийской религии.
Надежанна решительно поднялась по новеньким ступенькам к подножию устремленного в небо столба.
Толпа волновалась, подгоняемая тритцанскими стражами и размахивающим рукавами красного балахона Гарантом Полного Успокоения, требуя одобрения предстоящего "аутодафе" со священной казнью.
Послышались отдельные выкрики, обидные для Надежанны. И оскорбляли ее те, кого она только что освободила из-под иноземного гнета!
"Неужели люди в массе своей столь неблагодарны? - с горечью думала Надя. - Даже в ином кристалле Вселенной".
Она уже встала на деревянную площадку и прислонилась спиной к столбу. Палач в красном балахоне грубо схватил ее за руки и заломил их назад, чтобы связать за столбом поданной "помощником" в латах веревкой. Никто не заметил, что "помощник" опустил прозрачное забрало на своем боевом шлеме.
Гарант Полного Успокоения поправил съезжавший набок капюшон, спустился с лестницы, чтобы, не доверяя никому важнейший ритуал казни, самому поджечь хворост поднесенным ему факелом. При этом он шептал полагающуюся молитву всевышнему, которому передавал душу грешницы.
Сушняк сразу полыхнул пламенем. Огненные языки взвились, потом повалил черный дым, наполовину скрыв привязанную к столбу серебристую фигурку.
Обыкновенно жертвы в этот миг начинали кричать. Но на площади лишь слышался треск разгорающихся дров.
В толпе кто-то рыдал, кто-то раздраженно шикал или изрыгал проклятия. Все ждали, когда запахнет горелым мясом.
Пламя поднималось все выше. Но странно, оно продолжало доставать только до пояса "ведьмы", словно та взбиралась по столбу, хоть была крепко привязана к нему за оттянутые назад руки.
Потом движение осужденной ускорилось. Она, неведомо как, но все это видели, без всяких собственных усилий поднималась, скользя вверх по гладкому столбу, словно разгневанная земля не притягивала, а отталкивала ее от себя.
На самом верху Надежанна задержалась, но уже в следующее мгновение, взмахнув, как крыльями, чудом освободившимися руками, стала стремительно подниматься к низким тучам.
Это совпало со сверкнувшей где-то близко молнией и раскатом позднего осеннего грома.
Все, кто был на площади, упали на колени.
Только долговязый помощник палача продолжал серебряным столбом стоять неподалеку от занявшегося огнем опустевшего деревянного столба.
Тритцанские воины сочли недостаточным стоять на коленях и, моля о пощаде, распластались на камнях площади, уронив рядом свои алебарды.
Кто-то из них в страхе крикнул:
- Ведьма!
Надо отдать справедливость, что первым из всех пришел в себя папиец св. Двора Кашоний. В его голове, подобно только что полыхнувшей в небе молнии, сверкнула ужасная мысль, от которой, не стоя уже на коленях, он упал бы навзничь.
Как отзовется Наместник всевышнего на Землии И Скалий на дерзкое бегство "ведьмы" с места казни? Не заподозрит ли он соучастия в этом его, Кашония, не признается ли этот несчастный Кашоний в "камере откровенности" с ее адскими приспособлениями в том, что он будто бы и впрямь поддался уговорам врага человеческого, самого Сатаны, и помог выручить ведьму?
И он решил немедленно провозгласить все чудом, сотворенным самим всевышним. И Кашоний громко крикнул:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
