id="id43">
Моногамная психология как травма
Каждый из нас знает людей, которые буквально иссыхают, если не состоят в романтических отношениях, — они грустны, как Хатико на девятом году, их пульс еле прощупывается, глаза едва открываются, а страница в соцсети испещрена заметками в духе "Если любишь — отпусти" и прочими сентиментальными посланиями. Их дела не клеятся, кровь по жилам не бежит, а жизнь — боль. Они гребут на лодке по океану депрессии и только и смотрят по сторонам, кого бы возвести на алтарь их привязанности и в чью бы грудину вонзить ядерный реактор своих ожиданий. Попкорн непременно взорвётся, но перед этим в жизни Хатико будет период в полгода-год, когда и сердце забьётся, и глаза заблестят, и страница в соцсети перестанет быть похожей на пятна Роршаха. Всё это ненадолго. Потом колесо Сансары закрутится по новой.
Благодаря кино и романам представления об адекватности такого образа активно вбиваются в головы людей — отныне это выставляется здоровой нормой. Хотя с точки зрения психологии, это откровенная патология. Когда встречаешь такого человека, он будто вываливает тебе на коленки свою разросшуюся опухоль и ждёт избавительной операции. Но кто будет держать зажим? Кто промокнёт лоб ватным тампоном? Такие операции в одиночку не делаются. Одного — недостаточно.
Несмотря на саркастичность приведённых метафор, всё это действительно реальная и большая трагедия, поскольку касается совсем не единиц, а в той или иной степени почти всего современного западного общества. Психоаналитик Карен Хорни давно указала, что ненасытная потребность в любви — чёткий признак невротической личности. Все эти люди, недолюбленные родителями в детстве, страдают без любви и принятия, без Значимого Другого. Они рьяно ищут того, кто возместил бы им весь дефицит родительского признания в раннем детстве.
"Жажда любви столь часто встречается в неврозах и столь легко распознаётся подготовленным наблюдателем, что её можно считать одним из вернейших признаков существования тревоги и приблизительной мерой её интенсивности. В самом деле, если человек ощущает себя изначально беспомощным по отношению к неизменно угрожающему и враждебному миру, то его поиски любви могут показаться самым логичным и прямым способом достигнуть какого-нибудь расположения, помощи и понимания" (Хорни, 2016, с. 68). "Для невротика обретение любви — это не роскошь, не просто источник добавочной силы и удовольствия, а жизненная необходимость" (с. 75). То есть эта моногамная психология, возникшая в городской семье чуть более ста лет назад, в качестве фундамента содержит патологию — жёсткую нехватку позитивного внимания в раннем детстве. Долгое время лишённые тёплого эмоционального контакта с другими, люди охотно поверили, что когда-то ими непременно будет встречен Тот Самый, кто всё исправит.
Другой показательной чертой современного "моногамного невротика" оказывается его неспособность оставаться наедине с собой — он ждёт наступающего вечера, когда предстоит вернуться с работы домой, как смертной казни, потому что там ему предстоит остаться одному. Его пугает одиночество — всегда и везде. Потому такие люди (которые во множестве известны каждому из нас — их невероятно много) всегда с радостью принимают спонтанные предложения "встретиться прямо сейчас", так как только и ищут возможности покинуть дом. Они всегда тяготеют к человеческому обществу. Даже род деятельности стараются выбрать такой, чтобы всегда быть в коллективе. Без людей рядом у них возникает ощущение собственной незначительности, пустоты внутри, они словно боятся исчезнуть. "У такого человека бывает ощущение затерянности в бесконечной вселенной, и любое человеческое общество доставляет ему облегчение" (Хорни, 2016, с. 76).
Любопытно, что сам феномен Значимого Другого никогда и не был бы открыт, если бы не нуклеарная семья — только в её узких рамках мог зародиться дефицит любящих людей. Этот масштабный эксперимент по социальной депривации на миллионах людей позволил открыть важность привязанности и исследовать феномен детской травмы (см. Перри, Салавиц, 2015). В прошлые эпохи представить такие открытия куда труднее, чем в эпоху современной нуклеарной семьи. Психотерапевты отмечают, что близость воспринимается как потребность, только если её сложно достичь (Перель, 2015, с. 55). Осознать важность кислорода можно только с петлёй на шее. Такую роль в деле познания человека и сыграла нуклеарная семья — затянувшийся эксперимент по изоляции живых людей. Ребёнок, растущий в окружении только двух родителей, доступным для эмоционального контакта из которых оказывается вовсе лишь один, да и то далеко не всегда гарантирующий адекватную чуткость и заботу, вырастает с единственной грёзой — встретить хоть кого-нибудь, кто беспрекословно примет его, окружит вниманием и заботой и даст почувствовать себя нужным. Поэтому в рамках современной семьи "близость стала последней защитой от жизни в изоляции. Наша решимость протянуть руку и коснуться кого-то достигла пика и сравнима с религиозным экстазом" (там же).
Ярким примером того, как принудительная изоляция может приводить к развитию повышенной чувствительности, стал случай с органгутанами в одном из зоопарков. В природе самцы и самки орангутанов ведут одиночный образ жизни, никаких пар не образуют, а лишь изредка пересекаются для совокупления. Когда же самец и самка оказались вынуждены несколько лет прожить бок о бок в клетке зоопарка, то после смерти одного из них оставшийся ещё долгое время демонстрировал чёткие признаки горя (Пейн, Пруденте, 2009, с. 114). Или космонавты, экспериментировавшие с мухой-дрозофилой на орбитальной станции: все мухи очень скоро передохли, и осталась лишь одна, к которой космонавты в итоге привязались и даже окрестили Нюркой. Когда к концу полёта и эта муха сдохла, один космонавт прослезился, а второй — разрыдался. "Это были явно неадекватные реакции, вызванные астенизацией нервной системы", резюмируют специалисты (Лебедев, 2002). Как тут не вспомнить и убитого горем персонажа Тома Хэнкса в «Изгое», когда его единственного друга — волейбольный мяч «Wilson» — унесло в море? Моногамная психология так и работает. Вся эта повышенная чувствительность рождается именно в условиях изоляции. Что это как не травма?
Потребность в ком-то, кто поймёт тебя, полюбит и примет таким, могла зародиться только в дефицитарных условиях нуклеарной семьи. И это же привело к тенденции возложить все свои ожидания только на одного человека, который просто не способен выдержать такого напряжения, что ещё больше травмирует и без того невротизированного человека. Ситуация просто тупиковая.
Вероятно, и такой феномен XX века, как фанаты поп-звёзд — также детище нуклеарной семьи и проявление недоформированной самости индивида (его образа Я) вследствие недостаточного контакта со Значимыми Другими в детстве. Проще говоря, все эти плакаты на стенах, воздыхания о далёком кумире и его идеализация являются индикатором недолюбленности родителями в детстве, из-за чего и возникает этот пресловутый "невидимый друг", который по умолчанию разделяет
