— Может, вы все-таки меня куда-то приспособите? — недовольно спросил Летчик. — Надоело ничего не видеть.
— Некуда, потерпи. Я нашел практически все обломки, но собрать из них можно только мусорное ведро. Смотри через другой самолет.
— Так они его не запускают. Второй день землю копают. На спор, ничего не найдут!
— Было бы с кем спорить, — пробурчал я, отправляясь за лошадьми, — с тебя и взять-то нечего.
— Я все слышу, — сообщил Летчик.
Стремительный примчался на свист сразу, с интересом проверил мои руки на предмет наличия сухаря и обиженно фыркнул, не обнаружив. Дашкину кобылу пришлось ловить дольше. У нее было игривое настроение, и она не желала подпускать близко, неторопливо отходя и поглядывая на меня.
Ведя обеих лошадей в поводу, я вернулся к ручью, и первое, что увидел, была девушка, лежащая лицом вниз, а над ней склонился незнакомец. Еще двое кинулись на меня сбоку. Выхватив нож, я отбил удар и полоснул первого по горлу. Потом присел, уклоняясь от удара дубинки, и попытался достать второго. На этом все и закончилось. Чем-то тяжелым и очень твердым мне врезали по затылку, и солнце погасло.
С головы сняли мешок и рывком поставили на ноги. Руки были связаны по-прежнему. Я стоял совершенно голый в окружении десятка с интересом разглядывающих меня разновозрастных мужиков, вооруженных копьями и луками. Наконечники, как ни странно, были из кремния. То ли они совсем в каменном веке проживают, то ли железо здесь большая редкость. За спинами у них мельтешили женщины и дети. И от всех нестерпимо несло крысой.
Раньше запах добирался до носа только временами, а теперь они плотно обступили меня. Если бы я был на равнинах, запросто принял бы за своих — типичные одежда и оружие, две тени у каждого. Правда, каких-то болезненно маленьких. Рост большинства мужчин на глаз не превышал метр семьдесят, и вес соответственно ниже обычного у нас. Толстых среди них не было. Все жилистые и явно хорошо питающиеся. Ко всему еще в толпе было несколько огромных крыс — явно боевая форма. Не слишком приятное, кстати, зрелище, когда голый хвост больше чем в полметра длиной и мельтешит под ногами. Впрочем, они привычно ступали так, чтобы не отдавить, совершенно не замечая этого.
Если мужики стояли молча, глядя на меня с видом первооткрывателей нового и очень интересного зверя, то бабы громко обменивались по моему поводу замечаниями. Это явно был один из вариантов Языка. Достаточно архаичный и со множеством слов, которые никто давно не употреблял. Все я не улавливал, но общий смысл тем не менее был вполне понятен. Очень их заинтересовал мой рост, и они обсуждали пропорциональность мужского достоинства и насколько больший размер лучше. Причем приводились примеры явно из практической жизни.
Я попытался, не обращая внимания на тыкающих под ребра пальцами и галдящих хозяев, осмотреться. Это был небольшой мыс на берегу озера. Вокруг разбросано десяток невысоких круглых куполов. Это вещь хорошо знакомая и опять же достаточно привычная для Народа. Землянка, покрытая сверху землей и дерном, — временное жилье. Пока погода теплая, в ней только ночуют и там же укрываются от дождя или снега.
Вокруг росли главным образом дубы. Высокие стволы были почти без ветвей, и только наверху появлялась густая крона. Земля довольно ровная, мыс начинался невысоким холмом, со склона которого сбегал, звеня, ручеек, впадающий в озеро. Все это я успел рассмотреть за несколько мгновений, после чего получил достаточно чувствительный удар в живот.
Еще молодая и вполне симпатичная, будь другая ситуация, девка распихала передних зрителей и яростно что-то орала, пытаясь дотянуться скрюченными когтями до моего лица. Вопли были крайне маловразумительными, но, старательно уклоняясь от ее выпадов и попыток вцепиться ногтями в лицо и пятясь, я понял, что нанес ей ужасное оскорбление, лишив единственного кормильца — великого воина и охотника. Тут на лицах мужиков появилась явная ухмылка. У окружающих мнение о погибшем было явно другое. Я догадался, о ком речь, и мысленно порадовался, что хоть одного успел зарезать.
В дальнейшем истеричном крике прозвучало, что она требует от общины компенсации и справедливости. В частности, моя печень должна достаться ей, как и лучшие куски мяса. Вот это мне сильно не понравилось, и я даже засомневался, правильно ли понимаю. Моментально выяснилось, что все правильно. Остальные женщины дружно возмутились. Общий вопль завис над мысом. Все это начало напоминать спор на базаре в мясной лавке.
С громкими криками, руганью и поминанием предков началось деловое обсуждение, какая часть моего тела кому положена и за какие заслуги. Одна из старух попыталась показать прямо на мне, что за кусок положен несчастной вдове. В руке она держала нож, и я поспешно отодвинулся назад, наткнувшись спиной на стоящих. От мощного толчка между лопатками я невольно отлетел вперед, сбив с ног продолжающую поносить окружающих вдову и сам едва удержавшись на ногах. Крысы дружно заржали. Чувство юмора у них было очень странное.
— Хватит! — негромко сказал седой мужик, стоявший в первом ряду.
Девка в общем шуме, похоже, не услышала. Лежа на земле, она, захлебываясь собственным криком, высказывала очень серьезные сомнения по поводу потенции своего обидчика, вовсе не меня имея в виду, а того, кто толкнул. Достаточно громко, чтобы слышали все, она со знанием дела и упоминанием конкретной ночи сообщила о том, что у него вместо детородного органа малюсенький обрубок, который он отвязывает на ночь и прячет в карман из страха, что его кто-нибудь украдет. От хохота некоторые попадали на землю.
— Хватит, я сказал, — повторил седой.
Не обращая на него внимания, она продолжила красочный рассказ на тему, что мужик иногда забывает вставить член на место, потому что он не особо и нужен, и так и ходит, ничего не замечая.
Седой шагнул вперед и резко ударил ее ногой в висок. Девка без звука распласталась на земле. Если он и не проломил ей голову, то потерю сознания и серьезное сотрясение мозга точно обеспечил. Смех резко прекратился.
— Ты понимаешь меня? — спросил Седой.
— Да, — на всякий случай немногословно сообщил я.
— Я Убийца Приматов, род Крыс, семейство Озерных, аргх, — отчеканил он стандартную формулу.
— Я вижу тебя, — автоматически ответил я такой же стандартной фразой. — Я Живой, род Медведей, семейство Гризли со скал, из Клана Пятипалых. Прости, но я не понимаю слово «аргх».
Он подумал и пояснил:
— Это вроде как шаман и вождь в одном лице. Мое слово высшее для всего семейства. — Он помолчал и тоном начальника продолжил: — Что ты делал на нашей земле, Медведь?
«Какой смысл скрывать», — подумал я и сказал:
— Мы ищем свободную землю для охоты и жилья.
Тишина кончилась, раздался общий яростный крик. Он поднял руку в запрещающем жесте, и крысы замолчали.
— Это наша земля, и нечего вам тут делать. Чужаков мы убивали и убивать будем.
— Извини, но откуда нам было знать, что здесь кто-то живет? Когда едешь по территории Народа, всегда есть знаки рода и семейства. Тебя встретят и спросят, куда и зачем идешь. А вот когда ты нарушишь слово или захочешь взять с земли больше, чем требуется для жизни, тогда и можно пустить кровь пришельцу. Мы много дней идем и никого не видели.
Клянусь, у него глаза загорелись красным, а запах ярости можно было пощупать руками.
— Не таким, как ты, указывать нам, где проходит граница нашей территории и что мы должны делать или не делать. Ваши законы, — он буквально выплюнул эти слова, — нам неинтересны. Мы хорошо помним прошлое.
Еще бы понять, что такое он имел в виду, и было бы совсем замечательно. Явно какие-то старые счеты поминаются.
— Здесь наша земля! — воскликнул большой крыс явно для публики. Он осмотрел меня с головы до ног и продолжил уже спокойно: — Завтра ты умрешь. Очень давно мы не видели таких, как ты. Но мы прекрасно помним. Что ты убил в бою — это хорошо, значит, воин. А воин должен уметь сражаться в боевой форме.
Я кивнул.
— Вот и хорошо. Эти людишки, — он пренебрежительно махнул рукой, — что иногда забредают сюда, просто смазка для зубов. Все будет честно. Никакого оружия, только то, что у нас есть.
— Клык против клыка, коготь против когтя, — пробормотал я.
— Именно, — согласно кивнул аргх. — Если ты будешь хорошо драться, мы потом съедим тебя согласно закону. Сердце даст храбрость, ноги быстроту, печень жизненную силу… ну, сам знаешь.
— Не знаю, — возразил я, — нет такого закона. Народ не ест разумных, и тем более своих — даже из другого рода. За это убивают.
— Это ваши проблемы. — Он засмеялся. — Съесть хорошего врага — это честь. Труса мы есть не станем. Можешь, если захочешь, просто лечь и подставить горло. Тогда сердце, печень и мозг мы не возьмем. Выкинем падальщикам.
